ГЛАВА ВТОРАЯ

Бьянка

В течение следующих трех месяцев мне и в голову не приходило, что я не знаю фамилии Тирнана. Честно говоря, мне было все равно. Он был темным пятном в моей жизни, тенью, от которой я не могла увернуться, сколько бы времени я ни пыталась проводить в библиотеке, работать в закусочной или водить Брэндо в игровой зал.

Он проникал в нашу жизнь.

Несмотря на то, что он жил в Нью-Йорке, он приезжал почти каждую неделю на несколько дней, проводил ночь с Аидой в городе, а затем возвращался в ее комнату, где они шумели так, что мешали нам с Брэндо спокойно спать.

В ночь после его первой ночевки я купила нам обоим беруши.

Я старалась не думать о нем, потому что не хотела доставлять ему такое удовольствие. Казалось, Тирнану доставляло удовольствие раздражать меня, быть настолько жестоким, насколько он мог, не привлекая внимания моей матери или моего брата, которых он в основном игнорировал.

Он ненавидел только меня.

Я не знала, почему, и делала вид, что мне все равно.

Никто в моей жизни еще никогда не ненавидел меня.

В школе я держалась особняком, потому что у меня не было времени на вечеринки и внеклассные мероприятия, но я дружелюбна со всем классом и никогда не жаждала компании.

Я нравилась людям в закусочной, и они нравились мне, они были самым близким сообществом, которое у меня было.

Для всех в городе Бьянка Бельканте была тихой, прилежной девочкой, склонной к мечтательности на автобусной остановке и укоряющей людей за то, что они тратят воду или не перерабатывают мусор.

Для Тирнана я казалась чертовым антихристом.

Но он был прав: Аиде было все равно, что я ненавижу ее парня. Она только цокала языком и обвиняла меня в излишней преданности моему умершему отцу.

— Я женщина, — говорила она каждый раз. — У меня есть потребности. Когда-нибудь ты поймешь это, когда станешь старше.

Как будто я была ребенком, а не семнадцатилетней женщиной.

Может, я и была девственницей, но у меня были потребности.

Я знала, каково это — чувствовать, как тепло влажно разливается между моих бедер, ощущать, как тик возбуждения бьется внизу живота, желать того, что могли дать мне только грубые руки на моем теле.

Она не знала, что я лежал без сна по ночам, стараясь не позволять низкому рычанию голоса Тирнана, раздававшему требования в комнате через коридор от моей спальни, влиять на меня. Она не знала, как часто я терпела неудачу и поддавалась порыву поиграть пальцами между ног.

Стыд от этого прожигал дыры в моей душе, но я обнаружила, что меня необъяснимо привлекает подлость Тирнана. В наших колких словах была какая-то неосязаемая химия, треск между нами был таким же сильным, как и ненависть, которую мы разделяли друг к другу. Он был черствым и жестоким под обходительной маской, которую надевал при Аиде. Я видела в нем монстра, которым он был, так как же он мог меня привлекать?

Было трудно признать, что я никогда раньше не встречала никого подобного ему. Тирнан был старше, могущественнее, настолько привлекателен даже со шрамом через всю щеку, что мне приходилось сглатывать слюну, скапливающуюся во рту каждый раз, когда он появлялся на пороге нашего дома. Я просто не могла справиться с таким его присутствием. Он выворачивал меня наизнанку от ярости и переворачивал с ног на голову от извращенного любопытства. Это был опасный коктейль из искушения и отвращения.

Однажды поздно вечером я была на кухне и готовила хлопья «Лаки Чармс», потому что не могла заснуть от шума, доносившегося из закрытой спальни Аиды. Я отказывалась поддаться своему извращенному желанию потрогать себя, представляя, как кто-то извлекает из меня эти звуки.

Музыка зазвучала в моих наушниках, прокуренный голос Билли Айлиш зазвучал в динамиках. Я покачивала бедрами в такт, пальцы тихо барабанили по столешнице в такт темпу, а другой рукой я насыпала хлопья в миску. Глаза закрыты, рот открыт, чтобы беззвучно повторять слова о плохих мальчиках, но я была совершенно не готова к крепкой хватке, схватившей мою руку.

От испуга я подбросила коробку с хлопьями в воздух, крошечные кусочки сахарного лакомства посыпались из открытой крышки, как конфетти из пушки. Кусочки застряли у меня в волосах и в глубокой ложбинке декольте, открытой старым черным спортивным лифчиком, который надевала перед сном. Я повернулась лицом к мужчине, который схватил меня, задыхаясь и широко раскрыв глаза от страха.

А там стоял он.

Монстр, который мешал мне спать.

Тирнан бесстрастно смотрел на меня, рассматривая мои растрепанные волосы, поношенный спортивный лифчик и мешковатые треники, как будто я была каким-то преступно скучным препятствием на его пути.

— Ты напугал меня до чертиков, — обвинила я, задыхаясь, прижимая одну руку к груди, а другой вырывая наушники. — Что ты делаешь, прячась ночью, а?

