ГЛАВА 62

Брэнт

Не было момента, когда бы я не почувствовал переключения, когда это бурлит во мне и заменяет одного человека другим. Не с чем бороться. Не с кем бороться. Я открываю глаза в незнакомом месте. Смотрю по сторонам, рассматривая окружающую обстановку, и затем продолжаю жить.

Наш разум уникален тем, что он подобен младенцу в своем восприятии того, что ему показывают. Меня не удивляет то, что я не помню вчерашний день, потому что у меня не всегда был вчерашний день. Для меня это нормально. Эта личность никогда не жила иначе. Мне не кажется странным внезапно очнуться и оказаться в ресторане на середине трапезы, потому что это все что мне известно. Это моя жизнь. Обычные люди, как вид, не ставят под сомнение тот факт, что мы закрываем глаза, и — в течение восьми часов — время проходит буквально в мгновение ока. Не подвергается сомнению тот факт, что, можно говорить во сне, провести краткий разговор посреди ночи с супругом — разговор, о котором ничего не вспомнишь. И точно так же, как это не ставится под сомнение, я никогда не ставил под сомнение те два десятилетия, когда все не всегда имело смысл. Во всех провалах в памяти или внезапных изменениях местоположения я винил лекарства, их побочный эффект.

Но сейчас, внезапно, я кое-что вспомнил. Один день, о котором размышлял двадцать семь лет.

Когда я открыл глаза двенадцатого октября, я мало что помнил о своей жизни, кроме нескольких простых фактов. Меня звали Дженнер. Мне было одиннадцать лет. На соседней улице жила девочка по имени Триш, у которой была ручная мышь, но она не разрешала мне с ней играть. Несколько недель назад она показала мне крошечную, дрожащую фигурку, и я потрогал ее. Бледно-белая с красными глазами, я ткнул ее слишком грубо, и она оттолкнула меня. Она прижала питомца к груди и закричала, чтобы я больше никогда к нему не прикасался.

Я отвлекся. Меня зовут Дженнер. Женщина передо мной была мне незнакома даже несмотря на ее авторитетный вид. Я хотел к маме. Хотел оказаться в своем синем доме со сломанными перилами на крыльце и кувшином чая со льдом, запотевшем от конденсата, в холодильнике. Я не хотел находиться в подвале с женщиной с плотно сжатым ртом и темными глазами, от которой пахло уксусом и кофе, и она, не переставая, тыкала пальцем в листы бумаги передо мной.

— Сосредоточься, Брэнт. Умножай дроби. У нас мало времени.

Я не понимал эту кучу дерьма. Цифры над и под линиями. Кривой крест, который, как мне известно, означал умножение, но я не умел умножать. Я оттолкнул бумагу и посмотрел на нее. Сказал единственную правду, которая не звучала глупо.

— Меня зовут не Брэнт.

— Конечно же тебя зовут, Брэнт. И вчера ты исписал три страницы за то время, которое мне потребовалось, чтобы сходить в туалет. Так что не говори, что ты не знаешь, как это сделать.

Я не знал. Я ничего не ответил, уставившись ей в лицо.

— Я хочу к маме.

Я не так сильно хотел к маме, просто хотел убежать от этой женщины.

Она посмотрела на меня.

— Твоя мать на работе, Брэнт. Тебе это известно. Она будет дома в шесть. А до тех пор ты останешься со мной.

Она была лгуньей. Все, что говорила эта уродливая женщина, было ложью. У моей матери не было работы. Она целыми днями сидела дома. Проводила время со мной. Разрешала смотреть телевизор, а в перерывах на рекламу давала мне Hershey's Kisses (прим. пер.: Hershey's Kisses — марка шоколада, впервые произведенная компанией Hershey в 1907 году) и стакан молока. Я плотно сжал губы и уставился в лист бумаги. Я ненавидел эту незнакомку.

— Ты хочешь немного поработать над компьютером, а потом вернуться к этому?

— Я хочу посмотреть телевизор.

Часы на полке показывали, что уже почти четыре. Мама разрешала мне смотреть телевизор в любое время после трех.

Незнакомка нахмурилась.

