— Засыпай, — говорю я Сев, когда она пытается петь мне на ухо.

— Я не могу, — шепчет она, её голос похож на рычание животного. Мы называем этот ее голос — голосом монстра, и он такой же жуткий, как и плакат.

— Я не устала. — Перевернувшись, она плюхается на меня половиной своего тела. Я чувствую ее взгляд до того, как из неё вырывается вопрос: — Как я появилась?

Только не снова. Отворачиваясь от плаката, смотрю на Сев.

— Мы это уже проходили, — шепчу я. — Из маминого животика. — Ерзаю в постели и замечаю, что она мокрая.

— Твоя чашка-поилка снова в постели? — Изготовители этих проклятых чашек заявляют, что они герметичны, но они лгут. — Твоя кровать мокрая.

Не обращая внимания на мой вопрос, она снова спрашивает:

— Почему?

— Что почему?

Она вздыхает, как будто это ее утомляет. Добро пожаловать в мой мир, малыш.

— Почему я в ее животике?

— Потому что ты там была. — Провожу кончиками пальцев по ее щекам, мои глаза слипаются.

Сев моргает ясными глазами.

— Но почему?

— Ты заставляешь усомниться в своем решении помочь тебе избавиться от твоего буррито из одеял.

Она вздыхает, потирая заложенный нос.

— У меня есть вода?

— Нет.

— Почему?

Как вы понимаете, «почему» это ее любимое слово. Я стону и преувеличенно вздыхаю.

— Потому что ты написаешь в кровать.

Она хитро и немного жутко улыбается.

— Слишком поздно.

Сижу и пялюсь на Мэрилина Мэнсона. Я застрял в запимсанной постели вместе с малышкой и гадаю, хватит ли у меня сил встать и поменять ей простыни.

Вам, наверное, интересно, как все это произошло. Я говорю не о плакате, хотя этот вопрос для другого дня, а о том «почему я отец-одиночка с двумя детьми». Где мама?

Это долгая история. Не знаю, смогу ли даже выразить это словами, которые будут иметь смысл, но я постараюсь.

Она ушла.

Не то, что вы ожидали? Достаточно справедливо. Полагаю, я могу рассказать больше. У меня есть время, правда?

Скорее всего, вы слышали эту историю раньше. Если нет, то вы жили в танке, но я расскажу короткую версию.

Звезда футбола и королева бала.

Все еще мало информации? Хорошо, продолжу. Он чертовски сильно любит ее. Влюбляется без памяти. И они трахаются. Много. Она беременеет за трибунами стадиона. Он отказывается от полученной стипендии, — в колледже он должен был играть в футбол, — а она в ту осень рожает девочку. А что случилось с парнем? Наверное, кто-то подумал, что его жизнь закончилась двумя розовыми полосками? Но ему безумно понравилось быть отцом.

А что случилось с девушкой в этой истории? Она никогда не хотела жить в маленьком городе, а мечтала покинуть Северный Техас.

Нет, это не начало кантри-песни, хотя я уверен, что где-то так оно и есть.

Потому что эта история о парне, который поклялся дать этой девушке, на хрен, всё, что она когда-либо хотела. Что ж, он работает на двух работах и все еще не может дать ей то, что она хочет. Это история без концовки «и жили они долго и счастливо». Все заканчивается ее кольцом на тумбочке и моим сердцем в рядом стоящем мусорном ведре.

Если вы любите друг друга, то это не значит, что у вас будет счастливый брак. Если вы ненавидите друг друга, то это не значит, что вы разведетесь. Симпатия друг к другу не значит уважение.

Видите, к чему я клоню?

Да, я тоже. Сейчас середина ночи. Я не могу ясно мыслить. Но могу показать вам, как это закончилось двадцатью предложениями или даже меньше.

Я беременна.

Выходи за меня.

Не слишком ли мы молоды?

Мы сможем это сделать.

Я согласна.

Я так люблю тебя.

Я подарю тебе мир.

Почему ты так много работаешь?

Я делаю это для тебя.

Ты счастлива?

Я снова беременна.

Я тебя люблю.

Я несчастлива.

Я пытаюсь.

Любить меня не так тяжело.

Нет. Я просто больше не люблю тебя.

Мы можем все уладить.

Я ухожу.

Конец.

Она решила уйти, чтобы разлюбить меня. Готовы к жалкой части? Я позволил ей, и когда она оставила кольцо на прикроватной тумбочке, ничего не сделал, чтобы остановить ее, потому что существует такая душевная боль, которую вы никогда не сможете преодолеть. Как девушки, которые возвращают кольца с бриллиантами.

Стараюсь устроиться на кровати поудобнее со своими ногами, которые свисают с края, и плюшевой игрушкой, которая практически в моей заднице. Я думаю о Таре, моей жене. Та самая, кто думала, что нас недостаточно. Та, чья улыбка есть у Кэмдин, чья вспыльчивость у Сев.

Так что вы можете задаться вопросом: как я смог это пережить?

Что ж, я сильно напивался, сходил с ума, падал на самое дно, и это случалось довольно часто. Некоторое время я даже не мог заставить себя встать с постели. Что меня вытащило из этого состояния? Это было не виски, которое, как я думал, способно унять боль, и не мой брат, который говорил мне, что Элвис был прав: дураки влюбляются (Прим. пер. отсылка на песню Элвиса Пресли Fools Fall In Love). Даже не мой отец, который говорил мне, что Тара того не стоит. Причина в новорожденном и годовалом ребенке, с которыми она меня оставила. Никто в мире не полюбит их больше, чем я.

