22

НОНА ВЫТАЩИЛА БОЛТ Гилджона из поход-пальто и взглянула на него. Диск должен был остановить проникновение древка слишком глубоко и был установлен так, чтобы позволить болту лететь прямо. Интересно, каким ядом он намазан?

Она снова посмотрела на мужчину:

— Не собираешься бежать?

Гилджон пожал плечами. Он выглядел старше, чем она помнила.

— У меня был только один шанс. Это должно было сработать. Теперь у меня его нет. — Он нахмурился. — Как ты узнала?

Настала очередь Ноны пожать плечами:

— Магия. — Она не слышала ни о какой магии, которая могла бы дать глаза на затылке, но марджалы, как известно, проявляли всевозможные странные способности. Она подошла к похитителю детей.

Убей его!

— Ты собираешься убить меня? — Гилджон разделял интерес Кеота. Он выглядел скорее смирившимся, чем обеспокоенным. Он даже не пытался защищаться. Похититель детей знал о хунска достаточно, чтобы понять, что это не принесет ему никакой пользы. — Ну?

— Честно? — Нона подошла вплотную. — Я не знаю.

Она ударила его болтом, вонзив его в грудную мышцу, насколько позволял воротник. Ей пришлось потянуться вверх — мужчина все еще был на голову выше ее.

— Аааа! — Гилджон хлопнул ладонью по ране. — Похоже, что нет.

— Нет?

Гилджон пошатнулся и сел:

— Гротонское зелье. Быстродействующее.

— Куда ты собирался меня отвезти?

Гилджон неопределенно махнул рукой на запад, покачал головой и рухнул. Он лежал с открытыми глазами, зрачки расширены, глядят в никуда.

Нона опустилась на колени, чтобы проверить дыхание и пульс похитителя детей. Странно было видеть человека, который управлял ею, Гессой и остальными, лежащим вот так, с растрепанными волосами, щекой к холодной земле. На протяжении стольких миль его власть была абсолютной, когда он сидел спиной к клетке с детьми, а Четыре-ноги усердно шел перед ним. Она освободила его от рюкзака и кошелька с монетами, затем связала по рукам и ногам веревкой, которая была при нем.

— Это было глупо, — пробормотала она, вставая.

Да. Ты должна была разрезать ему живот!

Мне следовало задать свои вопросы прежде, чем испытать на нем его собственный яд.

— Хорошо. — Она посмотрела на Гилджона. — Если ты не собирался меня убивать, то у тебя должна быть поблизости лошадь. Наверное, и телега тоже. Ты же не собирался нести меня на плече.

Нона взвесила рюкзак Гилджона и встряхнула его кошелек. Она безвольно повис, едва позвякивая монетами. Она помнила, как он всегда был полон, как Гилджон опустошал его со сводящей с ума медлительностью, покупая ребенка здесь, ребенка там за россыпь медных пенни.

• • •

НОНА ПОШЛА НАЗАД по тропинке, ища следы, как учила ее Сестра Сало. Но она не увидела ни единого отпечатка копыта, и в конце концов нашла лошадь и повозку, проявив здравый смысл и проверив места, где сама бы их спрятала, если бы прибыла раньше цели, которую хотела подстеречь.

Гилджон оставил свой транспорт на последней из дюжины старых троп угольщиков, которые вели от главной дороги через Лес Реллам. Он даже не пытался замаскировать его, просто отвел достаточно далеко, чтобы тот не был виден с дороги. Она остановилась, увидев мула, серого и неопрятного, а за ним ту самую клетку, в которой она путешествовала, сжавшись между Сайдой и Гессой. Ее подруги. Обе мертвы.

Нона отвязала мула, быстро отдернула руку, когда он попытался укусить ее, и повела его дальше, волоча повозку через не желающий расступаться подлесок. Вскоре она нашла одну из вырубок угольщиков, развернула повозку и вернулась на дорогу.

Нона втащила Гилджона в клетку, едва не сломав спину, но с тех пор, как они расстались в Калтессе почти шесть лет назад, она набрала много мускулов, да и годы обстругали похитителя детей, сделали его ближе к костям. Нона протолкнула его ноги в дверь и закрыла ее за ним, завязав веревку, чтобы удержать дверь на месте. Мул фыркнул и замолчал. Она отошла назад и бездумно уставилась на развалины деревни. Вокруг нее простирались только открытые поля, заросшие и одичавшие, на которых хозяйничал влажный ветер. Наверху серое небо мчалось на восток, далеко на юге дымки Морлтауна размазывали воздух. Мысль о том, что ее старого дома больше не существует, не укладывалась в голове, как бы она ее ни крутила. Возможно, ей и не нравилось это место, но оно было ее фундаментом, ее корнями. Она выпрямилась и пошла вниз по склону к тому месту, где стоял дом ее матери.

Называть остатки деревни «развалинами» было слишком великодушно. Точнее было бы сказать «следы». Еще пять лет, и будет трудно отличить места, где жили люди, от мест, где они выращивали свой урожай. Дом Серого Стивена превратился в груду обломков, которые вскоре поглотит вздымающийся дерн. Камни дома Джеймса Бейкера все еще были видны; притолока, из-под которой его жена Марта, бывало, хмуро смотрела на мир, лежала наполовину погребенная.

