ГЛАВА 29

Вайелин

Открыв глаза, я оглядела комнату. На кресле, откинув голову назад, с закрытыми глазами сидел Джонатан. Я не была уверена, бодрствует он или спит. Слева от меня рядом с моей кроватью сидела мама, положив голову на руку и закрыв глаза.

Сделав глубокий вдох, я снова посмотрела на Джонатана.

— Джонатан... — прошептала я.

Его глаза открылись, и он тут же подошел ко мне.

— Эй, малыш. Я здесь.

— Что случилось? — спросила я, чувствуя сухость во рту.

— Вайелин, моя милая малышка! — воскликнула мама, привлекая к себе мое внимание.

— Мама...

— Я пойду сообщу медсестрам, что ты очнулась. — Она посмотрела на Джонатана и кивнула.

— Я так хочу пить.

Она встала и поцеловала меня в лоб.

— Я принесу воды, милая.

Джонатан взял мою руку и поцеловал тыльную сторону, пока я следила, как мама выходит за дверь.

— У тебя что-нибудь болит? — спросил Джонатан.

Я покачала головой.

— Кажется, нет. На дороге были две черепахи. Мимо проехала другая машина, и я попыталась съехать в сторону, чтобы объехать их, но дорога была неровной, и мое колесо, видимо, зацепилось. Я потеряла контроль над машиной. Я съехала с дороги, и следующее, что я помню... как меня пытались вытащить из машины.

Слеза скатилась по щеке Джонатана. Он вытер ее.

— Твоя машина перевернулась несколько раз, и ты перелетела через забор. Только дерево не дало тебе скатиться с холма.

В голове вплыла картинка.

— Кровь. Все мои руки были в крови, живот… ужасная боль в животе.

Джонатан тяжело сглотнул.

— Тебя пришлось доставить по воздуху в больницу в Сан-Антонио, и тут сделали срочную операцию.

Я подняла левую руку и увидела, что она забинтована.

— Я сломала запястье?

— Нет. Сильное растяжение, но переломов нет.

Я уставилась на него.

— Тогда зачем мне понадобилась операция?

Слезы наполнили глаза Джонатана, и он несколько раз моргнул. Затем крепче сжал мою руку.

— Кусок ограждения прошел сквозь машину и пробил нижнюю часть живота.

Воспоминание о том, как я смотрю вниз и вижу металл, торчащий из моего живота, сильно взволновало меня. Клянусь, я снова почувствовала боль.

— Боже мой. Я видела это... Я закричала, когда почувствовала, как что-то вонзилось в мой живот. Повредили ли врачи что-нибудь, вытаскивая его? У меня останется большой шрам?

Подбородок Джонатана задрожал, когда он сжал губы.

— Он нанес большой ущерб, и им пришлось... — Его голос задрожал, и по моим венам пробежал страх.

— Что? Что пришлось?

Я видела, как он изо всех сил старается не расплакаться. Вдохнув глубоко через нос, Джонатан медленно выдохнул.

— Им пришлось сделать ги... гистерэктомию.

Слова не сразу проникли в мой мозг.

Джонатан обхватил мое лицо и поцеловал.

— Мне так жаль, детка. Мне чертовски жаль, что я не был за рулем в то утро.

Он сказал «гистерэктомия»?

— Они сделали гистерэктомию? Мне? Они сделали ее мне? — Всхлип вырвался из моих губ, когда я повторила про себя. — Мне, Джонатан? Они сделали мне гистерэктомию?

Он медленно покачал головой.

— Другого выбора не было. Мне так жаль.

— Нет. Нет! Почему ты позволил им это сделать? Почему ты не остановила их?

— Вайелин, я не успел вовремя добраться до больницы. Прошел почти час после аварии, прежде чем я узнал, что ты в больнице. Я ехал в город по сорок шестой дороге, чтобы купить кофе. Я не видел аварии.

