— Я никогда тебя не полюблю, — сказала я с издевкой.

У тебя просто отлично получается влюблять его в себя, Ханна.

Он снова усмехнулся.

— Хорошо, — задумчиво произнёс он. — Я нисколько в тебе не сомневался. А теперь, вставай.

Он протянул руку и забрал у меня кофейную чашку, которая показалась мне крошечной в его гигантской руке, облачённой в перчатку.

— Не заставляй меня повторять дважды.

"Или что? Ты достанешь цепь?" — хотела спросить я, но он вероятно именно это и сделал бы, а на моей шее всё ещё имелись от неё синяки. Поэтому я поднялась на ноги и уставилась на него, пытаясь найти баланс между сопротивлением и покорностью.

Он задумчиво оглядел меня из-под маски. Его взгляд был словно огонь.

Наконец, он сказал.

— Снимай свой пеньюар.

Моё сердце упало.

Он это серьёзно?

— Зачем? — спросила я, стараясь сделать так, чтобы мой голос прозвучал твёрдо, хотя он и дрожал.

— Потому что я так сказал. Снимай свой пеньюар.

— Я под ним голая.

— Я в курсе, феечка, — он сделал знак рукой и кивнул. — А теперь сними его, или я сниму его с тебя сам. Что ты выбираешь?

Я тяжело сглотнула, понимая, что у меня было немного вариантов. Точнее три. Я могла отказаться, и тогда он мог заставить меня. Это был без сомнения самый худший вариант. Он, вероятно, получил бы наслаждение от демонстрации своей силы. Вообще-то, я знала, что так и будет, учитывая, как сильно ему нравился тот железный ошейник.

Я могла бы сделать это сквозь слезы, и мне бы точно захотелось сжаться в комок, так как меня ужасала сама мысль о том, чтобы обнажиться, а тем более сделать это перед ним. У меня в жизни было достаточно секса на одну ночь, и я потратила много времени, работая над выстраиванием отношений со своим телом. Я пыталась обрести уверенность в его силе и примириться с недостатками, пыталась возместить тот ущерб, что я нанесла ему за все эти годы, и хотя я порядком продвинулась в этом отношении, я не была уверена в том, что смогу вынести это состояние уязвимости и это унижение.

А ещё я могла сделать это гордо и с поднятым вверх подбородком. Быть сильной. Не поддаваться панике. Не показать ему тот страх, что он желал от меня получить. Не дать ему унизить меня.

Я выбрала последний вариант. Я посмотрела прямо в бездонные глазницы Мора, спокойно и уверенно, после чего взялась за подол своего пеньюара, сняла его через голову и бросила себе за спину на кровать. Несмотря на то, что я стояла перед ним совершенно голой, моя голова была высоко поднята, словно каждый её мускул был сделан из стали.

Он ничего не сказал. Его невидимые глаза прожигали каждый сантиметр моего тела, оставляя после себя мурашки: от шеи и до грудей, а потом к животу и между бедрами.

Я тяжело сглотнула, стараясь похоронить ужас, который хотел утопить меня в себе. Я не собиралась позволить ему сделать это. Я собиралась быть сильной. Я не собиралась бояться.

— Ну? — решительно спросила я его, выжидательно приподняв одну бровь.

Низкий, гортанный звук вырвался из его груди, заставив волоски на моём теле встать дыбом, а все нервы туго натянуться внутри меня так, что мне начало казаться, что они вот-вот лопнут и уничтожат меня. Господи. Что за чёрт?

Время шло, напряжение между нами всё возрастало.

Он откашлялся.

— Когда я родился, первый человек, который меня коснулся, умер, — сказал он хриплым голосом, воспламеняя своим взглядом мою обнажённую кожу.

Он не просто смотрел на меня, он меня поглощал.

— Это была повитуха моей матери. Ее звали Пиркко. И хотя я её не помню, я запомнил её имя, потому что я убил её. Это была моя первая жертва. Ты никогда не забываешь своих первых, даже если ты только родился.

Он развернулся и направился к гардеробу, и в тот момент, когда он перестал смотреть на меня, я почувствовала себя так, словно начала сдуваться. Я выдохнула с такой силой, что чуть не упала на пол.

— Видишь ли, моим родителям сказали, что один из их сыновей станет Богом смерти, и что меня призовут в качестве божества, когда придёт время, и когда Туонела будет готова, — сказал он, проведя руками по лакированной поверхности гардероба. — Они не знали, что это буду я, пока Пиркко не умерла, и они уж точно не знали, что у этого будет своя цена — прикосновение смерти. Моя мать хотела взять меня и утешить, ведь я был всего лишь плачущим, только что родившимся малышом, но мой отец ей не позволил. Они боги, но даже они не хотели рисковать. Учитывая то, что я знаю теперь, думаю, что это был мудрый шаг.

Он вздохнул.

— Поэтому отец завернул меня в оленью шкуру. Путём проб и ошибок, другими словами, ценой множества мёртвых слуг, они обнаружили, что только прикосновение моих рук вызывало смерть. После этого мне пришлось всё время носить перчатки или наручи, но ущерб уже был нанесён. Мои братья и сёстры держались от меня подальше, люди и боги боялись меня. Даже мои собственные родители относились ко мне иначе. Больше как к питомцу, нежели сыну. Они всегда держались на расстоянии.

