Глава 10

Утром Дозабелда проснулась рано и до завтрака решила поискать в округе целебные травы. Яркие лучи солнца разбивались об утреннюю росу, и казалось, что на траве блестят всеми цветами радуги драгоценные камни. Вылезать из постели откровенно не хотелось. Сделав над собой усилие, Дозабелда, выскользнув из-под одеяла, быстро накинула на себя «горку» и, подхватив корзинку, отправилась в лес.

Спустя некоторое время желудок подсказал матушке Ираиде о том, что хорошо бы было позавтракать. Сориентировавшись на местности, она вышла на дорогу и двинулась по ней в сторону лагеря. Утренний лес уже проснулся и оглашался пением птиц. Весна была в самом разгаре.

Громкий визг и приближающийся топот копыт вывел матушку Ираиду из состояния блаженства. Машинально отойдя к обочине дороги, она опустила корзину на траву и приготовилась скрыться в лесу при первой опасности. Почему вместо того, чтобы броситься в лес, Дозабелда рванула навстречу всаднику – она в тот момент не поняла. Тело сработало на автомате. Никогда - ни до, ни после - Дозабелда не прыгала так высоко.

Совершив немыслимую по сложности, даже для гораздо более опытных бойцов вертушку, Дозабелда опомнилась только тогда, когда сообразила, что стоит перед упавшим на землю всадником, а за её спиной затихает топот копыт: потерявшая седока лошадь перешла с галопа на рысь, а затем остановилась.

Убедившись, что валяющийся на земле мужчина не притворяется, матушка Ираида обернулась и увидела, что поперёк крупа лошади перекинуто тело в сарафане. Подбежав к потерявшему седока животному, Дозабелда подняла голову потерявшей сознание девушки и удивлённо воскликнула: «Агриппина?!».

Тем временем со стороны лагеря донёсся приближающийся топот копыт, но не успела Дозабелда обернуться, как он на мгновенье стих, а затем стал удаляться.

***

 

Оставшееся время, почти до самого вечера, Дозабелда была очень занята, так как от пережитого потрясения у Агриппины начались схватки, и матушке Ираиде, так и не успевшей получить диплом медсестры, пришлось в первый раз в жизни принимать роды самостоятельно. Роды прошли хорошо, можно сказать легко, но Дозабелда измучилась от чувства ответственности и оттого, что никто не стоял у неё за спиной и, соответственно, не мог исправить её возможную ошибку. Когда всё закончилось, Дозабелда шипела, как разозленная кошка, и тем больше было её раздражение, когда почти на закате солнца в лагерь заявилась делегация местных жрецов, подкреплённая вооружённым отрядом.

Несмотря на то, что формально во главе лагеря стоял её дражайший супруг, на переговоры со жрецами вызвали именно её. Тихо матерясь, Дозабелда достала арбалет, взвела его, вложила в желоб болт, перекинула через плечо колчан с арбалетными стрелами и отправилась на встречу. Ветераны молодой церкви, глядя на поведение своего лидера, также похватали свои арбалеты и двинулись вслед за ней.

Жрецов было трое. Одетые в одинаковые белоснежные длинные одежды, они тем не менее носили большие медные медальоны с изображением разных богов. Не вникая в вопрос о том, кто чей жрец и кого как зовут, Дозабелда громко рявкнула:

— Чё надо?!

— Нам известно, — солидно сказал самый старый по возрасту жрец, — что вы удерживаете благородного рыцаря Инше.

— Кого?! — с искреннем недоумением воскликнула Дозабелда – в процессе принятия родов воспоминания о выбитом ею из седла всаднике начисто выпали у неё из головы.

— Мы послали благородного рыцаря Инше, — с пафосом продолжил самый старый по виду жрец, — дабы он разыскал подходящую жертву для нашего храма на праздник в честь бога бронзового ножа...

— И чё?! — кося под дурочку уточнила Дозабелда.

— ...Его верный оруженосец Ашоле, — продолжил тем же тоном тот же жрец, — последний раз видел своего господина недалеко от этого лагеря упавшим с коня. К сожалению Ашоле был подло ранен в спину стрелой и не смог помочь своему господину. Он добрался до нашего храма и сообщил нам о случившемся. Мы нашли место, где Инше упал со своего коня, и прошли по следам сюда...

— И чё?!

— ...Мы требуем немедленно освободить благородного рыцаря Инше, — слегка закипая, продолжил жрец, — и передать нам выбранную им жертву...

— Зачем? — всё тем же тоном перебила Дозабелда.

— Вы препятствуете воле богов! — влез в разговор самый молодой по виду жрец.

— Считаю до трёх, — раздражение в душе матушки Ираиды превратилось в холодную ярость, — и если вы в течение этого времени не уберётесь отсюда, то я буду стрелять.

— В кого? — совершенно не понимая, как такое богохульство вообще возможно, хором произнесли жрецы.

— В вас, — ответила Дозабелда, и начала отсчёт: — Раз.

— Но мы...

— Два.

— Боги...

— Три.

— Гнев...

— Вы ещё здесь?!

— Покорись воле богов, нечестивица!.. — вскрикнул самый старый жрец и замахнулся на Дозабелду посохом.

В ответ дочь защитника Белого Дома плавно потянула спусковой крючок на себя, и арбалетный болт вошёл самому старому жрецу прямо в сердце. Не успело тело убитого упасть на землю, как Дозабелда резким движением рычага взвела тетиву арбалета и положила болт в желоб. Однако выстрелить она не успела, поскольку Вера и Надя были быстрее.

