ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я выхожу из бара и провожу рукой по волосам. Это Анджела Хаттон? На протяжении многих лет я создавал в своей голове образ семьи Хаттон, и одной пьяной тирадой она уничтожила все, во что я хотел верить о них.

Она не только пришла на час раньше, но и обвинила меня в опоздании. Громко. Сидя там не с одним, а с двумя мужчинами, в то время как Ник Замечательный на другом континенте, держит ее за руку, в трудные времена. Даже я улыбнулся, когда прочитал его сообщение, и, по словам моей сестры, я холодный ублюдок без сердца.

У меня нет времени для мошенников. Нет. Может быть, эти парни были друзьями Анжелы… но что-то говорит мне, что они намного ближе.

Все это взаимодействие — еще одно доказательство того, что люди отстой. Мы эгоистичны, самодовольны и готовы обмануть друг друга, чтобы получить то, что мы хотим. Чем старше я становлюсь, тем больше мне кажется, что моя семья — последний оплот добра в этом мире. Все остальные участвуют в гонке на дно.

Я думал, что Хаттоны были лучше, чем это, со всей их бизнес-моделью, основанной на благополучии своих клиентов, благотворительности и отдаче обществу.

Я думал неправильно.

Анджела Хаттон громкая. И грубая. У нее нет цензуры, и что за женщина тусуется с двумя мужчинами, когда сообщение ее парня достаточно милое, чтобы тронуть, даже кого-то такого циничного, как я? Она не лучше, чем все Мелинды мира, и эта правда разрушает мою последнюю надежду на человечество в целом.

Качая головой, я прохожу через парковку, сажусь в машину и включаю мой телефон. Кто скажет незнакомцу, что ее профессор колледжа сказал, что у нее имя стриптизерши?

Мой разум вызывает в воображении образ Анжелы на заоблачных каблуках, эти огненные волосы, рассыпающиеся по ее сиськам, когда она крутится и извивается вокруг шеста…

Говорят, я ангел, я воображаю ее шепот.

— Если бы только ты не была дьяволом в реальной жизни. — Я смотрю на вход в бар, переворачивая телефон в моих руках.

Что она подумает, когда придет на нашу завтрашнюю встречу, а я буду тем парнем, который ее ждет? Вспомнит ли она, что сказала мне сегодня вечером? Вспомнит ли она, как называла меня сомнительным и скользким?

Вспомнит ли она, как говорила мне, как сильно она боится всего этого?

Я мог бы сказать ей, кто я такой. Может быть, я должен был.

Но она была либо слишком пьяна, либо слишком ужасна, чтобы обеспокоиться этим. И если это последнее, я одержу верх на завтрашней встрече.

Еще пятнадцать минут назад я был готов сделать все возможное, чтобы отель «Хаттон» жил долгой и счастливой жизнью. Сейчас? После того, что было? Я не уверен, где я нахожусь в своем решении. Я не буду поступать с ней грязно, но… несмотря на теплые воспоминания, которые у меня остались об этом месте, если это тот человек, который принимает решения, меня нужно будет долго убеждать, прежде чем я одолжу им миллионы долларов.

Мой телефон включается, и я нажимаю на значок карты, чтобы вернуться в отель, игнорируя ошеломляющее количество ожидающих сообщений. Все, кто заинтересованы в разговоре со мной, могут подождать, пока я не окажусь в своей комнате. Это не может быть хорошей новостью, и я не справляюсь с кризисом из своей машины. Не после того, что только что произошло в баре с его дурацким названием. «Пакт»? Какой мудак называет бар «Пактом»?

Положив телефон на колено, я завожу двигатель и выезжаю с парковки. Я хочу выкинуть разговор из головы, но продолжаю его пережевывать.

Скользкий?

Сомнительный?

Она ничего не знает обо мне.

Она та, чей бизнес находится в ситуации, когда ей нужно соглашаться на встречи с сомнительными парнями, как я. И подумать только, я боролся с Брэнсоном, чтобы убедиться, что он не отдаст эту работу Джордану Клементу.

Потому что вот он сомнительный. Он скользкий. Просто так получилось, что я умею заключать сделки.

А теперь? Может быть, я не буду так сильно заботиться о том, чтобы сделать сделку честной по отношению к ней. Все это взаимодействие было похоже на то, как герой детства пинает щенка. Годы добросовестности разрушены.

