Белая яхта теперь была совсем близко, она явно замедлила ход. Когда она совсем поравнялась с «Дельфином», держась в тридцати футах от него, на палубе появился молодой человек в бумажных брюках и шапочке яхтсмена. Сквозь отворенную дверь рулевой рубки была видна стоявшая у руля светловолосая молодая женщина.

– Привет! – крикнул молодой человек. – Это твой тюлень плывет сзади?

– Да. Он ручной.

Молодой человек пристально вгляделся в Клинта:

– Ты Клинт?

– Да, – удивившись, ответил мальчик.

– Меня зовут Том Мартин. Я слышал о тебе от профессора Уиллса.

– Вы его знаете? – еще больше удивился Клинт.

– Я работаю у него, и живем мы рядом. Я читал твое сочинение о земляной уточке.

– Оно не очень хорошее, – покраснел Клинт.

– По-моему, вполне нормальное.

Из рубки высунулась светловолосая женщина.

– Джоан, это Клинт, – сказал ей молодой человек.

– Здравствуй, Клинт! – Она приветливо улыбнулась. – Мы слышали о тебе и твоем тюлене.

Ей пришлось вернуться в рубку: яхта могла столкнуться с яликом.

– Ты, наверное, слышал, что профессор сейчас в Калифорнии? – спросил Том Мартин.

– Да, на океанологической станции.

Единственно, чем нынешнее лето было омрачено, – это отсутствием профессора Уиллса.

– Когда он вернется, мы вместе приедем к вам в гости.

– Будем очень рады. Он знает, где мы живем.

– Ты сейчас не домой?

– Нет. Мы с Бастером ушли на неделю в море без еды и без пресной воды. Сами будем их добывать.

– Здорово! Это настоящий научный опыт. Из воды, отфыркиваясь, высунулся Бастер. Молодая женщина вышла из рубки.

– Здравствуй, Бастер!

Тюлень понял, что кругом друзья, и приветливо приподнялся из воды.

– Славный он, правда?

– Превосходный экземпляр, – подтвердил Том Мартин. – Надеюсь прочесть твою работу о тюленях, – улыбнулся он Клинту.

– Спасибо. Только надо ее сначала написать.

– Так мы приедем с профессором, когда он вернется!

– Буду ждать!

Джоан помахала из рубки, мотор тихо застучал, и яхта двинулась вперед.

Клинт наклонился, чтобы погладить Бастера но голове.

– Смотри-ка, ты стал знаменитостью, Бастер! Теперь благодаря тебе и меня узнают. – Тут он заметил на дне ялика ящик Декеров и покраснел. – Знаешь, что я сделал, Бастер? Я сказал Мартинам, что мы будем добывать пищу сами, а в лодке у нас лежит ящик с ветчиной, яйцами и всякой прочей снедью. Я, наверное, слишком разволновался.

Бастер фыркнул и подпрыгнул, будто услышал недурную шутку.

Но Клинту вовсе было не до шуток.

– Решено, Бастер! Мы идем к Тиму Уолшу и отдадим эти продукты ему. Его уж давно пора навестить.

Когда они вошли в Тритон Коув, из трубы плавучего домика Тима поднимался синий дымок. Домик был обшит серебристо-серой планкой, крыша густо поросла мохом, держался он на кедровых сваях в воде, зеленой от отраженных в ней деревьев.

Сколько Клинт помнит, этот плавучий домик всегда стоял в тихой бухте. Впервые он побывал в нем, когда ему было всего три года; тогда устраивали вечер по случаю девяностолетия Тима Уолша. Еще по дороге туда в лодке он все время думал, как же уместятся на праздничном пироге девяносто свечек. Отец с мамой говорили о девяностолетии, как о чем-то необыкновенном, и Клинт решил, как ему повезло, что он успел родиться, пока такой человек еще жив.

Теперь Тиму было уже сто лет, а синий дымок из печной трубы доказывал, что он еще жив и здоров и даже сам колет себе дрова. В домике громко играло радио, потому что старик плохо слышал.

Вода стала заметно мельче, Клинт поднял выдвижной киль и убрал грот. На одном кливере «Дельфин» заскользил к старому плавучему домику. Ухватившись одной рукой за крыльцо, другой Клинт отпустил фал. Кругом стояла полная тишина, только играло радио да чуть слышно скрипел блок, когда, собираясь в складки, пошел вниз кливер. Только и всего, да еще удовлетворенное пофыркиванье Бастера, которому понравился дом, где прямо с крыльца можно нырять в воду,

Клинт привязывал лодку, когда дверь со скрипом отворилась и на крыльце, легкий и проворный, как сухой лист, появился старый Тим.

