Глава 27

Доммиэль

Понятия не имею, как долго я был без сознания. Обезьяна так много уделил мне внимания, что я не мог выносить боль настолько, чтобы оставаться в сознании надолго. Прямо сейчас я ни хрена не чувствовал, моя кожа стала нечувствительной к укусу хлыста и разрыву плоти. Даже там, где шипы вошли в мое тело, было только тупое пульсирующее онемение. Если быть честным с самим собой, то больше всего болело мое сердце. Чистый, необузданный ужас от того, что Беллок нашел Аню и притащил ее сюда, был единственной эмоцией, которую я вообще испытывал.

— Что ты за охотник за головами такой? Сколько времени нужно, чтобы найти одну маленькую сучку?

Обезьяна снял с себя рубашку, вспотев, как чертова свинья, с окровавленным хлыстом в руке, в то время как он кричал на Беллока, которому, казалось, не понравился его тон.

— О, Обезьяна, — промурлыкал Ладья, развалившись на диване с кубком в руке. — Заткнись нахрен.

Я не мог не согласиться.

Обезьяна щелкнул кнутом в воздухе, едва не задев каменное лицо Беллока. Охотник на ангелов не пошевелил ни единым мускулом. Так похоже на него. Я хотел, чтобы он умер. Черт, как же я сам хотел умереть. Если бы то, что он сказал, было правдой, я был бы свободен от этой «смертельной петли», как сказал бы Уилл. Мой дух счастливо резвился бы в Доме Душ в Элизиуме. Сам того не желая, я сумел искупить свою вину в глазах небес. И вот я здесь, прикованный в аду и запертый навечно. Ирония судьбы. Но хуже всего то, что именно сейчас у меня было ради чего жить.

Аня. Мой прекрасный ангел. Я жалел, что у нас не было больше времени. Ноющая боль в сердце горела в моей груди за все время, которое я потратил впустую. За то, что не нашел ее раньше. Одинокий. Я был так чертовски одинок так чертовски долго. А потом… она. Чертово чудо со сногсшибательным телом и золотым сердцем. Боль от того, что я наблюдал, как ее тащат сюда и подвергают пыткам, обещанным Обезьяной, — потому что я знал, что он был хорош в своих обещаниях, — зажгла новый огонь в моем сердце. Если бы я ушел отсюда, у него не было бы причин продолжать охотиться на нее. И был только один выход.

Умереть.

Решимость поселилась у меня в животе. Время разозлить придурка из всех придурков. Достаточно просто.

Я усмехнулся, кровь забила мне горло и рот. Они вытащили железный кляп, чтобы я не захлебнулся в собственной крови.

— И над чем ты смеешься? — прошипел Обезьяна, отвлекая свое внимание от Беллока.

— Не обращай на него внимания, — предупредил Ладья.

Обезьяне следует прислушаться к своему брату. Но он этого не сделал. Он подошел и втиснул свое уродливое «я» в мое пространство, ухмыляясь, как дьявол, которым он и был.

— Не подходи слишком близко. — Ладья наблюдал со своего места на диване, не двигаясь.

— Здесь нечего бояться. Просто пустая трата демонической плоти. Над чем ты смеешься, придурок?

Молниеносно я откинулся назад и ударил его головой, попав ему в левый глаз. Брызнула черная кровь.

— Смотрю на гребаного идиота, — прохрипел я.

— Я же говорил тебе, — промурлыкал Ладья, все еще откидываясь назад и потягивая из своего кубка.

Обезьяна сильно ударил меня наотмашь.

— Ты такая сука, — пробормотал я. — Это все, что ты можешь?

Он повернулся и рявкнул на одного из жрецов.

— Мои метательные топоры!

— Он провоцирует тебя, дурак. — Ладья покачал головой. — Он и так почти истек кровью.

— Несколько хорошо брошенных топоров не убьют его. — Обезьяна протянул руку, когда красный жрец вложил ему в ладонь один из заостренных топоров. — Тебе больше не понадобится член. Давайте покончим с этим.

Ублюдочный садист.

Я даже не мог смотреть, закрыв глаза и крепко стиснув зубы. К сожалению, мои демонические чувства все еще были настроены. Лезвие высвободилось, вращаясь из конца в конец, задевая плоть моего бедра острым жалом, но ничто не было таким болезненным, как удары плетью.

— Тебе нужна практика, — заметил Ладья, зевая.

— Возможно, ты прав. Мы должны привести сюда кого-нибудь из этих английских рабов и показать им, как выглядит настоящая боль.

Меня затошнило от его небрежного упоминания о людях, которых они порабощали на земле. Хотя я недолго жил в этом мире, я все еще надеялся, что Ксандер и Купер найдут способ остановить сводящие с ума пытки невинных. Я мысленно рассмеялся. Теперь я был мягким плюшевым мишкой. Все из-за влияния Ани, полагаю. Она заставила меня захотеть быть лучше. Она заставила меня… надеяться.

Я никогда больше ее не увижу, если только это не было из-за того, что она была прикована и находилась под контролем этих двух придурков. Нет. Бл*ть.

Я посмотрел вниз, туда, где тесак задел мое бедро, и теперь по моей ноге стекала темно-красная кровь. Потом я рассмеялся над Обезьяной.

— Ты бросаешь, как чертова девчонка.

— Обезьяна, — предупредил Ладья.