Напряжение пульсирует в моей челюсти, шее, плечах, и я барабаню пальцами по рулю. Негативные мысли закручиваются и закручиваются, подпитывая мое разочарование, пока я не понимаю, что я только что куда-то заехал и понятия не имею, где я.

Черт! Я хлопаю по приборной панели, сжимая челюсти и стискивая зубы.

Твой гнев не соответствует ситуации.

Слова приходят в голову, как друг с нежеланным — хоть и точный — советом.

Я резко выдыхаю, въезжая на парковку, и опускаю голову на руки. За моим лобовым стеклом океан простирается на многие мили, сверкая в лучах вечернего солнца. Со вздохом я выхожу из машины и прислоняюсь к капоту, глубоко вдыхая свежий воздух, закрывая глаза, когда ветерок касается моих висков.

Стремясь отвлечься, я проверяю свои сообщения, сразу же отправляясь в семейный чат, который, по-видимому, взорвался, когда у Грязного Ангела был мой телефон. Я прокручиваю страницу, пока не натыкаюсь на изображение Мелинды, сидящей на коленях у своего личного тренера и кусающей его нижнюю губу. У меня отвисает челюсть, и я громко смеюсь.

Думаю, я был прав насчет того, что она мне изменяет. Поди разберись, она поделилась новостями самым драматичным образом.

Я прочитал сообщения, посмеиваясь, когда мой брат, сестра и двоюродные братья позволили ей это. В мире, стремящемся к плохому, они никогда не перестают напоминать мне, как выглядит добро. Когда я дохожу до конца разговора, я сразу же начинаю новый чат со своей семьей, за вычетом «Будущей миссис Купер».

Я: Хорошо, что так получилось.

Чарли: Черт возьми, Медведь. Я волновался. Ты никогда так долго не отвечаешь.

Коннор: Ты в порядке?

Бреннан: Скатертью дорога, вот что я говорю

Лили: Мне так жаль!

Я: Я предвидел, что это произойдет. И не похоже, что она была чем-то большим, чем отвлечение.

Чарли: Все еще отстой. Ненавижу это за тебя.

Коннор: Она мне никогда не нравилась, но все твои «отвлечения» только создадут еще больше таких ситуаций.

Лили: Будь милым!

Коннор: Я веду себя хорошо. Нормально говорить плохие вещи о плохих людях, и вдвойне нормально беспокоиться о здоровье и благополучии моего брата.

Бреннан: Как дела во Флориде?

Я: О, это происходит…

Чарли: Ой-ой. Звучит зловеще

Лили: Все в порядке?

Я: Я просто скажу, что это были сумасшедшие несколько часов. Для начала, я пишу вам с совершенно нового телефона.

Бреннан: Но ты только что купил новый телефон.

Я: А теперь у меня есть еще более новый телефон. Без разбитого экрана. Как я уже сказал… грубое начало.

Чарли: Полагаю, это означает, что все может стать только лучше.

Я: Ты говоришь совсем как мама.

Коннор: Как будто это плохо.

Я ухмыляюсь, затем выхожу из разговора, пропускаю сообщение от Мелинды и открываю чат с Анджелой, потому что, как она смеет обвинять меня в опоздании. Я не видел ее сообщения, потому что мой телефон был выключен, точно так же, как она не видела мое, потому что ее телефон был выключен. Мне кажется, либо никто не виноват, либо мы оба виноваты, но у нее нет повода, чтобы обвинять меня.

Хотя, вне контекста, мои односложные ответы кажутся короткими, отрывистыми и откровенно грубыми. Конечно, когда я их отправлял, я был в основном голым, но она этого не знает. Если бы я был собеседником в этом разговоре, у меня сложилось бы не самое лучшее впечатление обо мне. Качая головой, я закрываю экран и засовываю телефон в карман. Вот почему я не вмешиваюсь в отношения. Работать легче. Безопаснее.

Хотя эти конкретные отношения — это тоже работа, и я точно не убиваю их. Но это не моя ошибка. Анжела все испортила, будучи дерьмовой и грубой. Может быть, если бы она позволила мне вставить слово, мы могли бы все выяснить и хорошо посмеяться, пока я все еще был в баре.

Точно, только я, она и двое мужчин, с которыми она изменяет Нику Прекрасному.

Трахни меня. Я не смог бы придумать это дерьмо, даже если бы попытался.