— Спасибо, — сказал я.

— Не стоит, парень, это обычное дело. Поддерживает приток адреналина.

— Что ты будешь делать, если этот Риксон узнает, что ты использовала его имя?

Она усмехнулась.

— Не беспокойся об этом, малыш. Он у меня в долгу.

И он был не один такой.

***

Софи

Три пропущенных звонка от Ребекки. Я смотрела, как мой мобильник мигает у меня на коленях под столом, мне не терпелось убраться к черту с этого дерьмого совещания Кристины и выяснить, в чем срочность. «Каллум», — кричал мой мозг, это должно быть из-за Каллума. Моя кожа все еще расцветала от мысли о его имени. Воскресные вечера с Дикарем не должны были быть такими уж хорошими. Время, проведенное с ним, должно было быть посвящено острому сексу, не более чем биению его порочной плоти о мою. Моя киска до сих пор болела, избитая его вторжением, но мой разум болел больше. О, как он чертовски жаждал его.

— Хочешь что-нибудь добавить, Софи?

Я тупо уставилась на лица сидящих за столом.

— Прости?

— Ист-Вейл, есть новости о том, как мы справляемся с эпидемией граффити?

— Эпидемия одного гребаного человека, — пробормотал Эрик. — Надеюсь, они снова запрут это животное, спасут то, что осталось от нашего проклятого бюджета.

— Работа еще не закончена, — сказала я. — Я этим занимаюсь.

— И какие же пути ты рассматриваешь? — Кристина была такой ублюдочной и высокомерной. Я почувствовала, что у меня поднимаются волоски. — Полиция наверняка сотрудничает с тобой в этом? У них есть история с Каллумом Джексоном, в конце концов, долгая история. Как они оценивают ситуацию?

Рот стал липким, но я нацепила на лицо профессиональную маску.

— На самом деле я собираюсь привлекать закон только в крайнем случае. Я планирую бороться с этим, используя образование и возможности, а не принуждение. — По комнате прокатилась волна язвительного веселья, и я почувствовала, как поднимается температура, а язык зудит от желания взбунтоваться. — Граффити, или уличное искусство, — это попытка выразить себя творчески. В Ист-Вейл нет молодежной программы, нет эффективного выхода для художественного самовыражения. Это кипящий котел разочарования и апатии, и уровень преступности является симптомом, как и отсутствие сплоченности сообщества. Граффити — лишь одна сторона гораздо большей проблемы. Я планирую решить ее, а не выделять одного человека и топтать его. Другие просто займут его место, это тушение пожара, а не предотвращение.

Эрик хлопнул блокнотом по столу.

— Это не гребаное искусство, это бельмо на глазу. Запереть его — вот решение. А не эта хиппи херня.

— Это не хиппи херня, — ответила я. — Поищи что угодно о преступности среди молодежи. Статистика говорит сама за себя.

— И что ты собираешься делать? — усмехнулся он. — Таскать фломастеры в старый молодежный клуб и заставлять их всех каждую гребаную пятницу по полчаса рисовать, черт возьми? Я могу сказать тебе, как хорошо это сработает, не нуждаясь ни в какой чертовой статистике.

— Это не совсем то, как я бы хотела это сформулировать, — прошипела я. — Но да. Такая разрядка нужна.

— Я все услышал, — отрезал Эрик. — Неудивительно, что там обитают собаки.

— Думаю, на сегодня мы закончили, — заключила Кристина. — Держите нас в курсе, мисс Хардинг, все очень хотят, чтобы эта ситуация разрешилась. В конце концов, именно поэтому вас сюда и перевели. Ваш опыт говорил о многом, когда вы получили это назначение.

Говорил, в прошедшем времени.

Я поерзала на стуле, глядя ей в глаза с уверенностью, которой не чувствовала.

— Я дам вам знать, когда у меня будут новости.

И не надейся, черт возьми.

***

Ребекка снова позвонила мне, когда я выходила из офиса, и я со вздохом ответила.

— Наконец-то! — воскликнула она. — Уже подумала, что ты, черт возьми, эмигрировала.

— Херня на работе, — простонала я. — Что случилось?

— Нам нужно убрать Кала с улицы. Парень слишком хорош, чтобы тратить свой талант на гаражные блоки и подземные переходы вокруг этой дыры.

Мой желудок сжался в знак согласия.

— На работе вылили кучу дерьма, они хотят, чтобы я вызвала полицию и снова посадила его под замок.

Реакция была ожидаемой.

— Твои коллеги — чертовы идиоты, Софи, идиоты. Парнишка — чертов звезда. Его мастерство, детка, святая матерь Божья, его талант.

— Они не видят этого, Бекс. Они думают, что он просто помеха, не более.

— Еще посмотрим, когда Каллум появится на обложке «Урбан Лайф» (примеч. английский журнал о роскошном образе жизни). Узколобые ублюдки.

Я улыбнулась.

— Мне бы хотелось увидеть их лица.

— О, ты увидишь, если мне удастся кое-что сделать.

— Я не знаю, как быть, Бекс, мои руки связаны, а ситуация обострилась. Я не могу дать ему собственное жилье через распределение, его даже нет в листе ожидания. Я проверяла.

— Тогда нам нужно другое решение. А как насчет твоего дома?

Я застонала.

— Если бы. Родители будут чертовски вне себя, если пронюхают об этом. В эти выходные там была собака, и даже это удивило всех. Все эти художественные штуки были бы под большим запретом.

— Может тебе пора выпрыгнуть из их карманов. Ты уже старовата, чтобы прыгать через папочкин обруч, ты так не думаешь, детка?

— Не начинай, — вздохнула я. — Не сегодня.