— Теперь я должна пожалеть тебя? — спросила я, потому что одна слезливая история не могла помочь ему завоевать меня.

Он в очередной раз усмехнулся и открыл гардероб.

— Нет. Никто не должен жалеть Смерть, и в особенности ты. Ты должна пожалеть себя. Ты стоишь тут совсем голая, потому что я так сказал.

Я не знала, к чему он вёл, поэтому решила не раскрывать рта.

Он осторожно порылся в ящике гардероба, после чего достал оттуда белый кружевной предмет.

— Возможно, именно это сделало меня более хорошим правителем для Туонелы. Иногда я был жесток, но я обладаю эмпатией. Безжалостный, но не бессердечный.

Я не сдержалась и фыркнула. Не бессердечный? О, да, продолжай убеждать себя, приятель.

Он проигнорировал меня.

— Как ты знаешь, я в итоге женился. Я научился доставлять своей жене удовольствие, не касаясь её голыми руками. Я сделал это своей миссией.

— Не уверена, что мне стоит обо всём этом знать, — пробормотала я.

— Нет, стоит, — быстро сказал он, взяв белое платье и подойдя ко мне. — Тебе стоит узнать. Я делал всё, что мог и даже больше, но она сказала, что она ушла от меня к другому именно потому, что я никогда не смогу коснуться её голыми руками. Откровенно говоря, я знал, что это была ложь, и всё же я вспомнил о пророчестве, которое рассказал мне гигант Випунен, когда я был ещё молод. Что однажды я найду кого-то, человека, который сможет выдержать моё прикосновение, и которого я затем полюблю и на ком женюсь. И что будет заключён союз, который навсегда упрочит моё положение в королевстве. Что это будет за союз и с кем, этого я не знаю. А насчёт того, на ком я должен буду жениться? Этого я тоже не знаю.

— И с чего ты решил, что это не твоя бывшая жена?

Он резко и мрачно усмехнулся.

— Лоухи? Никакого союза из нашей предполагаемой любви или брака не случилось. Если уж на то пошло, наша женитьба была устроена её отцом, и из-за неё наш мир продолжил разрываться на части, когда мы, наконец, расстались. Нет, это была не Лоухи.

Я почувствовала, что его взгляд сделался более глубоким, а напряжение усилилось.

— Ты думаешь, что это я, — тихо сказала я.

— Может быть, — сказал он. — Думаю, есть только один способ проверить.

Он вложил мне в руки какое-то платье, после чего расстегнул одну из своих перчаток.

Я сделала резкий вдох, и моё тело пронзил ужас.

— Что ты делаешь? — тихонько вскрикнула я.

Он достал руку из перчатки, и я уставилась на неё в ужасе и восхищении. Это была огромная, слегка загорелая рука большого мужчины. Единственное, что в нём было нечеловеческого, это странные отметины, которые пульсировали светом, словно кто-то взял фломастер цвета металлик и нарисовал линии по всей его руке и запястью, линии, которые то и дело светились в разных местах, словно они были подсвечены изнутри. Я уже видела их мельком в пустыне, но даже вблизи они не имели для меня никакого смысла.

Пока я пыталась все это осознать, он потянулся голой рукой к моей груди и остановился всего лишь в нескольких сантиметрах от неё. Моё тело наводнил адреналин, и я приготовилась бежать.

— Если бы я дотронулся до тебя, я бы узнал, — проговорил он. — Если бы я дотронулся до тебя, и ты бы не умерла, я бы узнал, что ты предназначена для меня.

Я застыла и уставилась на его руку, не в силах пошевелиться.

— Ты поэтому оставил меня?

— Это одна из причин, — сказал он и начал протягивать ко мне свои пальцы, всё ближе и ближе.

Я была готова поклясться, что почувствовала тепло, исходившее от них, как от электрического провода, лежащего на земле, и мне не нравилось, что мои соски затвердели в такой момент.

— Но если я дотронусь до тебя, и ты умрёшь, то тогда ты отправишься в Обливион, а это значит, что я потеряю тебя навсегда. Оттуда не возвращаются — ты больше никогда не вернёшься в моё королевство. А я ещё не решил, хочу ли я тебя оставить или нет, и могу ли я как-то тебя использовать.

Он медленно убрал руку, и мои нервы загудели от облегчения, которое я испытала.

— Как видишь, у меня тут небольшие затруднения. Как я узнаю, что ты та самая, если я не могу до тебя дотронуться?

Мне надо было сказать ему то, что он хотел услышать. Тогда бы он оставил меня. Если я не найду аргументов в свою пользу, он в любой момент может попытаться провести свой эксперимент, сняв перчатку, а меня, вероятнее всего, не станет, и я потом буду целую вечность страдать. Потому что в глубине души я знала, что это пророчество было не про меня, как и эта больная и ненормальная любовная история. Я оказалась здесь из-за своего преданного сердца и глупой головы, и отчасти из-за невезения.

Скажи ему то, что он хочет услышать.

— Может быть, пророчествам требуется время для того, чтобы сбыться? — медленно сказала я, опустив взгляд на одежду у себя в руках. — Может быть, сначала должны произойти другие события, и тогда ты будешь точно уверен?

Я взглянула на него слегка соблазнительным взглядом, попытавшись намекнуть ему на то, что я имела в виду, но не слишком явно.