Но Обезьяна был взрывоопасным, ему нравилось причинять боль и пытать. Идеальное сочетание для такого демона, как я, который хотел умереть.

Обезьяна схватил еще один тесак, прицелился на долю секунды и бросил. Сосредоточив все свои чувства на лезвии, я переместил ногу и тело вправо в идеальный момент. Топор вонзился в середину бедра. Лезвие было таким же острым, как я и ожидал, рассекая плоть до бедренной артерии.

Кровь, вязкая и горячая, брызнула и полилась из моей ноги.

Да.

— А теперь посмотри, что ты наделал, — сказал Ладья. — Ты сломал свою игрушку.

Обезьян уставился на него так, словно не мог поверить в то, что произошло. Теперь меня уже было не спасти.

Мрачно усмехнувшись, я покачал головой.

— Слишком просто.

— Нет! — закричал Обезьяна. Как капризный ребенок. — Ты не можешь умереть! Я еще с тобой не закончил!

— Чертов придурок, — пробормотал я, закрывая глаза и наслаждаясь сладким блаженством, пока моя жизненная сила иссякала.

Окончательно. У меня был бы покой. Я хотел Аню больше, но если я не мог заполучить ее, я согласился на Дом Душ. Что угодно, лишь бы выбраться отсюда и, возможно, уберечь ее от этих двоих.

— Нет!

В то время как Обезьяна выкрикивал свое явное недовольство тем, что ее обманули, я позволил своим мыслям блуждать, вспоминая о ней. Мой истинный рай. Такая чувствительная душа, она обвела меня вокруг пальца своей добротой и верой в лучший мир. Я был так измучен, что не мог смириться с тем, что такое место существует. Но затем она осветила мой мир изнутри, распространила свое пламя в темноту моего сердца и прогнала тени.

— Аня, — пробормотала я, холод охватил меня. Крики принца отдалились еще дальше, когда мое тело стало легким. Я сосредоточился на том, чтобы отстраниться и покинуть свою оболочку, пытаясь разорвать последнюю нить своей жизненной силы.

— Аня, — снова прошептал я, желая, чтобы ее имя было последним словом, слетевшим с моих губ, когда я перехожу в рай, надеясь, что однажды увижу ее снова. Да. Надеясь. Полагаю, то, что они говорят, правда. Ни одна душа не слишком проклята, чтобы быть спасенной. И нет сердца, слишком черного, чтобы биться снова. Ибо мое стучало, как барабан, при виде того, как она плывет передо мной.

Подобно миражу, белый свет исходил от входа в пещеру. Должно быть, у меня галлюцинации, как, говорят, бывает на пороге смерти, потому что следующее видение, которое я увидел, было невозможным. Гортанное карканье Пака эхом отозвалось в зале. Воспоминание о моей бедной птичке пришло попрощаться. Как это мило с его стороны. Проклятая птица.

Аня, с кинжалами в обеих руках и в полной броне, широкими шагами шла по коридору, ее голубые крылья были полуоткрыты. По обе стороны от нее стояли Ксандр и Джордж — зеркальные отражения мстящих золотоволосых охотников. Источником эфирного света был сам Уриэль, сияющий силой, как фосфоресцирующая бабочка. Бабочка, которая выглядела очень взбешенной и хотела все испортить. Шагающий рядом с ним — все это, казалось бы, в замедленной съемке, кружащейся в моей голове под мелодию Led Zeppelin — был Аксель, одетый в футболку Guns N’ Roses и вооруженный Глоком, рядом с Уофлриком и Густавом, оба из которых несли варварские боевые топоры своих вестготских дней. Наконец, замыкающим был охотник на демонов Джуд рядом с моим братом Максимусом. Теперь я знал, что у меня галлюцинации. Ни один из них никогда не придет, чтобы спасти мою задницу. Это был самый сюрреалистичный, но самый приятный мираж, отправивший меня в загробную жизнь, которую я только мог себе представить.

Тела начали летать, двигаясь с необычайной скоростью, которая, казалось, только замедляла движение в моем видении. Я был вялым, едва осознавая тот факт, что это не был какой-то выдуманный мираж моего умирающего, воспаленного мозга. Это было по-настоящему.

Красные жрецы бросились во все стороны, атакуя по трое за раз. Ксандер сражался с Обезьяной, держа себя в руках, когда он резал охотничьим ножом, который я однажды обменял у него на коробку серы. Он использовал зазубренный край, чтобы порезать ему шею. Обезьяна завизжал, как девчонка. Такой слабак.

Аксель, Вулфрик и Густаво сражались в кругу. Аксель безостановочно выкрикивал поток вульгарных ругательств по-немецки, одновременно отрывая головы жрецам. Его партнеры кружились рядом с ним, отрезая конечности от всего, что оказывалось достаточно близко. Вулфрик маниакально рассмеялся, когда черная кровь брызнула множеством дуг с каждым ударом его боевого топора. Это было прекрасно.

Аня сражалась сразу с двумя жрецами, отбиваясь от них и разрезая их на ленты со сверхъестественной скоростью. Она пронзила одного из них в грудь, шепча заклинание, потому что я мог видеть, как двигаются ее губы отсюда. Жрец вскрикнул, разлетевшись в прах на полуслове. Черт, я был так влюблен в нее. Я хотел жениться на ней в маленькой белой часовне с цветами и в белом платье и найти гребаный дом с маленьким заборчиком. Бог мой. Что она сделала со мной?