— Ну, я не могу ничего обещать, так как никогда раньше не имел дела с волшебным снежным шаром, но клянусь тебе, я никуда не денусь. И завтра утром я первым делом поставлю «Сталкера в лесу» в очередь и буду готов включить, только ради тебя.

— Спасибо. — Бен сладко улыбнулся, его образ замерцал. — На случай, если по какой-то причине я не увижу тебя… Я хочу, чтобы ты знал: было чудесно. Честно, лучший день в моей жизни. Я никогда этого не забуду.

И в мгновение ока он исчез, оставив Джейсона наедине с этими прощальными словами.

Он считает лучшим днем в своей жизни: сидеть на диване, смотреть мыльные оперы и плохие фильмы ужасов с человеком, которого он едва знал?

Это как бы заставило Джейсона по другому взглянуть на свои худшие дни.

***

Когда Джейсон спустился вниз в девять утра, то обнаружил в гостиной ожидающего его Бена. Заметив Джейсона, он разве что не светился. Хлопал в ладоши, подпрыгивая на носочках. Джейсон не был уверен, что готов сейчас к разговору, но было бы жестоко лишать Бена возможности говорить, поэтому он послушно завел снежный шар.

— Ты здесь! — выпалил тут же Бен.

— Похоже на то.

— Думаю, если бы я мог, то обнял бы тебя.

— Давай не будем торопить события. — Но всё-таки приятно чувствовать себя желанным, даже если это исходит от мужчины, которого никто не видит.

— Мы можем посмотреть ещё один твой фильм?

— Сначала кофе.

Двадцать минут спустя они устроились на диване — или, в случае Бена, в диване, — и Джейсон нажал кнопку воспроизведения. Бен задавал кучу вопросов, а Джейсон рассказывал ему всё об актерском составе и о том, как снималась та или иная сцена. В итоге им потребовалось чуть больше трех часов, чтобы закончить просмотр полуторачасового фильма.

— Это было чудесно! — сказал Бен, когда все закончилось. — Даже лучше, чем прошлый фильм.

— Не так уж много нужно, чтобы победить «Кровавый переулок».

— Облом, что тебе пришлось умереть так рано.

Джейсон рассмеялся.

— «Облом»? У тебя довольно современный лексикон для человека, который ни разу не разговаривал ни с кем с начала Гражданской войны.

— Я же находился среди людей. То, что они меня не слышали, не означает, что я их не слушал.

— Так же и с телевизором, да?

— Именно.

— Держу пари, это значительно облегчило твоё затруднительное положение.

— Это действительно так. Из всех изобретений, которые я видел за эти годы, телевизор определенно мой фаворит. Я имею в виду, радио казалось чудом, но телевидение… — он покачал головой, улыбаясь. — Нечто потрясающее.

— Но ты сказал, что не видел его примерно с тысяча девятьсот девяностого года?

— Думаю, именно тогда это и произошло.

— Ладненько. — Джейсон воспользовался моментом, чтобы завести шар. — Продолжим. Ещё ты говорил том, что застрял в шкафчике для антиквариата. Что на это скажешь?

— Я много смотрел телевизор в семидесятых и восьмидесятых, вплоть до того момента, как очутился в шкафчике с антиквариатом. Слава богу, это продолжалось всего пару лет. А потом каким-то образом — я так и не понял как, потому что был внутри шара, когда это случилось, — но я оказался с той маленькой старушкой в доме престарелых. Её звали Эдит. Она много времени проводила одна и всё время смотрела телевизор, что мне несомненно нравилось, но потом она умерла. После этого я провел несколько лет в гостевой спальне в доме её племянницы. Там было довольно скучно. Но потом я оказался в антикварном магазине. И там было не так уж плохо, правда. Без телевизора, но там постоянно было полно народу. Я ходил за сотрудницами и слушал, как они рассказывают о своих семьях и о проблемах с мужьями. Там были и романы, и ссоры, и всевозможные драмы, — он засмеялся. — В общем-то, всё это было очень похоже на мыльную оперу. Наверное, этот период был одним из лучших. А потом, в один прекрасный день, пришла дама, купила шар и поставила его в той комнате, где ты меня нашел.

— Там когда-нибудь происходило что-нибудь интересное?

Бен покачал головой.

— Никогда.

— Значит, это было плохое время?

— Нет. Не такое уж и плохое. Худшее было… — он поморщился, колеблясь, и Джейсон снова завел шар, пока Бен обдумывал свои слова. — Какое-то время шар… ну, я точно не знаю, но, оглядываясь назад, он, видимо, находился в закрытой коробке на чердаке или ещё где.

— Значит, ты застрял на чердаке?

— Нет. Я застрял в коробке, — ответил он содрогнувшись. — Я бы попробовал выйти вот так, — он указал на свой призрачный образ, «сидящий» на диване, — но всё было как-то неправильно. Я с большим трудом мог проецировать, но вот передвигаться в таком состоянии не мог вообще. Каждый раз была кромешная тьма и ни единого звука. Если внимательно прислушивался, то иногда мне казалось, что я слышу птиц или шаги, но в тот момент я ни в чем не был уверен. Это было похоже на могилу. — Он покачал головой, его глаза сосредоточились на какой-то далекой точке, пока он вспоминал то время. — Я столько всего себе вообразил. Думал, что, может быть, наступил конец света и я остался один, навсегда застряв в том месте. А потом я подумал, что, возможно, шар просто выбросили. И теперь он валяется где-нибудь на свалке. Я представлял груду мусора вокруг меня и вдруг почувствовал, что не могу дышать. — Он схватился за грудь свей полупрозрачной рукой. — Я думал, что, может быть, я в аду. Что я умер, и моим проклятием будет вечная тишина.

