— Вижу, вы заметили мою тараканью брошь, — обрадовалась Салли.
— Такую трудно не заметить… — потрясенно уставилась я.
— Настоящая приманка для глаз и самый продаваемый аксессуар, — горделиво приосанилась она. — Мадагаскарский шипящий таракан.
— Кто хочет носить на себе таракана? — ошарашенно вымолвила Шарона.
— Любой, кто желает находиться на пике моды, бросая вызов общественному мнению, превращая уродливое и отталкивающее в искусство, — разглагольствовала Салли, — Я не могу держать их в магазине.
— Потому что они разбегаются? — предположила Шарона.
— Они доступны по цене, долго живут и требуют совсем мало ухода, — рекламировала хозяйка бутика.
— Непросто, наверное, их продавать как ювелирное украшение, — поинтересовалась я.
— Не хотите примерить одного из них? — предложила Салли.
— Нет, спасибо, — шарахнулась в сторону я.
Зазвонил мой телефон. По дисплею я поняла, что звонит Монк с мобильника Шароны из машины.
— Поверить не могу, что вы еще там! — раздался голос.
— Мы еще не поговорили с Салли, — напомнила я.
— На ней таракан размером с собаку! — закричал он.
— Это ювелирное изделие, — успокоила я.
— Бегите! Ради ваших жизней — бегите оттуда!
— Нет, пока не закончим, — отрезала я.
Переключила телефон в режим громкой связи, чтобы Монк слышал, что говорит Салли и тоже задавал ей вопросы. Первый мой вопрос казался довольно грубым, но я сочла, что женщина, носящая на себе таракана, справится.
— Убийство подруги немного упростило Вашу жизнь, не так ли?
— Хоть мы и расстались, но между нами оставалась глубокая и вечная связь. Ее смерть меня опустошила.
— Вернее, ее убийство, — поправила Шарона.
— Но теперь, когда ее не стало, Вам не придется бороться с ней за право опеки вашей дочери, — продолжила я. — Больше никаких судов, никакой неопределенности…
— Так и сомнений не было, что я получу право опеки, — отмела мои доводы Салли. — Я ее родила. Она мой биологический ребенок. Суд не собирался признавать, что лесбиянка сможет иметь право на опеку ребенка ее любовницы.
— А еще во время ее убийства Вы находились в столице штата на слушании дела об однополых браках, — вставила Шарона.
— Ну и что? — не поняла Салли. — Думаете, из-за разрыва с Эллен я перестала верить, что гомосексуалисты и лесбиянки должны иметь одинаковые права с гетеросексуалами?
— При условии, что суд не признает право опеки над ребенком за Вашей бывшей любовницей, — парировала Шарона. — Разумеется, теперь, когда она мертва, вопрос решен.
— Гнусно так говорить! — Меня поразило довольно причудливое заявление от женщины с огромным тараканом на плече.
— Странно то, что Вы боретесь за однополые браки после расставания с любовницей в пользу мужчины, доктора Кристиана Бейлиса, — заметила я. — Этот вопрос Вас уже заботить не должен.
— Неравенство затрагивает все наше общество! — распалилась она. — Мое выступление перед сенатом штата, особенно учитывая личные обстоятельства, показывает, насколько сильно я верю в принципы справедливости. Не вижу ничего странного.
— Тогда Вы, наверное, считаете нормальным сойтись с человеком, предоставившим сперму для искусственного оплодотворения, — гнула свое я.
— Разве не глупо? — поддержала Шарона. — Если Вы хотели бросить Эллен ради парня, могли бы сэкономить на ЭКО, забеременев по-старинке.
— Не будьте гротескными! — выпалила она.
Вот, опять. Мне захотелось указать на таракана, сидящего у нее на плече.
— И венчает все факт, что он женат, — не отступала я. — Поэтому, если я правильно поняла, Вы, вскоре после расставания с лесбийской любовницей ради женатого мужчины, искусственно оплодотворившего Вас, поехали в Сакраменто утверждать, что наступило время либерализировать наши представления о браке.
Ее лицо стало пунцовым. Она покраснела от гнева, а не смущения. Уверена, она не видела предосудительного в своем поведении.
— Не представляю, как такие гомофобы и грязные клеветники могут иметь отношение к расследованию убийства Эллен, — кипела она.
— Учитывая лицемерие и противоречия в Вашей истории, — посуровела Шарона, — циничный человек мог бы утверждать, что Вы поехали на слушание в Сакраменто только ради алиби на момент убийства бывшей любовницы.
— Вы в самом деле думаете, что я хоть что-то выиграла от ее смерти? — задвигала скулами она. — Тот, кто убил ее, превратил мою жизнь в ад. Моя личная жизнь теперь — достояние общественности, и брак Кристиана разрушен.
— Что делает его свободным для Вас, — подсказала Шарона. — Опять выигрыш.
— Дети теперь ненавидят его. И хотя у него неплохая должность, эта история скорее всего разрушит его шансы занять место председателя отдела гендерных исследований в университете.
— Разве не там работала Эллен? — удивилась я.
— Они были коллегами, — подтвердила Салли. — Она знала его достаточно хорошо, чтобы попросить стать донором спермы.
— Должно быть, это был занятный разговор, — подняла бровь Шарона. — Почему он?
— Кристиан был женат и плодороден, — сказала Салли. — Он бы не предъявил права на ребенка, и Эллен нравились его дети. Они яркие и привлекательные.
— Так почему осеменили не ее? — поинтересовалась я.
— Медицинские проблемы. Она не могла иметь детей.
— А Эллен тоже метила на пост председателя? — в лоб задала вопрос Шарона.
Лицо Салли так покраснело, что она стала похожей на царя помидоров, пожирающего тараканов.
— Да, — кивнула она.
— Значит, Вы получаете ребенка, мужчину, и скорее всего дом — резюмировала Шарона, — а если дела пойдут хорошо, Ваш мужчина еще станет председателем отдела. Да, убийство явилось большой трагедией для Вас. Не сомневаюсь.
— Где находился доктор Бейлис во время убийства? — подумала я вслух.
Этот вопрос, казалось, сильно скрасил настроение Салли. Она самодовольно осклабилась. — Он читал лекцию перед пятьюдесятью студентами.
Ну, вот и все.
Мой поток вопросов иссяк. Похоже, у Шароны тоже.
— Мистер Монк, у Вас есть вопросы? — сказала я в трубку.
— Да, — ответил динамик телефона голосом босса, — когда мы наконец сможем убраться из этого проклятого города?