– Кто он, Ник?

– Бог, конечно. Вспомните, каким был мир. Все развитые страны разделились на две группировки и копили горы оружия, а остальные со страхом за ними наблюдали. Перенаселённость рождала голод и нищету, а оружие грозило поставить на жизни человечества жирную точку! И мы не договорились бы. Союз мешал тем, кто правил большей частью мира. И пришло очищение! Нашу страну стёрли с лица Земли, а их спасли Вечные. Сейчас никто не сомневается в том, что они знали, когда всё случится, и сто лет к этому готовились. Теперь в Союз отовсюду забирают не только детей, как это делали раньше, но и взрослых. А для такого нужно иметь просто чудовищные запасы продовольствия!

– Мы слышали о норвежских детях, – сказала Элизабет. – Кажется, что-то говорили и о японцах.

– Японских детей было восемь миллионов, – сказал Ник. – И ещё девушки, которые присматривали за малышами. И были семь миллионов детей из Бразилии.

– И все маленькие? – спросил Мартин. – Куда столько малышей? Что они с ними делают?

– Всех раздают по русским семьям. Понимаете замысел? Через десять лет это будут такие же русские, как и их приёмные родители.

– Мне трудно принять это, Ник, – покачал головой Мартин. – Какое же это очищение, если погибло столько замечательных людей. Наши родные...

– А если иначе было нельзя? Я тоже пострадал. Мать наверняка погибла, и ещё были родственники по линии отца. Я думаю, что не Бог устроил это извержение, оно произошло естественным путем. Но он помог им и оставил без помощи нас. Наверное, были основания? Вам не привезли телевизор?

– Обещали завтра с утра, – ответил Мартин. – А что?

– У меня есть интересная запись. Завтра принесу после учёбы, тогда посмотрите. В Союзе не только готовились спасти людей, они ещё устроили под землёй зоопарк на десятки тысяч зверей и прочей живности и запаслись их спермой. Полностью потерь не восполнят, но хоть частично. И назвали это «Ковчегом Алекса». Это была его идея, и он сам работал с этим зверинцем. Так вот, незадолго до моего появления он вместе с женой поехал проверить, что получилось. С ними ходил директор, который перед этим удалил весь персонал. А потом кто-то любопытный просмотрел записи регистраторов, перед тем как их стереть. Он обалдел, скинул всё на мобильную память и показал друзьям. Те скопировали и тоже кому-то показали, и пошло-поехало. В том, что касается распространения сплетен и слухов, русские ничем не отличается от американцев.

– И что же там было? – не удержалась любопытная Элизабет.

– Хищные звери облизывали им руки, а обезьяны сами приносили малышей. И точно известно, что эти животные завезены недавно, и Алекс просто не мог их видеть. Они совершенно дикие, и персонал их обслуживает с соблюдением всех мер предосторожности.

– А не подбросили ли эти записи? – с сомнением сказал Мартин. – С помощью компьютеров можно сфабриковать всё что хочешь.

– Есть такая версия, – согласился Ник, – только очень сомнительная. Понимаешь, они ведь здесь атеисты. Не все, но большинство. Их идеология отвергает наличие Бога. И потом Алекса и его жену знали многие люди двух поколений, и все отмечали их скромность и желание остаться в тени. Он не хотел возглавлять правительство, просто не смог отказаться.

– На его месте я тоже не хотел бы сейчас править! – передёрнул плечами Мартин.

– Вот! – сказал Ник. – Ты понял. Станет такой человек распускать слухи о своей божественности? Ты представь, какой он взвалил на себя крест! Сто лет трудиться без отдыха! Бог ведь не только дал им молодость, но и запретил иметь детей. Пока всё не выполнят...

– Ты ему поверил? – спросила Элизабет, когда Сандерсы попрощались и ушли. – Я на мгновение представила, каково это – вот так сто лет... Знаешь, стало так жутко! Если это правда, мне их жаль, особенно его жену. Хотя лучше бы ему было всё рассказать. Сколько спас бы людей!

– И многие ему поверили бы? – с сомнением сказал Мартин. – Вот ты поверила бы тому, что предсказал какой-то русский, да ещё спутавшийся с дьяволом? У нас наверняка сказали бы, что извержения, по мнению вулканологов, не произойдёт в ближайшие тридцать лет, а его заявление имеет целью вызвать панику и нанести ущерб США. Я точно никуда не уехал бы, и брат тоже. Меня удивило, с какой горячностью его защищает Ник! Он же профессиональный военный, да ещё пострадавший от этой катастрофы. Я понимаю, что Алекс в ней не виноват, но всё равно у меня неприязненное отношение, хотя мы обязаны ему жизнью. По сути, он спас сотни миллионов. Было ли когда-нибудь такое? А всё равно у меня нет к нему ни любви, ни благодарности. К его стране есть, но не к нему. Может быть, я завидую, может, не могу простить смерть близких – не знаю. Мне трудно разобраться в своих чувствах. Наверное, просто прошло слишком мало времени.

– Мартин, а ты веришь в бога?

– Трудно сказать, Бет, – ответил он. – В моей семье религиозность закончилась со смертью родителей отца. Уже он очень редко ходил в церковь, а дома никогда не молился. Пожалуй, я верю в то, что может существовать высшая сила, но не связываю её с церковью и с тем, чему она учит. У нас среди молодых мало кто верил. Почти всех крестили родители, но крест на шее – это ещё не вера.

