Маньчжурская наступательная операция продолжалась десять суток. Боевые действия на материке (Маньчжурия, Внутренняя Монголия, Северная Корея) охватили территорию более миллиона квадратных километров. И какие это были километры! Мощные скальные барьеры гор. Таежная чащоба. Непроходимые болота. Безводные полупустыни с песчаными бурями. Залитые летним половодьем глинистые долины рек. Почти полное бездорожье. И свыше 4,5 тыс. долговременных огневых сооружений. И сотни укрепленных военных городков в глубине обороны. И более чем миллионная, фанатично настроенная вражеская группировка войск с ее многотысячными отрядами солдат-смертников.
Вдумайтесь только и сравните. С одной стороны - труднопреодолимое пространство, равное трем таким государствам, как Франция. И Квантунская армия - самое крупное в количественном и лучшее в качественном отношении объединение японских вооруженных сил. И долговременная оборона. И все это рухнуло как карточный домик за десять дней наступательной операции. Впечатляет, не так ли?
Для войны, которую до этого вели американцы с японцами на Тихоокеанском театре военных действий, подобные темпы, размах и результативность были вообще необычными. Без малого четыре года длилась у них напряженная борьба за островные архипелаги и отдельные острова. Неделями, иногда месяцами сотни тысяч американских солдат при поддержке мощного флота и бомбардировочной авиации штурмовали какой-нибудь остров с японским гарнизоном. И когда к весне 1945 года американцы, овладев наконец рядом ключевых позиций, вышли на дальние подступы к Японским островам, окончательная победа представлялась нашим союзникам весьма проблематичной. Как свидетельствуют опубликованные материалы, американское командование рассчитывало сломить сопротивление японцев не ранее 1946 года, а некоторые и этот срок считали слишком оптимистичным и называли 1947 и даже 1948 годы.
И действительно, темпы предыдущих боевых действий и ожесточенное сопротивление противника на всех, даже незначительных с оперативной точки зрения, позициях не позволяли строить иллюзий о скором завершении войны и капитуляции императорской Японии. Тем более что японские вооруженные силы сохранили высокую боеспособность, а на материке, в Маньчжурии и Корее, у них имелась крупная тыловая база с большими запасами продовольствия, вооружения, боеприпасов, с сильной Квантунской армией. В целом к августу сорок пятого года японские сухопутные силы, включая авиационные соединения, насчитывали 5,5 млн. человек, военно-морской флот - 109 боевых кораблей основных классов, военно-воздушные силы - около 6,5 тыс. самолетов. Вот почему последующий этап боевых действий с десантными операциями против собственно Японских островов американское и английское командование считало делом долгим и очень трудным. Как заявил впоследствии премьер-министр Англии Черчилль, операции против самой Японии "предполагали невиданные во время этой войны усилия, и никто не мог определить, во сколько жизней английских и американских солдат они обойдутся и каких материальных ценностей они потребуют"{7}.
Полагаю, все вышесказанное проясняет впечатление, которое произвела на наших тогдашних союзников Маньчжурская наступательная операция советских войск. Да, эти десять дней августа ошеломили не только японское командование и правительство Японии. Американские военные руководители тоже были поставлены перед неожиданным фактом. Советская Армия, сыгравшая главную роль в разгроме гитлеровской Германии, и здесь, в борьбе с империалистической Японией, показала, как надо воевать.
По всем планам и предположениям союзников советские войска должны были бы помочь Америке, Англии и гоминьдановскому Китаю разгромить японских агрессоров. А объективно вышло, что наш удар по Квантунской армии сыграл основную роль в быстрой и полной победе на завершающем этапе войны.
Буржуазные историки и мемуаристы настойчиво стремятся доказать, что вступление Советского Союза в войну с Японией и решение японского правительства капитулировать практически лишь косвенно связаны между собой, что первый факт просто совпал по времени со вторым фактом, что участие советских войск в разгроме Японии носило формальный характер.
По-русски мы подобную позицию называем: "Махать после драки кулаками". Но западные историки, особенно американские, и по сей день пытаются доказать своей читающей публике недоказуемое. Потому-то в их трудах многомесячная борьба американцев и англичан за какой-нибудь остров на Тихом океане занимает гораздо больше страниц, чем Маньчжурская стратегическая наступательная операция советских войск. Хотя остров тот обороняли одна-две японские дивизии, а в Маньчжурии и Корее нам противостояли семь японских и одна маньчжурская армии.
Среди аргументов зарубежных историков значительное место отведено атомным бомбам, сброшенным американцами на Хиросиму и Нагасаки 6 и 9 августа. Утверждается, что именно атомная бомбардировка доказала всем в Японии, в том числе и военному руководству, безнадежность дальнейшего сопротивления. По этому поводу замечу следующее. В августе сорок пятого года мне довелось допрашивать командующего 5-й японской армией и многих других генералов. В ходе допросов, которые часто касались морального состояния японских войск, ни один генерал ни разу не упомянул про атомную бомбу. Даже вскользь. А недавно, работая с архивами 1-й Краснознаменной армии, я опять перечитал протоколы и этих допросов, и других, в том числе - солдат и младших офицеров. Нет, память мне не изменила: упоминаний об атомной бомбе я не встретил в этих документах. Зато о моральном воздействии, оказанном на японских военнослужащих взятием советскими войсками Берлина, вероятным вступлением Советского Союза в войну с Японией и, наконец, началом Маньчжурской стратегической наступательной операции, - об этом говорили все пленные. И генералы; и офицеры, и солдаты утверждали, что воздействие этих фактов было исключительно сильным, что мысль о близком и неминуемом разгроме Японии всегда и всюду связывалась с возможностью "русского наступления в Маньчжурии".
Первые же дни Маньчжурской стратегической операции показали и японскому правительству, и высшему генералитету, и всей армии, что опасения подвергнуться быстрому разгрому не были преувеличенными. Даже наоборот. Ни один пессимист в Японии не мог предположить, что уже на второй-третий день советского наступления японские фронтовые и армейские штабы потеряют управление подчиненными войсками, а к исходу первой недели войны катастрофа и полный разгром станут фактом и вся Квантунская армия превратится в разобщенные, разбросанные на огромных пространствах толпы людей, которые, теряя последнюю артиллерию и обозы, будут сдаваться в плен или уходить в таежные дебри, в горы, в болота с призрачной надеждой отсидеться там до лучших времен. И можно себе только представить, что творилось в то время в Токио, в военном министерстве и других военных учреждениях, где не могли не понимать, что скоротечный разгром Квантунской армии - пятой части всех японских сухопутных сил! - и выход советских танков в Южную Маньчжурию и далее, в район Пекина, поставят в критическое положение другие японские фронты в Северном и Центральном Китае; что все прежние и привычные представления о ведении боевых действий, вся долголетняя практика, приобретенная японской армией в Китае, Бирме, на Тихом океане и в других районах, оказались совершенно непригодными в первом же столкновении с Советской Армией; что, наконец, ни времени, ни пространства, ни крупных сил, достаточных для того, чтобы хоть как-то локализовать или замедлить советское наступление, уже не осталось. И что выход, следовательно, один - признать, что Япония потерпела полное поражение и пришел час капитуляции.
Так, на основе личных впечатлений и различных документальных источников представляется мне та цепная реакция, которая с маньчжурских сопок и равнин, из частей разгромленной Квантунской армии, пробежала до то-кийских дворцов и министерств и в конечном итоге привела Японию к быстрой, полной и безоговорочной капитуляции,