– Здравствуй, сынок! – прокричал он. – А у меня на плите как раз тушатся моллюски! Я словно знал, что ко мне едут гости. Входи, поедим и поговорим. Пусть и твой тюлень войдет, ему тут нечего портить.

В домике была всего одна комната. У дальней стены стояла плита, а сбоку – корабельная койка, на которой спала большая серая кошка. С другой стороны стоял стол, в середине комнаты – кресло– качалка, у окна – стул, а на полке кричащее во все горло радио. На стенах висели рыболовные снасти, весла, ружья и разные инструменты. Все было начищено, надраено, как положено у моряков.

Тим разложил вкусно пахнущую еду в миски, которые Клинт поставил на стол. Затем разлил в большие белые кружки черный кофе из кофейника.

– Принимайся за дело, сынок! – прокричал он. Они придвинули стулья к столу. – Радио хорошо слышно? Клинт прокричал в ответ, что хорошо.

– Я-то не очень его слушаю. Как встаю утром, сразу включаю, и оно играет весь день. Если слушать, то оказывается – передают страшную ерунду, но музыку иногда приятно послушать. Такова жизнь, сынок! Ты хочешь знать, как дожить до ста лет?

– Да.

– Живи спокойно и не лезь в бутылку из-за всякой чепухи. Жить – это все равно что идти через большую комнату. Побежишь – и быстро ее пересечешь. Давай-ка положу тебе еще.

Поев, они придвинули стулья к окну, и Тим продолжал рассказывать Клинту, как дожить до ста лет.

– Живи спокойно! – перекрикивал он радио. – И ты проживешь долго, и люди тебя будут больше любить. Я никогда не уважал слишком шумных людей. Я-то видел, как они приходили и уходили. Чем больше они шумели по приходе, тем тише уходили. Вот, например, Харгроувы, которые выстроила вон тот дом в девяносто первом году. Слуги, лошади, экипажи, а дорог-то там почти не было. Большая парусная яхта и катер с паровым мотором. Трубили в горн, когда собирались к столу. А где теперь эти Харгроувы, сынок?

Клинт и не слышал о них ни разу.

– Это было, когда здесь прокладывали железную дорогу. Там, где наш магазин, собирались выстроить второй Нью-Йорк. Слыхал? В горах задумали выстроить город! Это было еще до твоего рождения, сынок. А когда паника девяносто третьего года затронула и железную дорогу, все отсюда разбежались. С тех пор в большом доме на том берегу тихо стало. Правда, как-то ночью кто-то там принялся выводить на горне мелодию. А на следующий день все оттуда уехали…

Клинт рад был бы слушать старика и дальше, но Тим уже спал в своей качалке, и серая кошка уснула у него на коленях. Клинт приглушил радио. «Дельфин» тихонько тыкался носом о крыльцо, напоминал, что пора уезжать. Сквозь заднее окошко в комнату пробрался косой луч солнца. Как только Тим проснется, Клинт попрощается с ним.

Золотистый луч сгустил воздух, он стал похож на морскую воду, насыщенную планктоном. Казалось, будто они сидят в подводной пещере. Старый Тим спит в кресле, а Клинт с Бастером расположились на полу. Луч солнца добрался до груди Бастера и осветил его усатую, будто улыбающуюся морду. По радио передавали вальс, и тюлень раскачивался в такт музыке.

Луч добрался до качалки и стал опускаться: солнце садилось за горы. А тут и музыка кончилась. Старый Тим все спал.

Клинт встал:

– Пора, Бастер.

Выйдя, он увидел в лодке ящик Декеров. Он втащил его в дом и бесшумно поставил на стол, боясь разбудить старика.

– Больше еды у нас нет, – сказал он тюленю, отвязывая лодку. – Если мы не сумеем сами раздобыть что нужно, придется питаться планктоном. Может, хочешь влезть в лодку?

Бастер с удовольствием уселся на корме и, пока они выходили из бухты, все еще покачивал головой, словно слышал откуда-то музыку вальса.

КОНЕЦ ЛЕТА

Держа круто к ветру, «Дельфин» шел мимо Тоандоса прямо на закат. Последнюю ночь Клинт с Бастером провели в Заливе Пиратов. Бастер, который не знал, куда они держат путь, плыл в сотне ярдов впереди ялика, то и дело оглядываясь, чтобы видеть, в какую сторону свернет Клинт после Оук Хед.