Изменить стиль страницы

Глава 22

Айви

На следующее утро, когда Антония принесла завтрак, я уже была одета. Она стала единственной, кто удерживал меня от безумия в этой комнате последние несколько дней. Я знала, сколько прошло дней только потому, что отмечала их на бумаге, которую нашла внутри стола. Я начала вести учет на второй день пребывания здесь, когда Антония принесла мне завтрак. Может, со стороны это покажется глупым, но даже три дня, которые я провела взаперти, оставили свой отпечаток.

Мне нужно было плавать. Двигаться. Увидеть солнечный свет. Открыть окно. Маленький квадратик света ничем не мог мне помочь. К тому же, сейчас за окном шел дождь. Я уже готова была поклясться, что рядом с этим домом дождь шел большую часть времени.

Однако сегодня я увижусь с отцом. Я чувствовала, что Сантьяго – человек слова.

Я закрыла тюбик с мазью, которую мне велели наносить на татуировку, и поднялась, когда распахнулась дверь. Ноги, наконец, прошли. А ведь я получила всего два удара. Как Сантьяго выносил куда больше? И как справлялся, когда его спину полосовали? Или когда со ступней отходила кожа во время ходьбы?

Господи, но почему его так наказывал отец? Каким же ужасным человеком он был? И все же Сантьяго поставил его фотографию на алтарь в часовне.

Я не понимала своего мужа. Он был для меня загадкой.

– Доброе утро, дорогая, – весело проговорила Антония, однако я всегда замечала в ней какую-то нервозность, когда она приходила сюда по утрам и оглядывала комнату. Что Антония искала? Мне было интересно узнать ответ. Может, петлю? Я и правда готова была повеситься, проведя здесь всего три дня, но могла обойтись и без петли. Вполне можно удавиться и на этих четках, прижимавшихся к голой коже. Сейчас я засунула их под свитер. В последнее время я снимала их только перед сном и когда принимала душ.

Я знала, что Антонии не нравилось запирать меня. Она однажды так и сказала. Однако такова была воля господина.

«Господин».

Я закатила глаза от его высокомерия и любви к формальности.

– Доброе утро, Антония. Вы не знаете, готова ли машина, на которой меня отвезут к отцу? – взволнованно спросила я. Не испытывая особого голода, я проигнорировала поставленный передо мной поднос.

– Успокойтесь, мисс. Еще рано.

– Который час? Если бы у меня тут стояли часы, я бы знала, – но мой муж даже этого мне не позволял.

– Вас к отцу повезет мисс Мерседес, а она обычно встает не раньше полудня.

– Полудня?

– Присядьте и поешьте. Сантьяго попросил убедиться, что вы сыты. И я тоже этого хочу. Не дай бог, вы снова упадете.

Я села и немного ссутулилась, уперев локоть в стол, пока Антония наливала мне кофе из серебряного кофейника.

– Вот как мы поступим. Как только поедите, я отведу вас вниз и покажу дом. Не вижу ничего плохого в том, чтобы ждать Мерседес внизу.

Я посмотрела на нее с надеждой и волнением. Как ребенок на Рождество. Однако мне в голову пришла одна мысль, хоть и смехотворная, но я решила проверить.

– Если я соглашусь, у вас не будет неприятностей?

– Позвольте мне самой с этим разобраться.

– Где он? – спросила я, поднимая чашку. Я не знала, зачем спрашивала, и почему мне вообще было до этого дело. Наверное, всему виной удивление, ведь я думала, что Сантьяго сам меня отвезет. Может, я была даже немного разочарована. Как бы ни было неприятно это признавать – а вслух я точно стану все отрицать – однако загадочная натура моего мужа вызывала у меня любопытство. Когда он был со мной, все ощущалось иначе. Чувства... обострялись. Я не знала, как это точно описать. Могла лишь признать, что прежде никогда не испытывала столь сильных эмоций. Такое сильное предвкушение, боль и удовольствие. Всего было в избытке. Это сбивало с толку и раздражало. А все должно было быть простым. Мне следовало ненавидеть его так же, как он меня.

Я качнула головой, чтобы прояснить мысли. Предстоящее времяпрепровождение с Мерседес меня взволновало. Она мне не нравилась. И я ей не доверяла.

– Он придерживается своего собственного графика, – Антония сделала вид, что переставляла тарелки на подносе.

– Что это значит?

– О, ничего, дорогая.

– Сантьяго здесь? В доме?

– Большую часть времени, да. Если его не вызывают по делам.

Антония отошла, чтобы поправить уже застеленную мною постель, поплотнее натягивая простыни. Нужно будет сказать Сантьяго, что мне не требовалась горничная – особенно эта милая старушка – чтобы застилать кровать или стирать белье. По правде, это даже неловко.

– Я вернусь через двадцать минут и отведу вас вниз. А теперь съешьте все на этом подносе. В конце концов, мне нужно будет указать это в отчете, – последнее она пробормотала, уже прикрывая за собой дверь.

Сантьяго хотел получать отчеты? О том, что я ела?

Что ж, стоило ли так удивляться? Мой муж был помешан на контроле.