– А я всё время молилась, – призналась она. – Очень не хотелось умирать. Ведь жизнь только началась, и мы с тобой никого не оставили после себя! Я поклялась, что если спасёмся, то точно поверю! Интересно, здесь есть церкви?

– Наверное, есть. Они не одобряют веру, но не препятствуют верующим. Завтра узнаешь у Марии.

– Чем займёмся завтра?

– Я постараюсь больше времени уделить языку. Слышала, как болтал Ник? Пока не сможем говорить свободно, не станем своими, даже не сможем ни с кем нормально общаться. Завтра привезут телевизор, а толку от него... И Сьюзен нужно понемногу учить. Она сейчас впитывает в себя всё как губка. Поиграй с ней в новые слова, она их запомнит быстрее тебя. Малышка скучает по сверстникам, она и в садике сейчас будет сама по себе, и дома таскает своих кукол под перевёрнутыми стульями. А ведь здесь наверняка есть дети подходящего возраста. Но мы не можем общаться с другими семьями, помимо семьи Ника или Марии, разве что попадётся кто-то знающий английский. А мне уже через три дня идти на учёбу. Поэтому первым делом язык.

Вечером позанимались русским, потом уложили Сьюзен в кровать, дождались, пока она заснёт, и занялись друг другом. За четыре месяца они были близки только два раза и сейчас навёрстывали упущенное. Утром сходили в столовую и после завтрака засели за занятия. Когда Элизабет надоело зубрить слова, она сходила в детскую, вытащила из-под стульев племянницу и начала её учить.

– Ты с кем-нибудь подружилась в садике? – спросила она девочку.

– Ну их! – сказала та. – Никто не знает ни одного правильного слова! А няня показывает пальцами, как глухая. Зачем вы меня туда водите? С куклами интересней.

– У детей свои слова, которых ты не знаешь, поэтому тебе с ними неинтересно. И сейчас мы начнём их учить. Мы сами с Мартином этим занимаемся и тебя научим, а ты потом научишь своих кукол. А то будем здесь как немые. Ты у нас умная и быстро запомнишь. Ведь так? А то скоро привезут телевизор, а ты и в мультиках ничего не поймёшь.

Телевизор привезли через час. Мастер повесил экран на стену и подключил питающий и сигнальный кабели. Английский он знал с пятого на десятое, но объясниться смог.

– Сейчас работает пять программ, – сказал он Бейкерам. – Первая общесоюзная, образовательная, детский канал, правительственный и культура.

– А остальные заказы? – спросил Мартин.

– Их доставят другие, – ответил мастер. – Центр заказов один, но продукцию развозят разные отделения. Ушки оставлять?

– Какие ушки? – не понял Мартин.

– Так называют радионаушники, – объяснил мастер. – Выключаете в телевизоре звук и смотрите передачи, не мешая другим. Только их нужно раз в месяц включать на подзарядку. Есть и детские. Можете выбрать нужные размеры.

Он ушёл, а Сьюзен сразу же стала канючить, чтобы её пустили к телевизору. Чтобы не мешала, ей включили детский канал и надели наушники. Как раз шли мультфильмы. Она мало что поняла в передаче, но, когда выключили телевизор, загорелась учить слова. К приходу Ника с Кимико взрослые выучили полсотни слов и занимались грамматикой, а вот Сьюзен запомнила их целую сотню и теперь пересказывала своим куклам. Кимико увидела малышку и сразу же переключилась на неё, оставив мужа общаться с хозяевами.

– Она сильно скучает по детям, – объяснил Ник. – Те, с которыми возилась раньше, были ей как родные, но их всех отдали в семьи. Она тоже хотела взять, но я отсоветовал. Лучше иметь своего. Я принёс запись, можем сейчас посмотреть.

Он включил телевизор и вставил мобильную память в разъём. Хождения Самохиных по зверинцу смотрели молча.

– Мне почему-то кажется, что это настоящая запись, – сказал Мартин. – Но если так, животные что-то в них почувствовали, хотя и не все. Крупные хищники, кроме волков, никак не отреагировали, а слонёнок отнёсся без всякого уважения.

– Что ты хочешь от малыша? – возразил Ник. – Волчата с лисятами тоже требовали игры и ласки. А вот взрослые...

– Да, я не совал бы рук в пасть этому волку, – сказал Мартин. – С ними рядом был директор? У него чуть не случился сердечный приступ. А эта обезьяна... Для любой самки детёныш – предмет любви и заботы. И вот так сунуть его человеку и уйти спать... Она явно знала, что в этой женщине нет зла. Кто она? О её муже у нас писали много всякого, а о ней что-то было, но я уже не помню.

– Она прекрасная художница, – сказал Ник. – В основном портретист, но рисовала море и пейзажи. Всего больше сотни полотен и многие выставлены в Третьяковской галерее. Когда-нибудь обязательно съездим посмотреть, а пока приходится довольствоваться фотокопиями. Когда придёте к нам, покажу книгу о её творчестве, там они все есть. Сейчас она уже не рисует, а работает в аппарате правительства и помогает мужу.