Изменить стиль страницы

От этих невесёлых мыслей его отвлёк голос его невольного собеседника.

– Здесь такая скукотища. Не пойму, зачем начальнику понадобилось ставить в этих местах караульного. Здесь караулить некого и нечего. Он, видимо просто решил от меня избавиться. Ну почему мне всегда достаётся всё самое неприятное? Чем я не угодил ему? Эх, скорей бы закончились все эти склоки, разделался бы побыстрее наш король со всеми этими Кадорнцами, дениянами, светлыми королевами и так далее. Керрод, ты меня не слушаешь? – спросил он, заметив, что «Керрод» опустил голову и теребит пальцами полы своего плаща.

– Нет, нет! Я тебя внимательно слушаю.

– Ты что, думаешь о том, что станешь отвечать начальнику, когда тот тебя спросит. А отвечать перед ним за твою долгую отлучку тебе придётся.

Эти слова окончательно вывели Эдвина из задумчивости.

– А что мне делать? – испуганно спросил Эдвин, поняв, что встреча его с начальником чёрной стражи ни к чему хорошему не приведёт. Эдвин боялся, что он не сможет правильно сыграть свою роль, не сможет толково отвечать на те вопросы, которые, возможно, будет задавать ему начальник стражи. А если раскроется, кто он на самом деле, тогда прощай жизнь и все надежды, которые возлагали на него его друзья.

– Не бойся. Первый день ты поживёшь у меня, а там посмотрим. Я попытаюсь поговорить с начальником, и он, может быть, не станет тебя наказывать.

– Спасибо, – ответил Эдвин, а про себя подумал, что никогда раньше не смог бы благодарить врага.

– Ну, что, пойдём, – сказал караульный, запирая дверь в стене, – Уже поздно.

Он привёл Эдвина к череде переносных домиков‑вагончиков и, кивнув на один из них, произнёс:

– Тебя твои воины искали.

«По‑видимому, это дом Керрода.»

Они прошли длинную цепь таких домиков и остановились у крайнего.

– Входи, – пропустил его вперёд караульный, – Ты здесь давно не был. Всё на службе да на службе. Тяжело быть офицером? Да ещё и в милости у нашего начальника, – сказал он, смеясь, но по глазам его было видно, что он завидует Керроду, что сам он давно мечтает о звание офицера.

Первую ночь Эдвин провёл в доме своего невольного знакомца

Лёжа ночью в постели, он размышлял над тем, в каком положение он очутился, и что ему делать дальше.

«Теперь я Керрод. Я во что бы то ни стало должен играть свою роль. А что мне делать, если меня разоблачат, что мне делать? Бежать… Я должен как можно меньше попадаться на глаза кому бы то ни было из людей… Завтра надо разведать окрестности. Нет, завтра нельзя. Пока я нахожусь на глазах этого стража, я не должен заниматься той деятельностью, которая может вызвать подозрение… А он человек неплохой…»

С этими обрывками мыслей он и заснул.

Эдвин проснулся оттого, что его «сотоварищ», которого, Эдвин узнал, звали Эдгаром, тряс его за плечо.

– Вставай! Тебе на службу пора, а ты всё спишь да спишь! Так можно и всё на свете проспать. И вообще, что это с тобой такое? Ты же всегда вставал раньше других.

Эдвин застонал и показал на грудь, где резко выделялось пятно запёкшейся крови, которую они с Бернаром нарочно не смыли, а теперь при тусклом свете разгоравшегося дня, оно выглядело особенно устрашающе.

– А прости, забыл, – произнёс Эдгар.

Но тут с улицы послышался крик и к ним влетел взволнованный воин

– Керрода, офицера Керрода к начальнику! – крикнул он.

– Ну, вот, – недовольно сказал Эдгар, – Придётся тебе идти. Я вижу, что ты испуган? Я пойду с тобой. Вдвоём спокойнее.

Дрожащий всем телом Эдвин пошёл вместе с ним вдоль цепи домиков. Примерно через полчаса они достигли большого каменного двухэтажного дома. Войдя в дом, Эдгар крикнул слуге, что пришёл офицер Керрод и легонько подтолкнул мнимого Керрода к высокой чёрной двери.

– Иди, – прошептал он, – Меня он не пустит.

Весь трепеща, Эдвин переступил порог и увидел человека, сидевшего в уютном кресле и знаками подзывающего его к себе. Эдвин подошёл.

– Ты провинился, Керрод. И ты сам это знаешь. Но я не стану бранить тебя и наказывать, хотя за самовольную отлучку требовалось бы суровое наказание. А теперь к делу. Ты слышал, что мы переходим на авральный режим работы. Таков указ короля. Говорят, что у стен крепости бродят разведчики светлой королевы. Её вездесущий советник каким‑то образом узнал, что мы готовимся к войне с ними, и теперь их разведчики повсюду. Северяне‑ жители Овионского княжества объявили мятеж. Но это тебя не касается. Нам надо укреплять стражу на южных границах, тебе нужно усилить стражу на своём участке, понял? Теперь обход караульных будет совершаться не два, а четыре раза в сутки. Это всё. Ты свободен. Иди.

И он махнул рукой в сторону двери. Эдвин вышел. Эдгар ждал его за дверью.

– Ну, что? – спросил он, не успел Эдвин выйти.

Эдвин передал ему свой разговор с начальником стражи.

– Опять меня заставят работать, – вздохнул Эдгар, – Хорошо, что с тобой хотя бы всё не так плохо кончилось, как я ожидал.

Эдвин невольно улыбнулся, но попытался скрыть улыбку, глядя на расстроенное лицо Эдгара.

– Большое тебе спасибо, – сказал Эдвин, всё никак не решаясь пожать Эдгару руку, – Я, пожалуй, пойду к себе.

– Как? – удивлённо воскликнул Эдгар, недавнего уныния как не бывало, – А как же дежурство, твои воины?

– Пожалуйста, распорядись за меня. У меня что‑то голова болит.

– Они меня не послушаются. Я не под твоим началом.

– Ну, как знаешь, – сказал Эдгар, – Увидимся на службе! – крикнул он, повернувшись и зашагав в противоположную сторону от Эдвина.

Эдвин медленно побрёл обратно вдоль домов‑вагончиков.

«Что он за человек?» – подумал Эдвин.

Он вдруг отчётливо осознал, что за такое короткое время успел привязаться к Эдгару. И теперь его мысли сами помимо воли возвращались к нему.

«Кто он? Убеждённый фанатик тьмы или простой воин, который защищает свою родину? Или просто человек, которого заставили служить, а ему хочется, как, наверное, всем, мира, человек, который устал от службы и хочет передохнуть? Кто он?.. Да это, в сущности, не важно. Теперь я понимаю, что для добрых сердец не важно в какой стране они находятся, в стране света или в стране тьмы. Если он был бы на нашей стороне, он стал бы хорошим другом».

Размышляя так, Эдвин разыскал свой вагончик и, войдя в него, опустился на жёсткую тахту и задумался.