― Да, ― Тиган бросила взгляд на Эйдена. ― Все изменилось. Тебе не стоит идти с нами дальше. Я думаю, тебе лучше остаться здесь с Ройзин.

― Остаться здесь?

Тиган кивнула.

― Моя мама дала обещание Ройзин, и оно поможет ей выбраться, потому что мама была Высокородной Сидхе, верно? Их обещания имеют силу. Если останешься с ней, то тоже сможешь уйти. Возвращайся к Мамио.

― И отпустить тебя и твоего младшего брата к Фэру Дорхэ? За кого ты меня принимаешь?

― За МакКамхейла, ― решительно сказала Тиган. ― Прирожденного врага гоблинов. Ты же знаешь, что Ройзин говорила правду о том, кто мы такие.

― Я понял это, как только она произнесла эти слова, ― сказал Финн. ― Но я должен сдержать обещание.

Верно. Он обещал Эйдену, что не позволит Фэру Дорхэ схватить его… и что они вернутся вместе. Финн был пойман в ловушку обещанием, данным ее брату… который оказался Высокородным сидхе, как и их мама. У него теперь еще меньше выбора, чем раньше. Тиган почувствовала, как внутри нее начинает расти огромная пустота. Финн оказался в ловушке, крепко связанный паутиной и хитростью гоблинов.

― Потому что у тебя нет выбора, да? ― тихо спросила она. ― Есть ли какой-нибудь способ освободить тебя от обещания?

Финн пристально посмотрел на нее, затем покачал головой.

― Эйден! Идем. Пора спасать вашего папу, ― он направился к дверному проему.

Ройзин проводила их до выхода и стояла, плача, в арке, когда они уходили.

― Slán leaf, ― крикнула она вслед, махнув рукой.

― Slán agat, ― отозвался Финн.

― Что это значит? ― спросил Эйден.

― «До свидания», ― сказал Финн. ― Одно от того, кто остается, другое от того, кто уходит.

Эйден начал напевать «I Got a Name». Его голос не был сильным, но он был намного лучше, чем накануне. Деревья и кусты раздвинулись, и появилась тропинка. Этим утром Маг-Мелл казалась такой же счастливой, как и накануне, когда Эйден только пришел со своими песнями.

Яркие феи и спригганы летали между деревьями. Люси отпугивала их шипением или ножом, если они подбирались слишком близко к ее мальчику. Когда она не была заняла, отгоняя других фей, она танцевала в воздухе над Эйденом под его песни, точно поклонница на частном концерте.

Финн мрачно молчал, погруженный в свои мысли, и наблюдал за лесом.

Тиган старалась сосредоточиться на Эйдене, чтобы не пытаться понять, что происходит в голове и сердце Финна.

― Тебе не обязательно так много петь, ― сказала она, когда голос Эйдена начал хрипеть. ― Можешь начать заново, если тропинка исчезнет.

Однако тропинка не только не исчезла, но и повела их через еще большее количество ягодных кустов, где они наелись досыта. Люси погналась за жучком, чтобы позавтракать, а затем поиграла с Эйденом, ловя цветы, которые он подбрасывал в воздух.

Они шли все утро, как вдруг тропинка резко развернулась обратно, и Тиган потеряла всякое чувство направления. Их бутылки с водой снова почти опустели, и они уже несколько часов не видели источника. Да и Тиган сильно сомневалась, что они могут спокойно пить любую воду, которую найдут в этом месте.

Пейзаж становился унылым: много умирающих деревьев и очень мало подлеска, как будто сама почва здесь ядовита. Грибы и плесень росли из коры ― голые ветви и стволы в нездоровой плесени. Тиган не заметила вокруг вообще никаких существ.

Люси устроилась в волосах Эйдена и занялась плетением, время от времени выглядывая и недовольно щебеча. Неподвижный лес, казалось, впитывал звуки, как будто они были поглощены склизкой плесенью и завесами грибов.

Тиган краем глаза уловила какое-то движение, но когда повернулась, то увидела только бледные голые стволы умирающих деревьев. Когда она посмотрела на тропу перед собой, то снова увидела движение. На этот раз она не повернула головы, а попыталась осмыслить то, что видела боковым зрением.

Люди-тени. Они были едва ли плотнее тумана, поднимались из заплесневелой земли, а затем оседали в темноте под деревьями. Тиган взглянула на Финна. Он кивнул. Он тоже заметил движение темных сгустков.

