Глава 26
Мейсон
Тик-так.
Это бомба, не часы.
Тик-так.
Настало время уходить
Тик-так.
Лишь шок остался впереди.
Тик-так.
Лишь правда выплывет наружу.
Я сцепляю руки за спиной. Стою спиной у окна к открывающейся двери в кабинете отца. и вижу свое лицо в отражении. Внизу город живет своей жизнью, но здесь, наверху, тихо. Мы всегда в толпе, но никому нет до нас дела, никто не спасет меня.
Да и Джулс. Моя любимая.
— Мейсон, — зовет меня отец, и я поворачиваюсь к нему, понимая, что мне необходимо встретиться с ним лицом к лицу и со всем тем дерьмом, от которого я убегал. Как бы мне не хотелось прижать к себе Джулс и притвориться, что общение с ней все исправит, я знаю, что это не так.
— Отец, — холодно приветствую я.
Мне ненавистно, что этот человек – мой родственник. Я смотрю ему в глаза и вижу свое отражение, только постарше. Все в нем напоминает мне о том, в кого я могу превратиться. И мне это чертовски не нравится.
— Нам нужно это пережить, — говорит отец, жестикулируя.
— Да, — сжимаю я челюсть, мое сердце бьется быстрее. Отрывая от него взгляд, смотрю на свои руки. — Не думаю, что нас еще что-то связывает.
Чертовски больно говорить ему такие вещи. Даже после всех этих лет и всего, что он сделал, я все еще испытываю боль при мысли о том, что нам придется разорвать отношения.
— Связывает что? — уточняет он.
— Связи между нами.
Отец вздрагивает, словно я его ударил. Но чего он ожидал?
— Следи за своим языком.
Не могу поверить, что у него хватило наглости сделать мне замечание. Как будто то, что я говорю, нельзя произносить вслух.
— Я хочу уйти. Больше не хочу иметь дело со всем этим дерьмом. Не хочу быть связанным с тобой.
Я задерживаю дыхание и жду, когда он ответит. Я свои карты разыграл.
— Я твой отец, Мейсон. Ты не можешь уйти.
Черт возьми, не могу. Когда он подходит ближе к левой стороне стола, я, прикусив язык и стиснув зубы, обхожу стол с другой стороны. Разговор обостряется.
— Тебе нужно просто простить…
— Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал с Эйвери, — прерываю я его, глядя ему в глаза.
Напрягаюсь, ожидая его следующего шага, чтобы иметь возможность уничтожить его и выпустить свою ярость.
В его глазах что-то вспыхивает. Гнев или, может быть, предательство, я не могу точно сказать.
— Я сделал то, что должен был сделать, чтобы защитить тебя, — говорит он сквозь стиснутые зубы.
— Она не заслуживала смерти, — киплю я от гнева, сжимая руки в кулаки.
Эйвери была ошибкой. Огненно-рыжая, с длинными ногами и улыбкой, от которой можно умереть.
Я встретил ее поздно вечером на каком-то мероприятии и понял, что от нее одни неприятности.
Я знал это, но мне нужен был быстрый трах. Она искушала, и я заглотил наживку. Но не осознавал, чем это кончится. Я и представить себе не мог.
— Вот что бывает, когда решаешь поиметь Тэтчера, — скрежеща зубами, продолжает отец. — Она решила бросить вызов, придя ко мне с требованиями и попыталась нас шантажировать.
— Ты мог бы послать ее ко мне, — указываю я, делая шаг вперед и сгорая от желания ударить его. — Я бы сказал ей, что ребенок не мог быть моим.
— Если бы я знал тогда…
— Тебе и не нужно было знать! — кричу я на него, горло саднит, когда эти слова вырываются из меня, я ощущаю боль в груди.
— Она не была невинной овечкой, — я делаю шаг к отцу и хватаюсь за край стола, чтобы не вцепиться ему в горло. — Но она не заслужила смерть.
— Да, — говорит отец, распрямляя спину. Его взгляд полон уверенности.
— Она была беременна! — кричу я на него.
Ненавижу, как он мог так легко принизить ее существование. Он приказал ее убить. Даже ни на секунду не задумался о том, как можно решить ситуацию обычным способом.