— Звучит ужасно. Как, черт возьми, ты справился с этим и не… ну…

— И не сошел с ума?

Джейсону не хотелось говорить это вслух, но он кивнул.

— Я не уверен, что я справился, если честно. Кажется, на какое-то время я всё-таки потерял рассудок.

— Мне ты кажешься совершенно нормальным, особенно учитывая обстоятельства.

— Пережив всё это, я понял, что здравомыслие — это не то, что у тебя есть, а потом ты его теряешь, и оно исчезает навсегда. Это то, что ты можешь терять и снова обретать, понимаешь? Оно то есть, то нет, есть и снова исчезает. Это как проходить сквозь тени в солнечный день.

Джейсон вздрогнул при этой мысли.

— Но ты, очевидно, в итоге выбрался оттуда.

— Да, слава богу. Однажды пошел снег, и я понял, что кто-то передвинул шар. А когда я проецировался наружу, то оказался в гостиной. Шторы были раздвинуты, светило солнце — стоял август, как я узнал позднее, — играла музыка, а в соседней комнате смеялись дети. О Боже, не могу передать, какое облегчение я испытал в тот момент. Как будто заново родился. — Он взглянул на Джейсона, и широкая улыбка осветила его лицо. — Это был самый счастливый день с тех пор, как я находился в шаре. То есть до вчерашнего дня. До встречи с тобой.

Джейсон поежился от такой откровенности.

— Прости, что сбежал после нашей первой встречи.

— Это не важно. Ты же вернулся. Это единственное, что имеет значение. Та комната над гаражом была не плоха, но эта определенно лучше.

— Рад, что я интереснее пустой комнаты.

Бен рассмеялся.

— Гораздо интереснее. И у тебя есть телевизор, — улыбка Бена погасла. Он встал и подошел к окну, чтобы посмотреть на гараж. — Но теперь ты понимаешь, что я имею в виду: быть там было не так уж плохо. Скучно — может быть, но, по крайней мере, я знал, что мир по-прежнему вращается, и что шар в безопасности. У меня даже было окно. Нет ничего хуже, чем не видеть внешний мир.

Если наблюдать за миром так много для него значит…

— Не хочешь прогуляться?

Бен резко обернулся.

— Что?

— Я мог бы взять шар с собой во двор, если…

— О Боже, да! Я даже не думал об этом, но да! Ты действительно сделаешь это ради меня?

— Конечно. Почему бы и нет?

Бен так разволновался, что на время исчез из виду. А когда снова появился, Джейсон уже надел ботинки, куртку и сунул в карманы перчатки.

— Готов? — спросил он Бена.

Бен нетерпеливо кивнул, его лицо сияло, и Джейсон взял в руки шар. Бен исчез, переступив порог гостиной, мелькнул в коридоре, а затем оказался на веранде. Его лицо расплылось в ослепительной улыбке, когда они спустились по ступенькам во двор. Солнечный свет пронизывал его насквозь, и видеть его было гораздо труднее, чем в помещении. Он закрыл глаза и откинул голову назад, наслаждаясь солнцем. Его губы зашевелились, и Джейсон понял, что забыл завести шар. Пальцы уже начали болеть от того, что он столько раз поворачивал этот крошечный ключик.

— Тебе придется повторить, — сказал он, после того как завел как можно дальше.

— Я сказал: «Как тут чудесно». — Бен смотрел, как Джейсон натягивает перчатки, крепко зажав шар между колен. — Холодно?

— А ты не чувствуешь?

Бен покачал головой, но его улыбка не погасла.

— Хотел бы почувствовать, но не могу.

— Прохладно, конечно, но могло быть и хуже.

— Какой сейчас месяц?

— Ноябрь.

— Ох, был бы сейчас октябрь! Это мой любимый месяц. Но и ноябрь не плох. Это начало месяца?

— Сегодня одиннадцатое.

— Если весь год климат был мягким, то сейчас всё ещё могут собирать урожай. Воздух пахнет яблоками?

— Что?

— Мы жили неподалеку от фруктового сада, и осенью, клянусь, этот запах доносился до самого нашего дома. Сейчас воздух пахнет яблоками? Пожалуйста, скажи мне, что он пахнет яблоками!

Нет. Даже близко ничем подобным не пахло. Но Джейсон сказал:

— Конечно, пахнет, глупышка. А как ещё должно пахнуть в ноябре?

Бен радостно рассмеялся.

— Меня даже не волнует, что ты врешь. Это лучшая ложь, которую мне когда-либо говорили за последние полтора столетия!

Знать, что в жизни Бена было так мало поводов для радости, было достаточно, чтобы сердце Джейсона разбилось вдребезги. И всё же Бену, казалось, совсем не было себя жаль. Он вел себя так, словно получил подарок, о котором мечтал всю жизнь. Он медленно повернулся на одном месте, стараясь охватить взглядом всё вокруг, выглядя взволнованнее любого ребенка в магазине сладостей.

Джейсон сунул шар под мышку и потер руки. Может, Бен и не ощущал холода, но вот он определенно его чувствовал. На улице было не так уж холодно, но если стоять на одном месте можно и замерзнуть.