— Нет, мы здесь закончили. — Александр берет меня за плечо и усаживает на заднее сиденье.

Я забираюсь внутрь, радуясь, что меня избавили от неловкой ситуации. Александр скользит следом за мной, и Мерфи закрывает дверь. Я наблюдаю за Линкольном и Кортни через тонированные стекла, как они спорят на тротуаре, пока мы отъезжаем.

Александр нажимает несколько кнопок на задней панели центральной консоли, и вскоре я чувствую, как тепло проникает в заднюю часть моих бедер и ягодиц. Я бы прокомментировала обогрев сидений, но слишком устала, чтобы набраться энтузиазма.

— Ненавижу имя Джо, — грубо говорит он, сжимая челюсть. — Ненавижу этот дурацкий ресторан. И ненавижу, что тебе приходится работать практически в нижнем белье, чтобы выколачивать деньги из отчаявшихся мужчин!

Он серьезно кричит на меня?

— Не ты сейчас должен сходить с ума!

Его голова медленно поворачивается ко мне, глаза сверкают от ярости.

— Нет?

Я наклоняюсь вперед и смотрю ему в глаза.

— Нет!

Его рука взлетает так быстро, что я не замечаю, как он двигается, пока его пальцы не обхватывают мое горло.

— Ты не принадлежишь ему. — Он сжимает меня не так сильно, чтобы причинить боль, а только для того, чтобы удержать на месте, близко.

— Я никому не принадлежу! — Я шлепаю его по запястью, он отпускает мою шею и хмуро смотрит на свою руку.

Я отворачиваюсь к окну, поворачиваясь к нему спиной, пытаясь разобраться в эмоциональном торнадо, закручивающемся внутри меня. Например, почему, черт возьми, когда я увидела его, моим первым инстинктом было вцепиться в него, как будто он исчезнет, если я не буду держаться достаточно крепко? Мы занимались сексом, и на следующий день он обращался со мной так, словно я ничего для него не значила. Он послал своего брата, чтобы попытаться откупиться от меня, заставить меня отказаться от нашего совместного времени, подкупить меня, чтобы я никогда больше не говорила об этом. Он думает, что только потому, что богат, он может купить чувства людей?

Мой ход мыслей продолжается все время, пока мы не подъезжаем к его высотке, и тогда я по-настоящему злюсь.

— Зачем мы здесь? Я думала, ты отвезешь меня домой.

Александр открывает дверь, и я впиваюсь кулаками в нагретую кожу, отказываясь двигаться. Он вздыхает, проникает внутрь, хватает меня за руку и легко притягивает к себе.

Я шлепаю его по руке, но это бесполезно, когда мужчина вытаскивает меня из машины.

— Если ты не отвезешь меня домой, я просто возьму такси, — шиплю я.

— Только через мой труп.

— Продолжай грубо обращаться со мной, и это можно устроить. — Я толкаю его двумя руками и морщусь от боли. — Ай! Черт!

Он прижимает меня к груди и обнимает.

— Черт. Ты в порядке?

— Мои дурацкие ребра.

— Перестань драться со мной, и они не причинят тебе вреда.

— Перестань таскать меня за собой, и я перестану с тобой драться!

Он отпускает меня и отступает.

— Ладно.

Снаружи только Мерфи, парковщик и швейцар. Все они отводят глаза.

Александр сжимает челюсть.

— Пойдем со мной внутрь… пожалуйста. — Последнее слово прозвучало так, словно сорвалось с его губ.

— Хорошо, но только потому, что я действительно не хочу видеть, как мой бывший парень и моя бывшая подруга трахаются в моей бывшей постели.

АЛЕКСАНДР

Джордан несется через вестибюль впереди меня. Она сняла свою толстовку в машине, и с ее волосами, собранными в конский хвост, у меня был полный обзор ее стройной шеи. Воспоминание о том, как она чувствовалась под моими губами, врезалось в меня с силой, которой я не ожидал, и только разозлило меня. Я разозлился, что она общается с людьми, которые не ценят ее и не заботятся о ее интересах. Разозлился, что она не заботится о своих интересах.

Но в основном злился на то, что позволил себе провести целую неделю без нее.

Двери лифта закрываются, и я прислоняюсь к ним спиной лицом к ней.

— Что ты делаешь? Повернись.

— Я не хочу.

— Никто так не ездит в лифте. Это неудобно. Перестань пялиться на меня. — Она поворачивается лицом к стене с окнами, выходящими на город.

Я нажимаю кнопку «Стоп».

Джордан вздрагивает и пытается обернуться, но я уже стою у нее за спиной, моя правая рука на ее бедре, а левая прижата к стеклу, удерживая на месте. Она втягивает воздух, и я погружаю нос в ее волосы и вдыхаю ее запах.

— Ты пахнешь по-другому.

Ее мышцы напрягаются.

— Это потому, что я чистая.

В моем горле урчит, и я опускаю нос ниже, в пространство за ее ухом, и вдыхаю.

— Ты мне больше нравилась грязной.

— А ты мне больше нравился молчаливым. — Несмотря на свои слова, она отклоняет голову, открывая мне доступ к шее.

Я улыбаюсь, благодарный, что женщина не видит, как легко она вызывает во мне это выражение.

— Ты слишком хороша для этой работы. — Я провожу губами по ее коже.

— В этом мы согласны. Ты даже не представляешь, как трудно найти работу в Нью-Йорке.

Прижимаюсь поцелуем к пульсирующей вене на ее шее и чувствую, как ее пульс трепещет у моих губ.