— От женатого мужчины! — кричит мне в ответ отец, его лицо краснеет, когда он наклоняется ближе ко мне, и я больше не могу этого терпеть.
Я не могу больше выносить это высокомерие и оправдание того, что он так легко уничтожил молодую женщину. Сжимаю костяшки пальцев так, что они белеют, и бью отца в челюсть. От тяжелого удара раздается хруст. Его голова дергается в сторону, он протягивает руку в попытке ухватиться за что-нибудь для равновесия, но ему это не удается, и он падает на пол. Он обмяк и потрясен, совершенно ошеломлен. Моя рука болит от удара.
Но ощущения чертовски приятные.
Какое-то время он лежит, прикрыв рот рукой, а из уголков его губ стекают струйки крови. Я встряхиваю руку, адреналин бурлит в крови. Едва сдерживаюсь, чтобы не пнуть его под ребра, не выплеснуть на него всю злость и сдерживаемое чувство вины.
— Ты гребаный придурок. — Он сплевывает кровь на пол и грозно смотрит на меня. — Предпочитаешь какую-то суку своей собственной семье.
Нет, я выбираю то, что правильно. Я выбираю правильную жизнь, чем ту, в которой родился. Но не собираюсь делиться с ним своими мыслями. Это не пойдет ему на пользу.
— Андерсон не хотел этого ребенка. Подумай, что бы она могла с ним сделать!
Упоминание Джейса Андерсона заставляет меня перевести взгляд.
Воспоминания возвращаются, мышцы сводит судорога. Я даже не слышу, что кричит мне отец. Просто белый шум.
Я родился Тэтчером и умру им, но отказываюсь быть похожим на своего отца. Ни сегодня, ни когда-либо.
— Я не могу простить тебя. — Заставляю свое тело расслабиться. Я сказал то, за чем пришел. Теперь все кончено. — И никогда не смогу.
Направляюсь на выход, сердце бешено бьется.
Как только моя рука касается дверной ручки, я наконец набираюсь смелости, чтобы спросить его.
Я должен получить ответ.
Уверенным шагом возвращаюсь к столу. Отец слегка поворачивает голову и смотрит на меня так, словно не доверяет мне. И не должен. Особенно с учетом того, что я сейчас чувствую.
Останавливаюсь по другую сторону стола, сердце колотиться в груди, когда я вспоминаю события прошлого. Когда я был еще ребенком, потерявшим мать. Испуганный, растерянный... и обозленный.
— Мать ведь умерла не от передозировки.
Мое заявление звучит как обвинение, но так оно и есть. Отец вытирает кровь с уголка рта белым рукавом рубашки. Он не смотрит мне в глаза, пытаясь игнорировать.
Я делаю большой шаг по направлению к нему, и это привлекает его внимание. Он устремляет взгляд на меня.
— Ты убил ее? — спрашиваю я его.
— Как ты смеешь, — говорит он, в бешенстве глядя на меня. — Да как ты смеешь, твою мать!…
Он не успевает закончить фразу, покачнувшись и пытаясь схватиться за стул для равновесия.
Меня поражает, как сильно он на меня действует. Я думал об этом в течение нескольких месяцев. Если он приказал убить Эйвери, то, возможно, мою собственную мать постигла та же участь.
Я сгибаю руку и тяжело сглатываю, чувствуя, что должен выяснить правду. Во мне скорее говорит интуиция. Я почти ничего не помню о том времени, когда она умерла, но помню, что чувствовал, когда ситуация между ними накалилась. Как моя мать боялась, что он узнает ее маленький грязный секрет.
— Я знаю, что она изменяла.
— Убирайся! — кричит отец, не сдержавшись, и бросает стул в сторону, наваливаясь на него всем своим весом.
Стул ударяется о книжную полку, несколько томов падают, в этот же момент он ударяет кулаком по столу.
Я поворачиваюсь к нему спиной, мое сердце бешено колотится, рука пульсирует от боли из-за удара, а грудь разрывает необъяснимая боль.
Отец снова и снова стучит кулаком, пока я выхожу.
Оставляю отца, пообещав себе никогда больше не видеть его, никогда не говорить с ним, никогда не доверять ему. И никогда не быть таким, как он. Никогда.