32

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА СТЕКЛО

ИМПЕРИЯ ВСЕГДА ОСТАНАВЛИВАЛАСЬ у моря Марн. Корни ее происхождения лежали как в мифах, так и в истории, но большинство ученых сходилось во мнении, что из крепких и независимых рыбаков выросла сплоченная конфедерация портов и прибрежных городов. Это протогосударство и породило основателя империи. Этот человек, Голамал Энтсис, двигался на восток, по суше, несмотря на свою морскую мощь и соленую воду в жилах. На самом деле, если не считать недолговечных крепостей, созданных за огромные деньги на берегах Дарна и никогда не удерживавшихся более одного поколения, история империи всегда была историей движения на восток по Коридору.

На пике своего могущества империя простиралась на семьсот миль к востоку, через все то, что позже стало Скифроулом, вглубь Альдена, федерации городов-государств, которая теперь была королевством Альд. Разворот был быстрым. За сорок лет и шесть слабых императоров, граница уперлась в скалистый хребет Грэмпейнов и оставалась неподвижной.

Кое-кто утверждал, что «империя» — слишком громкое имя для территории, которой она в настоящее время владела, а «император» — слишком высокий титул для мужчин и женщин, занимавших в ней самое высокое место. По мнению Настоятельницы Стекло, оба титула были заслужены веками величия. Тем не менее, она была вынуждена согласиться, что, когда ветер Коридора набирал скорость и мчался на восток, он пересекал империю так быстро, что она действительно чувствовала себя совсем маленькой. Брат Пелтер менял лошадей на разных остановках и гнал их изо всех сил. Вдоль хребта империи лежали мощеные дороги, построенные в царствование Голамала Пятого для быстрого передвижения войск во время войны. С тех пор их поддерживали в хорошем состоянии. По таким дорогам карета пожирала мили, одну за другой. Дважды они пересекали реки, сжатые рукой ветра, дующего против течения, и пересаживались в новые экипажи в монастыре Терпения и в поместье недавно избранного архонта, Гедды. На каждом этапе Стекло чувствовала себя так, словно они бегут от чего-то, а не просто спешат во дворец Шерзал. Возможно, Пелтер беспокоился, что Красные Сестры неотступно преследуют его, стремясь освободить пленницу. Но такого не будет. Стекло запретила освобождать ее силой, и, хотя она никогда не могла понять почему, лояльность, которая росла вокруг нее, сочеталась с послушанием, которое было столь же глубоким и прочным.

В течение долгих дней путешествия Стекло поддерживала беседу, по крайней мере, одну ее половину, и, постепенно, скука и давление вопросов, оставшихся без ответа, облегчили Брату Пелтеру работу над второй. Стекло чувствовала, что стражи инквизиции, Мелкир и Сэра, по очереди дежурившие рядом с ней и на крыше кареты, тоже хотели бы присоединиться. Однако Брат Пелтер, хотя и не следовал строгим правилам, ясно дал понять, что никто не должен разговаривать с заключенной. Так что Стекло оставалось говорить только с Братом Пелтером.

Она обнаружила, что этот человек был почти таким же, как и указывали ее исследования: честолюбивым, сосредоточенным, и легко поддающимся на лесть; хотя он глубоко разбирался в вопросах ереси, от которых зависело большинство судебных процессов инквизиции, его знание веры — в более широком смысле — не могло соперничать с тем, что было у любой послушницы, которую Сестра Колесо считала подходящей для перехода в Серый Класс.

— Вы знаете, кто был главным инициатором инквизиции, когда я была верховным инквизитором, брат? — Стекло повысила голос, перекрывая стук колес и барабанную дробь дождя по крыше кареты.

— Нет. — Инквизитор нахмурился, словно его беспокоило собственное невежество.

— Никто, — сказала Стекло. — Последним обладателем этой должности был Джутикэр, двоюродный брат деда нашего нынешнего императора. Джутикэр умер, удерживая титул. Согласно записям инквизиции, он присутствовал на трех собраниях за тридцать шесть лет, хотя и был завсегдатаем казней.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — Пелтер уставился на Стекло своими глазами, возможно, самым большим своим достоянием. Он держал в них что-то по-настоящему леденящее, то, что обычно можно было найти только в отражении хрупкого голубого неба в глубоком льду.

Стекло пожала плечами:

— По моим расчетам, послезавтра мы будем во дворце Шерзал. Так что должность главного инициатора кажется, по меньшей мере, злободневной. Видите ли, это был бумажный титул, изобретенный в угоду какому-то давнему императору, должность, предназначенная для королевской семьи, чтобы корона могла чувствовать... если не чувство обладания... то хотя бы иллюзию контроля над инквизицией и более твердое чувство, что та не может быть использована против них. Груда правил, защищающих императоров, их братьев и сестер от острых углов инквизиции, тоже была ее неотъемлемой частью. Подобно тем законам, которые защищают высших инквизиторов.

— И бывших высших инквизиторов. — Брат Пелтер скорчил кислую гримасу, вспомнив, что из-за таких подробностей он пересек половину империи, вместо того чтобы перетащить настоятельницу из Сладкого Милосердия в Башню Исследующих. Всего-то пять миль.