— Извини, — сказала она. — Просто чувствую разочарование.

— Как и я. — Я немного поразмыслила. — У тебя нет места? Я знаю, как ты любишь принимать бродяг и бездомных.

— Комната набита барахлом Кары. У меня нет места для собственной работы, не говоря уже о чьей-то еще. Это разбивает мне сердце, детка, я бы в мгновение ока забрала его туда, если бы могла размахнуться.

— Я знаю, — ответила я. — Я надену свою мыслительную шапочку.

— Включи ее на максимум, детка. Малышу нужен перерыв. И быстро.

В ее тоне было что-то тяжелое. Я почувствовала это в животе, низкий рокот ужаса.

— Что-то случилось?

Она молчала слишком долго.

— Тебе не о чем беспокоиться, детка. Поразмысли хорошенько и быстро. Я буду делать то же самое.

— Ни о чем другом думать не буду. Он сводит меня с ума, Бекс. Настолько, что это пугает меня до чертиков. Я даже не могу объяснить это, это. Он будто наэлектризован, держит меня под напряжением.

— Я чувствую, — рассмеялась она. — Наслаждайся, детка, у меня такое чувство, что это будет до дрожи в коленях.

Она не была единственной.

***

У моей мыслительной шапочки не было слишком много времени, чтобы творить свою магию. Назовите это судьбой, вселенной или чистым чертовым везением, но необходимый перерыв возник из ниоткуда, без малейшего предупреждения упав мне на колени в среду днем. Мне не терпелось позвонить Каллуму, хотелось, чтобы он снова оказался у меня дома, в моей постели, в моей киске. Я сдерживалась, как испуганная кошка перед собственными эмоциями, но моя решимость ослабла, пальцы метнулись к телефону с возрастающей настойчивостью.

На лице Кристины отразилось неодобрение, когда она объявила, что у меня в офисе посетитель.

— Мисс Хедли, — объявила она. — Хейгрув Парк 34 настаивает, что ей нужно тебя увидеть.

Я хорошо знала Хелен Хедли, она ухаживала за своими пожилыми родителями в Хейгрув. Я хорошо знала их всех, на самом деле, они постоянно заходили ко мне на утренний кофе в те дни, когда я усердно работала. Я чертовски скучала по Хейгрув.

Я тепло поздоровалась с Хелен и с искренней нежностью провела ее в зал для совещаний. Она сидела по другую сторону стола, сжимая бумаги в белых руках. Ее мышиного цвета волосы были зачесаны назад в хвост, кожа желтоватая и осунувшаяся. У меня упало сердце.

— Как ты? — спросила я. — Как родители?

Ее губы задрожали, и инстинктивно в горле образовался ком.

— Мне жаль, — сказала она. — Я знаю, что мне нужно пойти к новой управляющей, Веронике пофиг-как-там-ее, но ты же знаешь. Она не ты, Софи. Мне нужно было увидеть тебя.

— Что случилось?

— Папа, — сказала она. И в мгновение ока у нее покатились слезы, и мои тоже угрожали пролиться. — На прошлой неделе у него, эм, был еще один инсульт. Он… он не справился.

Настоящее горе выбило меня из колеи. Его веселая улыбка, когда он помогал с инициативой Сообщества в Блуме, его готовность вмешаться и помочь с недвижимостью.

— Мне жаль, — проговорила я. — Мне так жаль.

Она с благодарностью махнула рукой и перевела дух.

— Мне нужна твоя помощь с арендой. Я разобралась с мамиными вопросами по пособию, мне просто нужно, чтобы арендная плата была переведена только на ее имя.

— Конечно. — Я взяла бумаги, вздрогнув от копии свидетельства о смерти.

— И гараж, — сказала она. — Я убрала оттуда все его инструменты. Мама не может справиться с этим. Ты же знаешь, как он любил это место, его маленькую мастерскую.

Я грустно улыбнулась.

— Знаю. Я всегда могла найти его там.

— Он любил тишину, — согласилась она. — Это помогало ему думать. Подальше от маминых придирок, как говорил он.

Я улыбнулась вместе с ней, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

— Ты хочешь, чтобы я прекратила аренду?

— Пожалуйста.

Я взяла ключ.

— Я разберусь с бумагами. Можешь не беспокоиться об этом.

— Спасибо, — сказала она. Слезы свободно катились из ее глаз, и она даже не пыталась смахнуть их. — Ты ему нравилась, — улыбнулась она. — Говорил, что ты хорошая девушка. Мы все скучаем по тебе, Софи, без тебя все по-другому.

— Я тоже по всем скучаю, — призналась я. — Сейчас я в Ист-Вейл, это не так далеко.

— Может, ты как-нибудь зайдешь? Сейчас у нас по вторникам работает группа поддержки молодых мам.

— С удовольствием.

— Лучше я тебя оставлю, — улыбнулась она. — Надеюсь, мы скоро снова увидимся, при более радостных обстоятельствах.

— Я тоже.

Я полностью нарушила протокол, притянув ее к себе для объятий. Я крепко держала ее в течение долгих минут в зале заседаний, и она рыдала у меня на плече, как сломленный ребенок. Мои глаза были влажными от слез, когда она отстранилась, и я изо всех сил старалась взять себя в руки, когда махала ей на прощание. А потом я сидела за столом в этой убогой комнатушке и плакала. Плакала по Дереку Хедли, по Хелен и ее маме. Плакала по Хейгрув и своей старой работе. И плакала из-за себя, плакала из-за чего-то, что не могла понять, из-за какого-то укоренившегося страха упустить жизнь, не воспользоваться мимолетными дарами, которые мне предлагала жизнь. И она была так коротка и хрупка.