Спустя некоторое время я расправилась с завтраком: яйцами с беконом на тарелке, а также со свежими фруктами, тостами с соком и даже с кофе. Я не думала, что когда-либо ела так же хорошо, как в последние несколько дней. Мама точно была бы шокирована, узнай она, сколько калорий я потребляла за завтраком.

Мысль о маме заставила меня вспомнить Эванжелину. Достаточно ли хорошо ее кормили? Следовало ли мне настаивать на том, чтобы навестить и сестру? Или же попросить о встрече с ней вместо визита к отцу?

Впрочем, нет. Мне следовало двигаться шаг за шагом. Сегодня я выйду из этой комнаты. И даже из дома. Это уже что-то.

Закончив, я почистила зубы и уже надевала пару ботинок из новой партии без каблуков, доставленных вчера, когда в дверях появилась Антония.

Именно такие поступки Сантьяго сбивали меня с толку. Он мог на одном дыхании произнести, что хотел моей смерти. Иногда в его глазах я видела настоящую ненависть. А потом Сантьяго покупал мне кучу обуви без каблуков, едва узнав о моем расстройстве, чтобы я не сломала себе шею.

Я качнула головой.

Нет. Он наверняка делал это не ради меня. Просто Сантьяго хотелось мучить меня самостоятельно. Возможно, он даже планировал убить меня лично. И я порушу его планы, если сама случайно упаду.

– Готовы? – спросила Антония, отступая в сторону и указывая на коридор.

Я улыбнулась и кивнула, чувствуя себя нелепо. Прошло всего три дня, а я вела себя так, будто много лет просидела в заключении и только сейчас выходила на волю.

Я проследовала за Антонией дальше по коридору, рассматривая темные стены, толстые ковры и увидела даже две винтовые лестницы.

– Сколько лет этому дому?

– Особняк был построен несколько веков назад первым де ла Роса, поселившимся в Новом Орлеане. Вы знали, что они родом из Испании?

Я покачала головой, глядя на портреты, висевшие вдоль стены, пока мы подходили к лестнице.

– Его мать вернулась в Барселону четыре года назад.

Я обернулась к Антонии и увидела, как она покачала головой.

– Мать Сантьяго? – спросила я, положив ладонь на перила. Посмотрев вниз, я остановилась, почувствовав головокружение. Потому поспешила сесть на верхнюю ступеньку.

– Айви?

Я зажмурилась, а потом медленно раскрыла глаза, фокусируясь на добром лице Антонии.

– Все хорошо. Просто последние дни я особо не двигалась, а в этом случае мне чуть хуже. А лестница... когда я смотрю вниз...

– Может, это была не очень хорошая идея. Думаю, вам нужно прилечь.

Я качнула головой и поднялась. Кожа стала липкой и горячей, а сама я недостаточно устойчиво стояла на ногах, как и всегда после подобных приступов, но отчаянно не желала возвращаться в ту комнату.

– Я в полном порядке. Правда, – я улыбнулась так широко, как только могла. И отчасти я сказала правду. Подобные приступы не длились вечно. Просто не хотелось во время них стоять наверху лестницы.

Антония одарила меня долгим взглядом, а потом, вероятно, вопреки здравому смыслу, кивнула, и мы начали спускаться по ступеням.

– Значит, мама Сантьяго уехала четыре года назад? После того происшествия, полагаю?

Когда мы оказались на первом этаже, я подняла голову и огляделась. Сводчатые арки на потолках добавляли драматизма, особенно в сочетании с темной мебелью и окнами, забитыми железными листами. Отсюда в разные стороны отходило несколько коридоров, а впереди находилось окно.

– Да, несчастного случая, – она так выделила это словосочетание, что мне показалось, у нее на этот счет другие мысли. – В тот вечер она и сама умерла, если хотите знать мое мнение. Вскоре после возвращения в Барселону ее не стало уже по-настоящему. Не сомневаюсь, что всему виной горе, упаси Господи душу этой женщины.

В официальных источниках писали, что к взрыву привела утечка газа.

– За одну ночь она потеряла мужа и одного из сыновей. А второй... Ну, после он стал другим.

– Ты говоришь о шрамах?

«Неужели мать бросила его из-за них?»

– Нет. Шрамы, конечно, были ужасающими, но я говорила про внутренние изменения. Она пыталась, его матушка. Но излечить Сантьяго, вытянуть его из нового состояния оказалось слишком сложным. Видите ли...

– Сплетничаете о моем брате?

Мы с Антонией обернулись, шокированные появлением Мерседес в одном из темных коридоров. Она выглядела потрясающе, как и последний раз, когда я ее видела. Облегающее красное платье оттеняло оливковую кожу, черные волосы и глаза, ее макияж был безупречен, а на ногах красовались туфли на пятидюймовых каблуках, больше подходящие для вечера. Мерседес носила больше украшений, чем, уверена, моя мама, сестра и я вместе взятые.

– Не думаю, что Санти это понравится. Если он узнает, что его жена потакала сплетням, – Мерседес перевела взгляд с меня на Антонию, которая опустила глаза и принялась заламывать руки. – Не припомню, чтобы он просил тебя выпустить ее, Антония.

– Я получила разрешение выйти сегодня, – отозвалась я, поскольку мне не понравился тон Мерседес. Однако я возненавидела себя за эту реплику, достойную ребенка.