— Ты слишком хороша для Линкольна. — Его имя, как кислота на моем языке.

Джордан поворачивается в моих руках и смотрит на меня. Ее макияж скрывает веснушки на носу и делает ее глаза больше и четче. Она великолепна, но я предпочитаю естественный розовый цвет ее губ искусственному. И я скучаю по ее веснушкам.

— В тот день, когда я заблудилась, я увидела, как Линкольн и Кортни целуются, и расстроилась. Я убежала. Он не знает, что я знаю о них. Пока мы были в хижине, он практически переселил ее в нашу квартиру. Он выбросил всю мою одежду и потратил мои деньги. Я вернулась к разбитому коры… Эй, успокойся. Ты что, скрежещешь зубами?

Я вздрагиваю, когда ее ладонь касается моей щеки, но она не пугается, только крепче прижимает свою руку ко мне. Я немного расслабляюсь под ее прикосновением.

— Единственная причина, по которой я говорю тебе все это, заключается в том, что я абсолютно с тобой согласна. Линкольн — мешок дерьма.

Я хватаю ее за запястье и опускаю ее руку в свою.

— Мешок дерьма был бы более полезен. — Я нажимаю кнопку лифта, и мы продолжаем подъем.

Она тихо хихикает.

— Точно.

Я тащу ее за собой к входной двери и в свой дом.

— Ты голодна?

— Нет.

Вместо того чтобы идти на кухню, я поворачиваю направо и веду ее в свою спальню. Включив приглушенный свет, отпускаю ее руку. Джордан подходит к окну и проходит в гостиную моей комнаты, где есть небольшая секция диванов, телевизор и газовый камин.

Я направляюсь в ванную и раздеваюсь. Душ обжигающий и желанный после четырнадцатичасового рабочего дня, проведенного в офисе. Моя шея болит от часов, проведенных за дизайном, и я позволяю горячей воде растопить напряжение, чувствуя себя спокойнее, чем когда-либо, зная, что Джордан в безопасности и рядом. Я не мог нормально спать с тех пор, как вернулся, гадая, где она и что делает. Надеясь, что она не ранена и не страдает. И ненавидя себя за то, что ничего с этим не сделал.

— Я собиралась спросить…

Мои глаза распахиваются, когда Джордан заходит в душ.

— ...достаточно ли здесь места для еще одного, но эта штука достаточно велика для десяти человек. — Горячая вода бьет по ее обнаженной коже, и она отскакивает. — Горячо.

Я регулирую температуру, пытаясь заставить свой мозг работать при бешено несущейся крови при виде обнаженной девушки.

Джордан скользит руками от моей поясницы к плечам и впивается пальцами в мышцы там, прежде чем скользнуть вниз. Я поворачиваюсь и притягиваю ее в свои объятия, прежде чем прижаться губами к ее губам. Поцелуй — это неделя сдерживаемого разочарования, семь дней беспокойства и глубокое чувство, что я потерял что-то неотъемлемое в своей жизни, что, наконец, вернулось ко мне. Языки, зубы и блуждающие руки создают нескоординированную связь, и я боюсь, что с ее все еще заживающими ребрами, Джордан может поскользнуться и пораниться.

Я отрываю от нее рот и прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Сначала прими душ.

— Я думала, что нравлюсь тебе больше грязной. — Она прижимается своими губами к моим, и я скольжу языком между ее зубами, перемещаясь на скамейку.

Сажусь, разъединяя наши губы, и притягиваю Джордан так, чтобы она оказалась между моих бедер. Вода каскадом стекает по ее горлу, между грудями и ребрами к пупку и дальше. Я слегка провожу большим пальцем по ее ребрам, когда вода там становится бледно-коричневой.

Ее рука накрывает мою, когда я смываю краску с ее кожи.

— Макияж. Чтобы скрыть следы.

— Мне это не нравится. — Я продолжаю тереть, но, кажется, не могу избавиться от этой штуки.

— Без него я выгляжу так, словно прошла через дереводробилку.

Я намыливаю руки, и Джордан опирается на мои плечи, пока я смываю краску с ее торса. Охватываю ладонями всю ее грудную клетку, не торопясь заново знакомлюсь с ее кожей, с ее фигурой.

— Так лучше, — говорю я, когда смываю остатки макияжа.

— Люди не дают чаевых, если видят мои недостатки.

Я хочу сказать ей, что, по-моему, ее недостатки — самое прекрасное в ней, но достаточно хорошо усвоил, что мои слова, какими бы благими они ни были, сильно ранят.

Джордан обхватывает мою щеку и проводит пальцами по моей коже.

— Больше никакой бороды.

Я поворачиваюсь губами к ее запястью и целую.

— Тебе больше нравилось с бородой?

— Ты красивый и с бородой и без, но ты больше не похож на моего Гризли. — Она застенчиво улыбается и ныряет под струю воды. — Ты выглядишь удивленным.

Мой Гризли. Как будто я принадлежу ей.

— Никто раньше не называл меня красивым.

Я откидываюсь на спинку сиденья и киваю ей, чтобы она продолжала мыться. Я не пытаюсь скрыть реакцию своего тела на нее. И она, кажется, застыла на месте, уставившись на мой стояк, и внимание делает его еще жестче.

— Я хочу тебя. — Сжимаю член и шиплю от давления.

Женщина подается вперед, затем останавливается, резко выпрямляясь.

— Так вот почему я здесь? Ты просто ищешь легкого траха?

Меня передергивает, когда я слышу, как она так отзывается о себе.