 

Ошалевшие от такого кощунства храмовые стражники застыли в немом изумлении. Солдаты молодого претендента на престол также были несколько удивлены. И только выбравшаяся из госпитального шатра и ещё не до конца оправившаяся от родов Агриппина закричала: «Бей язычников!».

В тот же момент Кира и Лариса разрядили свои арбалеты в командира храмовой стражи. А Артём, выхватив меч и крича: «Мужики, не дайте бабам всех врагов перебить!», – бросился на стражников. Когда он пробежал сквозь строй своих духовных сестёр, в «картинку» вернули звук – храмовая стража с визгом, бросая оружие, рванула от представителей новой веры. Когда они все уже были спиной к христианам, Артём оступился и рухнул на землю. С трудом поднявшись, прихрамывая, сын купца сделал несколько неуверенных шагов в сторону убегающих и обиженно прокричал им вслед: «Стойте, гады!». Но «гады» его пожелание не расслышали, а даже если кто и услышал то всё равно оставил его без внимания. Этого солдаты принца Аэриоса уже не выдержали и истерично заржали. Естественно, о преследовании противника не могло быть и речи.

 

***

 

 

— ...Значит, ты, уважаемый Арран Гарт, считаешь, что нужно срочно сниматься с места и уходить? – уточнил Аэриос.

— Так точно, Ваше высочество, — ответил сотник, — войско у нас небольшое, обучено плохо, баб и детей защитить мы не сможем. А жрецы убийство своих нам не простят.

— А Вы что скажете, лейтенант?

— Нужно укрепить оборону, мой принц, — степенно ответил Уло, — возвести частокол, взвести ловушки – некуда нам отступать.

— Как - некуда?! А ничейные земли? — несколько истерично спросил сотник.

— А что ты, сотник, вместе с бабами и детьми собираешься там есть? — закипая уточнил лейтенант.

— А что мы здесь-то будем жрать, сидя в глухой обороне? — распаляясь ответил ему Арран Гарт. — Жрать-то и сейчас особо нечего, тем более что всю еду к нам везут из тех же ничейных земель.

— Место сбора верных принцу людей назначено здесь, — отчеканил Уло. — Если мы уйдём – они нас не найдут. Да и наёмники, которых мы ждём, могут посчитать, что они свободны от контракта.

— Если мы взведём все эти грыковы ловушки, то первыми кто в них попадёт будут дети, да и бабы ненадолго отстанут, — горячась, возразил Арран Гарт. — А вражьему войску что есть ловушки, что их нет...

— Дорогой, я ничего не пропустила? — медовым тоном жены, которая застаёт своего благоверного вместе с любовницей, спросила незаметно подошедшая Дозабелда.

Аэриос, несколько опешивший от такого тона своей супруги, даже потерял дар речи, а Уло, закалённый в придворных паркетных боях, широко улыбнувшись, тоном истинного царедворца ответил:

— Ничего интересного, ваше высочество, – обычный военный совет.

— Без меня? — подчёркнуто удивлённым тоном, вскинув левую бровь, уточнила Дозабелда.

— Ну, вообще-то...э-э, когда, э-э, Вы с матушкой Агриппиной обсуждаете, э-э, как проповедовать слово божие, мы же в Ваши дела не лезем, — неуверенно начал сотник, но тут же был перебит рявканьем матушки Ираиды:

— Мы сегодня матушки Агриппины едва не лишились! Я считаю, что это по вашей вине!

— Дорогая, но это же несчастное стечение обстоятельств, — отмер наконец принц.

— Дорогой, ну не мне же учить твоих воинов караульной службе? — звонким жизнерадостным тоном, который в противоположность словам подтверждал, что учить в первую очередь нужно главнокомандующего – легитимного претендента на престол, перебила его Дозабелда. — И что вы нарешали?

— Пока, собственно, ничего, — пожав плечами, ответил Аэриос, наконец сообразивший, как ему вести себя с супругой, – матушка Ираида своей властностью чем-то напоминала принцу его мать в минуту свойственного всем высокопоставленным дамам самодурства.

— Но тогда вот вам моё партийное задание, — весело ответила Дозабелда. — Революция – это путь от победы к победе. Расспросите этого рыцаря, куда он хотел отвезти Агриппину, а потом мы пойдём и снесём этот храм к чёртовой матери! Зло должно быть наказано! Революция должна побеждать! А ещё мы должны убрать всех, кто знает дорогу в наш лес – до того, как они настучат по инстанциям!

 

***

Жемчужная роса, переливаясь всеми цветами радуги, сверкала в лучах восходящего солнца. В этот рассветный час в храме уже не спали. Впрочем, многие из храмовых служек в эту ночь вообще не ложились. Вернувшийся на закате отряд храмовой стражи принёс вести печальные в высшем смысле этого слова. В Кирате не слишком сильно уважали жрецов, и многие из крестьян, горожан и благородного сословия помногу лет забывали приносить богам жертву. Бывало, что самые отчаянные из разбойников влезали по ночам в храмы и крали что-то из утвари. Иной раз, застигнутые с поличным, они убивали храмовых служек, а иногда даже жрецов. Но то, что случилось вчера, было неслыханно. Приспешница некоего иноземного бога в открытую, перед толпой народа, поразила стрелой старшего жреца храма, а двое её сообщниц не побоялись застрелить ещё двух жрецов.