Глава 24

Лайла

Что-то изменилось.

Лайла не знала, что это было, и почему она вообще почувствовала, что что-то изменилось. Но как только она проснулась и начала вставать с кровати, железные кольца, обвивающие ее середину, натянулись, удерживая ее рядом.

— Даин? — Ее голос был мягким, хриплым от сна, а его руки прижались к ее животу.

Она положила руки на них, царапая ногтями мускулистое предплечье, мягко успокаивая то, что его беспокоило.

— Мне было девять лет, когда они пришли за мной в первый раз.

У нее перехватило дыхание. Его прошлое. Он думал о своем прошлом, делился им с ней. Наконец-то.

Она начала поворачиваться, но он удержал ее на месте, прижав спиной к своей груди, и его слова пронеслись над ее головой.

— К тому времени, — продолжал он тихо, — я уже знал, что я не такой, как другие мальчики в доме. В доме «Утренняя звезда» их было так много, а я не был похож ни на одного из них.

Эти слова проникли в ее сонное сознание, рассеяв туман. Она посмотрела на открытое окно, ранний утренний свет проникал из-под портьер, оставляя комнату в основном в темноте, как раз там, где он находил утешение.

— Каким ты был? — спросила она, ее голос был таким же низким, чтобы не нарушить момент.

— Выключенным.

Одно слово, долгая пауза.

— Я был в стороне. Я не чувствовал того, что чувствовали они, я не видел вещи так, как видели их они, я не воспринимал мир так, как воспринимали его другие. Мое мировоззрение даже в юном возрасте было искаженным. Я был эгоистичен и легко раздражался, и если кто-то провоцировал меня, я не испытывал никаких угрызений совести, заставляя его платить.

Боже, то, как он говорил о себе в детстве, вызвало дрожь в ее теле. Она попыталась вспомнить, какой она была в том возрасте — испуганной, потерянной, растерянной. Она постоянно плакала, так сильно, что кураторы перестали наказывать ее за это, потому что от этого она только сильнее плакала. Она слишком много чувствовала, и это был такой контраст с тем, каким он был.

И кем он все еще был.

Просто им обоим лучше удавалось скрывать это от мира.

Она ждала в тишине, позволяя ему продолжать в своем собственном темпе, не подталкивая его к тому, чем ему было удобно поделиться.

— Они пришли за мной, когда мне было девять лет, — подхватил он предыдущую мысль.

— Только они не знали, каким ребенком я был. Мои глаза всегда были такими, и они назвали меня «дитя демона», думая, что это причинит мне боль. Я просто улыбался.

Черт.

Это заставило ее руки на секунду замереть, прежде чем они возобновили поглаживание его предплечий.

— Я улыбался, когда отрывал их, — продолжил он.

Он слегка приподнял руки, чтобы было видно шрамы от ожогов на спине.

— Я не знал, как играть с огнем и получил эти.

Она проследила шрамы, не слишком заметные, но достаточно явные, и он повернул запястье, перехватывая ее пальцы и переплетая их вместе.

— Что случилось потом?

Он властно сжал ее руки, прежде чем отпустить их, позволяя ей гладить и успокаивать его.

— Я стал ребенком демона в истинном смысле этого слова, — продолжал он, его слова падали ей на голову. — Я убивал всех, кто приближался ко мне, без всяких угрызений совести. Взрослые не знали, как со мной справиться. Поэтому они привели кого-то, кто не был похож на них.

Ее дыхание стало тяжелее, пока она ждала его.

— Девочку, на год младше меня.

Черт. Монстры. Каждый из них, блядь.

Ее пальцы сжались на его предплечьях, но она молчала, позволяя ярости заполнить ее тело. Она достаточно пожила в этом мире, чтобы понять, к чему это приведет.

— Она была маленькой, такой беспомощной, — вспоминал он. — Я не мог ее убить, Поэтому они стали использовать ее как рычаг, чтобы заставить меня... делать что-то.

Она сжала его руки, ее тело дрожало, представляя, как сильный мальчик, каким он был даже в детстве, оказывается под контролем этих монстров, делает то, чего не хотел, потому что не хотел убивать беспомощную девочку.

— Что случилось потом?

Ее голос сломался, дрожь в ее теле была слышна в ее тоне.

— Они использовали меня в течение двух лет, — сказал он ей совершенно искренне, и она закрыла глаза.

Не он. Не он. И все же, зная, что он прошел через то же самое, что и она, она чувствовала себя более видимой, более связанной с ним. И знание этого, то, каким сильным он стал, давало ей надежду на себя, на то, что, может быть, и она станет такой же. Надежду на себя, на то, что, возможно, она тоже сможет избавиться от оков своего прошлого и обрести силу для себя.

— Она была единственной девушкой, живущей в доме мальчиков, и только потому, что они использовали ее, чтобы контролировать меня. И она это видела. Она знала, что я убийца, и все время умоляла меня убить ее, когда боль становилась слишком сильной. Но я не убиваю детей, ни сейчас, ни тогда.

Она ждала, ее сердце становилось тяжелее с каждым словом.

— Так что однажды ночью, когда никто не смотрел, она покончила с собой.

Ее дыхание сбилось, глаза зажмурились, в воздухе повисла боль о потерянной душе.