— Ты позволил им отнять у меня единственный шанс на ребенка! Они отняли его у меня! Ты должен был остановить их!

Мое тело сотрясалось от рыданий.

— Вайелин, дорогая, посмотри на меня.

Это была моя мама. А я могла смотреть только на Джонатана.

— Почему ты не остановил их?

Печаль пронеслась по его лицу, и мне захотелось забрать свои слова обратно. Но единственное, о чем я могла думать, это о том, что моя мечта стать матерью исчезает в черноте.

Джонатан наклонился ближе.

— Вайелин? Вайелин, детка, пожалуйста, останься со мной!

Его голос угас так же быстро, как и свет вокруг. Я погрузилась в спокойную дрему, молясь, чтобы, когда проснулась, все это оказалось дурным сном.

* * *

Я моргнула, пытаясь приспособиться к солнечному свету, проникающему через окно. Кресло, в котором сидел Джонатан, было пустым. В груди появилась боль, в горле саднило, и я пыталась не заплакать.

Повернув голову, я увидела маму. Ее голова лежала на моей кровати.

— Мама.

Вскочив, она издала вздох облегчения.

— Вайелин, милая.

По выражению ее глаз я поняла, что мне не приснилось, когда Джонатан рассказал мне о гистерэктомии.

— Где Джонатан?

— Корд заставил его пойти в отель, принять душ и немного поспать. Он не отходил от тебя три дня.

— Три дня? — спросила я. — Что случилось?

— Ты потеряла сознание, и врачи сказали, что у тебя шок. Мы очень волновались, а Джонатан часами держал тебя за руку, умоляя очнуться.

Я смутно помнила его голос, приглушенный болью.

— Значит, это правда. Мне сделали гистерэктомию?

Мама кивнула.

— Другого выхода не было. Врачи сделали это, чтобы спасти твою жизнь, и даже если бы Джонатан был здесь вовремя, они бы все равно сделали это.

Слеза скатилась с моего глаза.

— Он сердится на меня?

Глаза мамы расширились от ужаса.

— Нет! Конечно, нет.

— Я обвинила его. Я не хотела.

Она взяла мою руку и поцеловала тыльную сторону поверх повязки

— Он знает это. Он так сильно тебя любит.

Я начала плакать, глядя в потолок.

— Я не могу дать ему... то, что он хочет, мама. Я... я сломлена. — Я плакала, содрогаясь всем телом.

— О, Вайелин, моя милая девочка. Не говори так. Джонатан любит тебя независимо от того, сможешь ты выносить ребенка или нет.

Я покачала головой.

— Он хочет детей. Мы говорили о том, что будем рассказывать нашим детям истории о нас двоих.

Я опять зарыдала, мое тело адски болело, но мне было все равно. Я не смогла бы остановить слезы, даже если бы попыталась.

— Джонатан хочет больше, чем одного. Я не могу дать ему даже этого сейчас!

Я слышала, как кто-то вошел в комнату, и мама заговорила с пришедшем.

— Митчелл, позвони Джонатану и скажи, что Вайелин проснулась и нуждается в нем. Пусть медсестра тоже зайдет.

Раздался звук закрывающейся двери, и я повернулась к маме.

— Я не могу смотреть ему в глаза.

— Он должен увидеть тебя, а ты должна увидеть его. Сейчас я хочу, чтобы ты сделала глубокий вдох и расслабилась.

— Мама, — сказала я, слезы текли так быстро, что я едва могла видеть. — Я не смогу дать ему ребенка. Я не смогу родить ребенка!

В палату вошла медсестра, и мама отошла от кровати. Я зарыдала еще сильнее, и она прикрыла рот рукой, останавливая собственный плач.

— Я не могу дать ему ребенка!

Медсестра заговорила со мной самым спокойным голосом, параллельно вставляя иглу в капельницу.

— Все хорошо, Вайелин. Ш-ш-ш... это поможет вам расслабиться.