Крошечная улыбка мелькнула на краю его рта. Я нахмурилась, когда он потянулся ко мне, выдергивая кусочек засахаренных хлопьев оттуда, где они были слегка застрявшие в складке между моими грудями. Я задохнулась от удивления и возмущения его дерзостью, но мои соски напряглись, когда он провел костяшками пальцев по моей груди. Его глаза были такими ясными, что я подумала, что должна была бы увидеть все его мысли, но они были совершенно бездонными. Только цвет, бледный, как иней.

Я смотрела с бьющимся в горле сердцем, как он подносит ко рту кусочек лакомства в форме якоря и кладет его на язык. Тирнан хрустнул им, затем проглотил, его кадык качнулся на загорелой, сильной шее.

В моем животе разлилось тепло, и я с раздражением подумала, как ему удалось сделать сексуальным поедание детских хлопьев.

— Мне захотелось перекусить в полночь, — сказал он, наконец, выхватывая у меня еще один кусочек — зефир в форме четырехлистного клевера, запутавшегося в волосах над моим правым ухом. — Но ты не должна есть эту отраву. Сахар убьет тебя.

— Тебе не помешает немного подсластиться, — любезно предложила я, потянувшись вверх, чтобы провести руками по волосам и вытряхнуть остатки «Лаки Чармс». — Почему бы мне не сделать тебе миску?

Он издал тихий горловой звук, который мог быть чем-то вроде смеха или насмешливого фырканья. Я краем глаза наблюдала, как он прислонился к стойке, пока я убирала беспорядок на полу и выбрасывала его в мусор. Длинная v-образная часть его торса была обнажена, черные чернила образовывали слова и очерченные изображения то тут, то там по всему туловищу, толстым слоем от кистей до плеч на каждой руке. Пара черных спортивных штанов из какого-то роскошного материала сидела низко на его бедрах, обнажая легкую россыпь волос от живота до паха, и татуировку, едва заметную над поясом в слабом свете уличных фонарей. Я судорожно сглотнула, когда он скрестил свои руки на груди, пресс напрягся, превратившись в идеально сложенные кубики.

Внезапно мне захотелось не столько хлопьев, сколько чего-то более темного.

— Разве тебе еще не пора спать? — спросил он меня. — Маленьким девочкам нужно спать.

— Я могу сказать то же самое о стариках, — фыркнула я в ответ, наполняя миску хлопьями и идя к холодильнику за овсяным молоком. — Кстати, мне семнадцать, и у меня не было комендантского часа с семи лет. Как только родился Брэндо, я дежурила по ночам на кормлении чаще, чем Аида.

— Такая хорошая девочка, — сказал он таким голосом, что это показалось чем-то плохим. — Цельная и ответственная. Интересно, откуда у тебя это... может быть, от отца?

Я бросила на него взгляд, но он просто смотрел на меня холодным взглядом.

— Мой отец был хорошим человеком.

Только потому, что я изучала его, я уловила вспышку напряжения, отразившуюся на его суровых чертах. Всего полсекунды, но этого было достаточно, чтобы выразить его ненависть к моему отцу.

Я нахмурилась. В его отношениях с Аидой было слишком рано ревновать к ее мертвому любовнику и отцу ребенка.

— Хорошо — это скучно, — предложил он и вдруг оказался слишком близко, оттеснив меня в угол столешницы.

Он уперся руками в ламинат, загоняя меня в клетку. Я замерла от его близости, когда меня окружил его мужской запах. Тирнан опустил взгляд на мою грудь, но когда двинул рукой, это было не для того, чтобы прикоснуться ко мне неподобающим образом. Вместо этого он взял в пальцы тяжелый медальон, который я носила на шее, и поднял его к глазам.

— Что это?

Я судорожно сглотнула, обхватив рукой цепочку, чтобы попытаться вырвать ее из его рук. Мне казалось неправильным, что любовник Аиды прикасается к самой дорогой вещи, которой я владела.

— Не твое дело.

Его глаза встретились с моими, что-то работало за ледяными щитами.

— Я думаю, малышка, ты поймешь, что ты очень даже мое дело.

— Что это значит? — потребовала я, но он уже отошел, чтобы взять стакан из шкафа и наполнить его водой в раковине. — Тирнан, я спросила, что, черт возьми, ты имеешь в виду.

Он долго пил воду, горло работало, живот сжимался. Я отвела взгляд, стиснув челюсть.

— Почему бы тебе не спросить свою маму? — лукаво предложил он, осушив стакан и поставив его в раковину. — Она не спит, а я уезжаю.

— Сейчас середина ночи.

Высокомерная ухмылка тронула уголки его рта, его шрам стал ослепительно белым на фоне загара. Он должен был быть страшным, уродливым, но это лишь придавало его красоте некую потусторонность.

— Плюсы частного самолета.

— Выбросы ископаемого топлива от частных самолетов выросли на тридцать один процент только в Европе за последние пять лет. Знаешь ли ты, что четырехчасовой полет может выбросить столько же, сколько средний человек выбрасывает за целый год? — Когда он лишь безучастно моргнул, я зарычала. — Ты отвратителен, — сказала я, хотя это было по-детски.

Я ничего не могла с собой поделать.

Находясь рядом с ним, я чувствовала себя так, словно под моей кожей жужжала тысяча пчел. Я была разгорячена и раздражена, раздосадована на нас обоих по необъяснимым причинам.