Едва заметное пятно среди крапивы отмечало место, где стоял дом Ноны. Плетеные стены превратились в ничто, а более толстые бревна лежали в золе и гнили среди травы, разваливаясь от толчка ее ботинка.

Прошел еще час, прежде чем Гилджон приоткрыл один глаз. Серые Сестры варили гротонский яд из желчного пузыря редкой рыбы, которая иногда вылезала из-подо льда. Он был совсем не дешев, и его было не так-то легко достать. Наряду с быстрым погружением в бессознательное состояние, жертва могла ожидать периода дезориентации, за которым последуют дни, когда сосредоточится окажется невозможно. Сестры использовали его, если им нужно было захватить квантала или марджала. Ни один наркотик не мог безопасно продержать жертву без сознания неделю, но доза гротона могла почти на столько же времени лишить академика возможности использовать большую часть его магии или не дать кванталу встать на Путь.

— Где моя мать?

— Я... не знаю. — Гилджон моргнул, сплюнул и попытался сесть.

— Что здесь случилось? — Нона махнула рукой в сторону того места, где стояла деревня.

Гилджон был слишком занят веревкой, обвивавшей его запястья, чтобы ответить, и смотрел на нее с таким восхищением, словно она была сделана из золота и оплетена драгоценными камнями. Нона повторила вопрос, и он снова сплюнул, как будто яд оставил его рот кислым, и засмеялся:

— Ты случилась, ребенок.

— Я?

— Она, наверное, сделала бы это только из-за солдат.

— Каких солдат?

— Ты убила пятерых личных телохранителей Шерзал!

Нона ничего не ответила. Охотники привезли ее в деревню в крови, в которой почти можно было утонуть.

— Но, на самом деле, она сделала это из-за Онастаса Хэдмара.

— Кого?

Гилджон выглядел рассеянным, словно забыл, где находится.

— Кто такой Онастас?

Он покачал головой:

— Хэдмар! В своем монастыре ты уже забыла, как редко встречаются какие-либо признаки племен. Квантал найти труднее всего. Ни один из тысячи, девочка. Онастас, одетый в алое с серебром Шерзал, был прайм. И ты порезала его, как мясо. Охрана Шерзал, должно быть, уничтожила это место, пока мы были в пути. Это все, что я знаю. И я вернулся сюда в первый раз. Я приехал вчера вечером.

— Так почему же они не пришли за мной? Почему не поймали нас на дороге? — Кулаки Ноны сжались при этой мысли, ногти впились в ладонь. Пусть они придут сейчас.

— Я уверен, что они... — Гилджон перевернулся, пытаясь высвободить руки. — Я в своей собственной чертовой клетке?

Нона стукнула по прутьям решетки:

— Почему они не погнались за нами?

— Черт! — Гилджон ударился головой о пол повозки. — Хорошая штука этот гротон. Такое чувство, будто я плыву по миру.

Нона снова стукнула.

— Они действительно преследовали нас! Я уверен, что они так и делали. Но Шерзал пронюхала о лучшей перспективе. Держу пари, что-то такое, на что указал ей Онастас. И вместо этого она обратила на это все свое внимание.

Зоул, решила Нона. Избранная спасла ей жизнь еще до того, как они встретились.

— Кто тебя послал и как ты меня нашел?

— Меня послало число.

Нона покачала головой. У гротона был свой язык.

— Меня послало число сто. Сто золотых соверенов.

— Они объявили награду? — Размер ошеломил ее. Гилджон заполнил свою клетку меньше чем за один соверен.

— Слишком большое число, чтобы я мог его игнорировать, девочка. У старого Гилджона наступили тяжелые времена. Да, это так. Ты и твои маленькие друзья были самой богатой добычей, которую я когда-либо ловил. Никогда не находил похожих на вас. — Он перевернулся на спину, уставившись в небо единственным глазом. — А кто лучше меня будет охотиться на тебя? Я знал, откуда ты. Знал, что ты вернешься. Беглецы всегда так делают. Потратил последнюю монету на то, чтобы заставить тебя молчать, пришел сюда, подождал. Думал, мой лучший шанс будет, когда ты увидишь, что произошло. Мгновение потрясения. Думал, мне хватит. Один выстрел. Один пленник. Сто делим на один. Я сыграл... и проиграл.

Убей его.

Нона нахмурилась. Гилджон перекатился на ее сторону повозки и схватился за решетку.

— Где я? — Растерянность в его голосе, наркотик снова подействовал. — Я в своей собственной клетке?

— Мы все в ней, — сказала Нона.

— Если ты меня отпустишь, я не скажу, что видел тебя. — Гилджон встретился с ней взглядом. Казалось, ясность его сознания приходила и уходила волнами.

— Скажешь, если там будут деньги, — пробормотала Нона. Ее охватила печаль. Деревня и похититель детей не были вещами, которые она ценила или даже любила, но они были ее вещами, частью ее собственной истории, и ты не можешь выбирать их, когда ты ребенок. Теперь они оба лежали разрушенные, каждый по-своему. Что-то вышло из Гилджона. Возможно, оно вышло в тот день, когда первосвященник унизил его и забил Четыре-ноги до смерти. Возможно, оно оставляло его немного каждый год, начиная с того дня, когда он появился в ее жизни, возможно, это началось в тот день, когда Скифроул забрал его глаз.