— Как ее звали?

Она почувствовала, как он пожал плечами.

— Я не знаю. Они назвали ее 5057, полагаю, там, где она была раньше, девочкам не давали имен, как нам

Это было грустно, чертовски грустно.

Увлеченная рассказом, она пошевелилась, пытаясь повернуться, и на этот раз он ей позволил. Она села, полностью повернувшись лицом к нему, и увидела его непохожие глаза, которые сделали его ребенком-демона для монстров. Он был больше. Он был дьяволом, и он был ее.

Она положила руку ему на челюсть, большим пальцем погладила его по загривку, и их глаза встретились.

— Что тогда?

— Потом, — сказал он, его голос прозвучал низким гулом, который прокатился по ней, его руки обхватили ее талию. — Они отпустили меня.

Она удивленно моргнула.

—Что?

— Они отпустили меня, — повторил он. — Они знали, что после ее ухода они не смогут снова контролировать меня, а мне уже было двенадцать, я становился старше, опаснее. Поэтому они решили, что лучше отпустить меня, чем оставить и рисковать всем.

Она резко вдохнула.

— Куда ты ушёл?

— Никуда, я был везде.

Его пальцы провели по ее обнаженной спине под футболкой.

— Они оставили меня на улице, и я оставался там некоторое время, воруя, что придется. Какое-то время я жил в школе, притворяясь одним из их учеников, пользуясь их ресурсами. Школа была какая-то специализированная, и у них были занятия по боевым искусствам, которые они проводили для детей во внеурочное время. Это меня заинтересовало, поэтому я тоже туда записался. Потом я поселилась в одном из пустующих домов в богатом районе, когда хозяева куда-то уезжали.

Для нее это звучало дико и абсолютно пугающе. Быть таким молодым и оказаться на свободе.

— И никто ничего не заподозрил? — спросила она, одновременно потрясенная и напуганная мыслью о том, что он пережил все это.

Она увидела, как дрогнули его губы, как одна из его рук поднеслась к ее челюсти и провела большим пальцем по ее губам.

— То, что я настоящий с тобой, не значит, что я такой со всеми, маленькая flamma, — сказал он ей почти ласково. — Я обманываю людей. Для меня это вторая натура. Даже тогда я точно знала что нужно сделать, чтобы очаровать всех, чтобы они мне поверили, и они ели у меня из рук. Мальчики хотели подружиться со мной, и я использовала их. Девочки хотели трахнуться со мной, и я использовал их.

О.

Она задалась вопросом, что было бы, если бы в другой реальности она училась с ним в той школе. Посмотрел бы он на нее хоть раз? Стал бы он манипулировать ею, заставляя поверить в то, что она ему нравится, хотя все это время хотел чего-то другого? Манипулировал ли он ею сейчас?

Чем дольше она смотрела на него, тем сильнее его губы кривились в улыбке, тем крепче он сжимал ее челюсть.

— Вторые мысли?

— Если бы я была одной из них, — сформулировала она свой вопрос, но тут же оставила его, не желая знать.

Он перекатил ее под свое тело, его рот был в дюймах от ее рта.

— Если бы ты была там, я бы тебя трахнул. Потом я бы преследовал тебя и сделал бы тебя своей. Нет такой реальности, где бы мы с тобой не существовали, где бы мы не оказались там вместе. Её нет.

Глубоко вдохнув, она позволила своим напряженным мышцам расслабиться, пока он целовал ее, его язык захватывал ее рот, его руки — ее тело, его дыхание — биение ее сердца.

— А если бы я не хотела быть твоей? — провоцировала она его, потому что ей нравилось, когда его глаза вспыхивали так, как сейчас.

— Давай не будем об этом, Лайла.

Мягкое предупреждение в его словах что-то с ней сделало.

Его нос коснулся ее носа, он крепко сжал ее челюсть.

Она знала, что он имел в виду. Он бы заполучил ее, крючком или хитростью, с ее первоначальным согласием быть его или без него. По какой-то извращенной причине мысль об этом не повергла ее в ужас, как должно было быть. Нет. Она никогда не чувствовала себя такой желанной, такой желанной, такой сильной, как сейчас, когда он сказал ей это. И она не знала, сказал ли он это, чтобы манипулировать ею, или потому, что действительно имел это в виду, но, учитывая последние шесть лет, которые он провел, делая именно это, у нее не было причин сомневаться в нем.

Он целовал ее несколько минут, как бы закрепляя свои слова, а затем снова лег на бок, на этот раз глядя в потолок, закинув одну руку за голову, а другой обнимая ее. Она прижалась к нему, ожидая, когда он снова начнет рассказ, и наслаждаясь тем, как его рука провела по всей ее попке, прежде чем его пальцы начали поглаживать ее позвоночник.

— Я никогда не забывал, что сделал Синдикат, — снова начал он. — Они совершили огромную ошибку, когда отпустили меня. Открыв меня внешнему миру, они лишь заставили меня осознать, сколько силы у меня было, и сколько еще я мог бы иметь. Внутри дома я был ограничен в своих возможностях. А на улице? Возможности были безграничны.

Наверное, так оно и было для него. Опасный мальчик, которым он был, должен был вырасти в еще более опасного мужчину.