— Тебе не нравится смотреть телевизор, Брэнт. От него болит голова, помнишь? Почему бы тебе не поработать над компьютером.

Она схватила меня за руку, я начал вырываться, ее хватка ослабла, затем она сильнее сжала мою руку, до боли впиваясь ногтями в мягкую кожу.

Я не знал, чего она хочет от меня, что я должен делать с кучей хлама, валявшемся передо мной: экран компьютера и куча мелких деталей. Это был не компьютер, а беспорядочное нагромождение проводов. Единственный компьютер, которым я пользовался, — компьютер моего отца, который был очень прост в использовании, достаточно нажать большую и легко находимую кнопку включения. Здесь не было кнопки питания, и это заставило меня почувствовать себя еще глупее. Я покачал головой.

— Значит, мы возвращаемся к дробям, — вздохнула она. — Реши эти четыре страницы, без отговорок, Брэнт.

Я отвел глаза от потрепанных страниц, которые мы пихали и толкали друг другу, пока они не порвались в правом углу.

— Меня зовут не БРЭНТ! — закричал я, охваченный гневом.

Женщина вздрогнула, ее голова дернулась назад, и я увидел перемену в ее глазах, какое-то колебание. Мне это понравилось. Я оттолкнулся от стола и встал, став таким же высокий, как она, я был выше на голову своих одноклассников. Это дает мне силу над другими. Над этой женщиной.

— Тише, Брэнт! — выругалась она, вставая на ноги и кладя руку мне на плечо, впиваясь ногтями и пытаясь усадить меня вниз, в кресло, мышцы моих ног сопротивлялись ее попыткам.

— МЕНЯ ЗОВУТ НЕ БРЭНТ!

Закричал я и потянулся к ней. Уперся обеими руками в ее грудь, на мгновение испытав подростковое удовольствие от запретного ощущения женской груди, даже несмотря на то, что она принадлежала старой женщине. Я сбил ее с ног, споткнувшись, она отпустила мое плечо и бесконтрольно замахала руками, падая вниз.

Я приблизился, сел ей на живот, как «Буян» Родди Пайпер (прим. пер.: Родерик Джордж Тумбс — канадский борец-вольник, профессиональный рестлер и актёр, известный под сценическим именем «Буян» Родди Пайпер) сделал это с Халком Хоганом, несколько недель назад я смотрел их бой по телевизору. Этот ход сработал отлично, она боролась и кричала, но ей это не помогло. Халк сделал атлетический пружинный прыжок, отбросив Родди через весь ринг, а она только извивалась подо мной, словно перевозбужденная собака.

— Брэнт! — крикнула она, ударяя меня в грудь и используя голос, которым говорила моя мать, когда была сильно расстроена.

— МЕНЯ ЗОВУТ НЕ БРЭНТ!

Я замахнулся кулаком, как учил меня отец в нашем гараже, когда я бил по его бейсбольной перчатке, большой палец спрятан, запястье сильное. Она вскинула голову, крики прекратились, руки взлетели вверх, чтобы защитить лицо, я наносил удар за ударом, дрожащие руки не защищали ее, она начала рыдать, к тому времени, когда мои руки устали она замолкла.

Мой отец хорошо меня обучил. Можно позволять кому-то давить на тебя только до определенного предела, а потом ты должен дать отпор. Постоять за себя сначала словами, затем кулаками, если слова не помогут. С этой лгуньей я пытался действовать так, как учил отец. Пытался объяснить, прежде чем применить насилие.

Кулаки. Мне нравилось использовать кулаки. Я смотрел на неподвижную женщину подо мной и надеялся, что она снова назовет меня Брэнтом. Сползая с нее, я посмотрел на свои руки, не обращая внимания на стон позади меня. На моих руках кровь. Чужая кровь. Впервые. Я вытер их о брюки, слишком поздно осознав, что мама расстроится, увидев красные полосы на ткани. Затем направился к двери, уверенный, что где-то поблизости найду телевизор. И у меня есть два часа на просмотр, прежде чем мама приедет за мной.

Я поднялся по незнакомой лестнице и улыбнулся, уверенный, что отец будет гордиться мной.