Рядом со мной спит Сев, а я все еще смотрю на этот проклятый плакат. Достаю мобильный и проверяю время. Четыре часа утра. Что ж, уже можно вставать.

Поднявшись с кровати, я иду на кухню, чтобы заварить кофе. Снаружи тянется горизонт темно-синей лентой. Миллионы воспоминаний в моей голове, и я снова думаю о Таре и последних словах, которые ей сказал.

Жаркая летняя ночь, бушующий ветер, ее рука лежала на моей щеке, а я был на коленях в грязи.

— Я тебя люблю. Разве этого не достаточно? — Я говорил еще другие вещи, вышел из себя, много плакал, наверное, кричал. Этот список можно продолжить.

Её слова?

— Мне тесно в этом месте.

И это правда. Она родилась с желанием путешествовать, Тара презирала идею остаться в этом пыльном городке на севере Техаса. Это означало оказаться в ловушке жизни, которую она никогда не хотела. Перед тем, как забеременеть, она мечтала покинуть эту точку на карте и никогда не возвращаться.

А что же я? Я никогда не хотел уезжать. Вырос, собирая сено в тюки, впервые попробовал самогон в десять лет и всегда работал до тех пор, пока не мог стоять прямо от усталости. Я езжу на том же потрепанном Ford, который купил в шестнадцать лет, и все мои джинсы в дырках и грязи, которую уже нельзя отстирать. Я с нуля построил дом, в котором живу, и моя гордость доставляет мне неприятности чаще, чем готов признать. Я провожу воскресенья, работая в поле, а свои чувства скрываю под стальным замком. Меня воспитали говорить «сэр» и «мэм», и когда я что-то обещаю, то держу свое слово.

Для нее этого было недостаточно.

Возможно, чтобы помучить себя, я смотрю на ее страницу в Instagram. Теперь она модель. Живет в Лос-Анджелесе и формально все еще замужем за мной. Я не подписывал документы о разводе и не подпишу, пока она не даст мне то, что хочу.

Иногда я не хочу думать о ней, но сегодня ночью бессилен в этом плане. Память о ней прицепилась ко мне, словно паутина на потолке. Вспоминаю выполненные и невыполненные обещания и понимаю, что не только она виновата в своем уходе. Тогда я был строптивым и нетерпеливым, принимал не лучшие решения.

Я щелкаю на последнее фото, которое она опубликовала вчера, на нем она с парнем и на пальце у нее кольцо с драгоценным камнем. Боль пронзает мою грудь, я вспоминаю тот день, когда надел кольцо на тот же палец. Мне было восемнадцать, я собирался стать отцом, и думал, что женюсь на девушке, которую сделал беременной.

Смотрю на ее ключицу, место, где раньше дразнил ее медленными поцелуями и шептал жаркие слова. Вся она является воплощением чистой красоты — от светлых волос до голубых глаз. Таких девушек встречаешь нечасто, но они всегда вызывают восхищение. Ей не нужно наносить макияж, делать инъекции в губы, которые она уже явно сделала, или надевать вещи известных брендов. Я помню девушку в джинсовых шортах и моей фланелевой рубашке, которая держалась за мои плечи в кузове грузовика и была перепугана из-за того, что внутри нее зарождалась новая жизнь. Не могу забыть то, как она произносила мое имя и страстно целовала меня.

Не могу точно определить, когда мы перешли от «я не могу насыться тобой» до «я не могу выдержать тебя», но это произошло в мгновение ока.

Тяжело вздохнув, смотрю на голливудского плейбоя, которого видел в паре фильмов, рядом с девушкой, которую я считал своей навсегда. Качаю головой, гнев пульсирует по моим венам.

— Удачи, чувак. Тебе это понадобится.

Положив телефон, взгляд цепляется за фотографию на столе, на которой я и девочки едут на квадроцикле по полям на прошлое Рождество, я слышу их смех даже сейчас, в тишине.

Без сомнения, я получил лучшую часть Тары. Эти девочки.

А что есть у нее?

Голливуд, я полагаю. Крутые машины. Деньги.

Конечно, у меня есть трудности с девочками, и у них нет лучших вещей, которые можно купить за деньги. Но у них есть крыша над головой и папочка, который любит их больше всего на свете. У Тары могут быть все эти материальные ценности. У меня есть «Я не могу спать, папочка. Ты мне нужен» — и это намного лучше, чем всё, что можно купить за деньги.

Горько ли мне от этого?

Не могу сказать, что нет, но я знаю, что в моих венах течет железо, и нет дерьма, которое я не смог бы вынести. Мой взгляд перемещается на конверт на столе и документы, которые я отправляю обратно без подписи, покрытые моими сальными отпечатками пальцев, чтобы напомнить ей, что я трудолюбивый человек. И нет, это не фильм «Стильная штучка» (Прим. пер. «Стильная штучка» (англ. Sweet Home Alabama — «Алабама — дом родной») — американская романтическая кинокомедия 2002 года). Мои причины не связаны с любовью к ней.

На хрен ее.

Я не дам ей то, что она хочет, пока Тара не даст мне то, о чем я прошу. В эту игру могут играть двое, и я никогда не играл честно, когда дело касалось вероятности проиграть.