― Эйден, ― Тиган откашлялась. ― Думаю, пришло время снова попеть.

― Нет, ― возразил Эйден. ― Я не хочу петь. Здесь слишком мрачно.

― Знаю, ― Тиган взяла Эйдена за руку. ― Но я все равно хочу, чтобы ты закрыл глаза и спел песню Мамио.

― Хочешь сказать, что здесь есть монстры? ― Эйден огляделся, и Тиган заметила, как он напрягся. ― Это они, ― прошептал он.

― Ты можешь разогнать их, ― Тиган старалась говорить уверенно. ― Спой песню, которой тебя научила Мамио.

Люди-тени становились все более плотными, более заметными.

Эйден начал напевать, и они повернули к нему свои пустые лица.

Высокая тень, которая была ближе остальных, склонилась над Эйденом. Он протянул руку, и Тиган оттащила его назад. Тень растопырила длинные пальцы и прижала ладонь к ее лицу. Это было похоже на прикосновение перьев, которые пронизывали ее кожу и проникали в разум, начиная скручиваться. К горлу подступила рвота. Свет начал меркнуть… а затем голос Эйдена прорезал темноту.

― Atomriug indiu

niurt tríun

togairm Tríndóite.

Свет вернулся, ком в горле Тиган растаял. Человек-тень скользнул назад, растворяясь, извиваясь, возвращаясь к другим темным сгусткам глубже в тени.

Лишайники расползались по голым камням, когда Эйден пел, их крошечные цветы были единственным ярким пятном в пейзаже. Вокруг тропинки, пока он шел, росли поганки, добавляя свои красные шапочки к празднику лишайников. Даже в этом жутком месте Маг-Мелл умудрялась выражать радость, когда Эйден пел.

―… cretim treodatad

foisitin oendatad

i nDúilemon dáil…

Внезапно лишайник покрылся ржавчиной, а поганки превратились в гниль. Жизнь проигрывала в этой борьбе. Вопль ужасного горя пронзил воздух вокруг них.

― Что это было? ― прошептал Эйден. Тени, которые уплывали прочь, снова повернулись к ним.

― Пой, ― сказала Тиган. ― Ты должен продолжать петь, Эйден.

Люди-тени задвигались быстрее. Эйден пискнул, а затем закрыл глаза руками.

― Монстры меня не видят, монстры меня не видят, ― пробормотал он, а затем снова начал петь.

― Получается, дружище, ― сказал Финн, положив руку на плечо Эйдена и направляя его вниз по тропинке. ― Ты справляешься с ними. Продолжай идти.

Плач вокруг них продолжался, и тени выстроились вдоль тропинки, но ни одна не пыталась коснуться их.

Эйден своей песней вел их через мертвый лес до тех пор, пока люди-тени не погрузились обратно в землю, но рыдания усилились, когда прозвучала последняя нота. Эйден убрал руки от глаз и обернулся.

― Кто это плачет? ― крикнул он. ― Я не пел грустных песен!

― Это сама Маг-Мелл, ― сказал Финн. ― Она оплакивает своих детей.

― От этого плача у меня разрывается сердце.

― У меня тоже, ― ответил Финн. ― Но ты должен продолжать петь, дружище. Ты единственный, кто может нас провести.

― Знаю, ― устало сказал Эйден.

Рыдания Маг-Мелл перешли во вздохи, когда деревья закончились у подножия высокого холма. Руины замка возвышались над ним, как осыпающаяся корона.

― Я больше не могу петь, ― сообщи Эйден. ― Во рту пересохло.

― Все в порядке, ― ответила Тиган. ― Ты хорошо поработал.

― Знаю, ― сказал Эйден, явно гордясь собой. ― Я могу победить любого монстра. Вот какой я потрясающий.

Они поднялись к основанию старой крепостной стены.

― Вы слышите? ― спросила Тиган. Это был голос ее отца. Он рассказывал историю, как будто его слушала комната, полная дошкольников.

Они побежали, ориентируясь на голос, пока не нашли отверстие, где ворота прогнили. Все трое пробрались в место, которое когда-то было садом.

― Папа! ― крикнул Эйден.

Мистер Уилтсон сидел на камне. Глаза у него покраснели, губы пересохли и потрескались. Эйден обнял отца за шею, но мистер Уилтсон, казалось, не видел и не слышал его.

― Папа? ― Эйден встряхнул его, но мистер Уилтсон просто продолжал рассказывать свою историю, ни к кому не обращаясь.