— Я не хочу засыпать. Пожалуйста, не заставляйте меня снова спать.

По моему телу разлилось тепло, и я мгновенно расслабилась.

Я почувствовала, как чья-то рука убрала мои волосы назад и посмотрела направо.

— Папа, — прошептала я.

— Я здесь, малышка. Папа здесь.

Улыбаясь, я закрыла глаза.

— Где Джонатан, папочка?

— Он почти здесь, дорогая. Он почти здесь.

— Я люблю его, папочка. Пожалуйста, скажи ему от меня.

Комната словно зарядилась энергией, и я почувствовала, как кто-то поцеловал меня в лоб.

— Я здесь. Я тоже люблю тебя, Вайелин.

Открыв глаза, я улыбнулась, увидев Джонатана. На подбородке многодневная щетина, а глаза такие усталые.

— Я не уйду, обещаю.

Меня охватила пустота. Я знала, что он говорит серьезно, но как долго он будет рядом?

Джонатан наклонился и нежно поцеловал меня. Словно прочитав мои мысли, он прошептал:

— Я всегда буду рядом.

* * *

— Как она сегодня?

Я закатила глаза и громко вздохнула. Прошло пять недель после аварии, а мама и тетя Ви все еще ходили вокруг меня на носочках.

— Ты знаешь, что я тебя слышу. Мне сделали гистерэктомию, но не удалили уши.

Голоса стихли и отступили. Задняя дверь открылась, и на крыльцо вышла Корин.

— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

Мое сердце чуть не разорвалось на две части, когда я посмотрела на ее круглый живот. Я заставила себя улыбнуться.

— Конечно, я совсем не против. Как прошло УЗИ?

Она села рядом со мной.

— Хорошо.

Повернувшись к ней лицом, я взяла ее руку в свою.

— Пожалуйста, не бойся говорить со мной о ребенке. Я хочу услышать о моей будущей племяннице или племяннике.

Уголки рта Корин слегка приподнялись.

— Все выглядит хорошо. Мы видели, как ребенок шевелится.

Я улыбнулась.

— Это хорошо. Вы узнали пол?

Она покачала головой.

— Мы решили устроить себе сюрприз.

— Что ж, это будет забавный подарок друг другу на День святого Валентина.

Корин хихикнула.

— Наверное.

Я посмотрела на свои руки, а потом снова на нее.

— Я не ревную и не злюсь, что у тебя будет ребенок. Не буду врать и говорить, что мне не грустно, но я так рада за вас.

Слезы засверкали в ее глазах.

— Я бы все отдала, чтобы выносить ребенка для тебя, Вайелин. Все, что угодно.

Я поджала губы.

— Я знаю. Амелия и Пакстон сказали то же самое. Они даже спросили меня, не сохранила ли я на всякий случай яйцеклетки. — Глаза Корин округлились в надежде. — Я не хранила. Я обращалась только в банк спермы.

— О-о-о.

Я кивнула.

— В любом случае, вы уже решили, как будете украшать комнату ребенка?

— Я думаю, мы сделаем детскую с животными. Цвет будет универсальным для любого пола.

— Это разумно, учитывая, что вы собираетесь держать пол в секрете. — Я смотрела вдаль, держась изо всех сил, чтобы не разрыдаться. Я не только переживала эмоциональное потрясение от гистерэктомии и удаления обоих яичников, но и гормональные изменения, связанные с тем, что мое тело в тридцать с небольшим лет впало в менопаузу. Я была вся на взводе: в одну минуту — подъем, в другую — спад.

— Хочешь поговорить, Вайелин?

Слегка усмехнувшись, я покачала головой.

— Нет. Я устала говорить об этом. Психолог мне очень помог, но я готова двигаться дальше. Я хочу попасть в танцевальную студию, это сейчас мое основное внимание и единственное, что имеет значение в моем мире.