— Ну, вряд ли мы можем поднимать такую шумиху из-за ереси, которая, в конце концов, состоит в том, чтобы следовать деталям веры, если не готовы следовать нашим собственным правилам в других местах, не так ли, брат? — Стекло улыбнулась. — Если вы с радостью пытаете человека раскаленным железом, чтобы установить степень его благочестия, то, по крайней мере, сможете выдержать несколько дней пути, чтобы убедиться, что сами следуете букве закона.

— Вам не мешало бы попрактиковаться в покаянии, настоятельница. — В косом свете, падавшем сквозь ставни кареты, рябое лицо Пелтера приобрело несколько чудовищный вид. — Для вас и вашего монастыря все кончено. Лансисы получат то, что хотят. Вы должны обратиться к вопросу о том, в каком состоянии вы будете в конце этого периода. Возможно, в виде пепла. Шерзал любит сжигание. Не как зрелище, а как аккуратный конец проблем.

— Знает ли Верховный инквизитор Джемон, что вы делаете, брат? — Стекло проигнорировала угрозу. — Что-нибудь из этого пришло с его стола? Башня вообще знает, куда вы направляетесь? Или это все приказы Шерзал? Главный инициатор... можно подумать, что должность названа в ее честь.

— Я потворствовал вам в этом путешествии, настоятельница, но вы будете говорить о сестре императора с уважением! Инквизиция прислушивается к ее голосу. Время Джемона подходит к концу.

— Он ведь не санкционировал мой арест, не так ли?

— Санкции Шерзал вполне достаточно.

— Значит... Джемон не посылал старших инквизиторов для суда, который должен судить меня? Судей должно быть трое. Надеюсь, вы не собираетесь выносить решение, брат? Во-первых, вы не старший, во вторых — не можете заменить трех...

— Шерзал не позволит Джемону прислать своих любимчиков. — Пелтер пригладил седые пряди волос, вредная привычка. — Мы наберем инквизиторов нужного ранга и численности из окрестностей.

— Окрестностей? — спросила Стекло.

Брат Пелтер сердито посмотрел на нее.

— О, — сказала Стекло. — Вы хотите сказать, что будете подбирать моих судей по дороге?

Пелтер вцепился в сиденье, повернув к ней лицо:

— Мы предстанем перед достопочтенной Шерзал с тремя старшими инквизиторами, настоятельница, и, когда они зададут вам вопрос, я буду использовать железо, будь оно острым или горячим, чтобы узнать правду. Так что вам лучше избавиться от любого намека на насмешку.

Настоятельница Стекло отодвинулась назад, подальше от свирепого лица мужчины и зловонного облака его дыхания:

— Конечно, брат.

• • •

КОГДА НАСТУПИЛА НОЧЬ, Пелтер велел поставить карету в Трейтауне, поселении скромных размеров, домов пятьсот, жившим за счет оловянных рудников. Это место могло похвастаться церковью Предка, значительно бо́льшей, чем большинство таких городков могли себе позволить, и было в состоянии обеспечить жильем инквизитора и его охранников, а также кельей для кающихся грешников — для настоятельницы.

Утром местный священник отпер Стеклу дверь, и она терпела его неодобрение, пока зевающие стражи провожали ее к карете.

— Сегодня мы отклонимся в сторону. — Брат Пелтер протянул ей паек пленника — кусок черного хлеба, которого должно было хватить на весь день.

— В самом деле? — Стекло взяла хлеб в свои скованные руки. Она ежедневно затягивала пояс на своей рясе. Если бы путешествие продолжалось до самой старой границы империи в Альде, она, возможно, прибыла бы с той же цифрой, которая была у нее в двадцать лет, хотя она не считала бы это хорошим обменом за все эти голодные дни. — Куда?

— Святилище в Пенрасте, — ответил Пелтер. — Вчера вечером я велел Мелкиру и Сэре провести небольшое расследование в городе. Похоже, инквизиция расследует сообщения о ереси в святилище. Расследование проводят старшие инквизиторы...

— ...которые будут полезны на моем суде, — закончила Стекло.

— Как я уже сказал, из окрестностей. — Пелтер кивнул.

— А кто ведет это расследование?

— Брат Селдом и Сестра Агика. Ваши друзья, я полагаю? — Пелтер позволил себе слегка улыбнуться.

Настоятельница Стекло сложила руки на уменьшившемся животе и сжала губы в тонкую линию. Селдом и Агика были доверенными подчиненными в течение большей части ее пребывания на высшем посту инквизиции, но вся башня говорила о горьком отчуждении между ними, которое предшествовало объявлению о ее отъезде.

— Только когда твоя власть отнимается или отдается, ты узнаешь, кто твои друзья, брат. Урок для всех нас.

• • •

К ПОЛУДНЮ ОНИ добрались до святилища. Издали Пенраст казался игрушкой, выброшенной каким-то капризным богатым ребенком. Серебристый цилиндр, поднимающийся с разбитой вершины холма под пьяным углом, ярдов тридцать в высоту и ярдов двадцать в поперечнике. Его стены были толщиной в ярд, масса серебряно-стали, за которую можно было бы купить небогатую империю, большую, чем та, в которой он стоял. Никакой огонь не мог расплавить это вещество, никакое лезвие не могло его разрезать. Настоятельница Стекло хорошо знала, что даже клинок из Ковчег-стали не может поцарапать зеркальную поверхность. Поэтому, обладая свойствами, столь ценимыми в Ковчег-стали, — и даже в еще большей степени, — Пенраст из бесценного ресурса стал бесполезной диковинкой.