– Знаю, – сказала Люся, – но вам не скажу. Запретили мне кому-нибудь говорить, даже вам. Но ничего плохого там нет.

– Хочется закончить здесь седьмой класс, – сказал я, когда мы одевались для прогулки. – Осталось меньше полутора месяцев. Жаль, что не сообразил сказать об этом полковнику.

Отцу сообщили о переводе в середине мая. Днём позже о своём переводе узнал Иван Алексеевич. Через неделю прибыли офицеры, которые должны были их заменить. Несколько дней наши отцы передавали дела, а переезд организовали за неделю до окончания учебного года. Нам пошли навстречу и проставили четвертные и годовые оценки на несколько дней раньше.

– Жаль, что вы уезжаете, – сказала нам Ирина. – Хотелось бы работать с вами и дальше, но не судьба.

Я её понимал. В нашей школе каждый класс постоянно обновлялся, и до выпуска в нём оставалось мало тех, кто начинал учиться в младших классах. А тут уезжают сразу два отличника. Хоть у меня уже не было прежних отношений с ребятами, расставаться с классом было жаль. Мы решили, что постараемся сюда приехать, тем более что, если попрошу, наверняка дадут машину.

– Без вас в школе станет скучно, – грустно сказала Лена, бросив на меня взгляд, которого я безуспешно ждал от неё несколько лет.

– Хорошо, что мы уезжаем, – сказала Люся, когда мы вышли из школы.

– Если из-за Лены, то можешь не волноваться. Всё в прошлом, да и её отца скоро переведут.

– А дыру в заборе так и не заделали, – сказала Люся, пользуясь ею в очередной раз.

– И слава богу. Сколько пришлось бы терять времени, мотаясь в обход через проходную. Вам помочь собраться?

– Не нужно, – отказалась она. – Всё уже собрано. Завтра приедет машина, а погрузить мебель помогут солдаты. Плохо, что вы уезжаете на день позже.

– Плохо, что квартиры на разных этажах. Могли дать и на одной лестничной площадке.

– Что в этом месте особенного? – сказала Люся, не слушая моего брюзжания. – Нет многого из того, что есть в крупных городах, а уезжать не хочется. Мы приехали сюда раньше вас, я пошла в эту школу в первый класс.

– Вот тебе и ответ. Ты оставляешь здесь своё детство. Обычно с детством расстаются с радостью и рвутся к взрослой жизни, а что потеряли, начинают понимать много позже. Скоро снимут фильм «Щит и меч», и в нём будет песня о том, с чего начинается Родина. Родина начинается с детства, с этой дыры в заборе. Ты права: ничего особенного здесь нет, кроме того, что это место, где прошла самая беззаботная часть твоей жизни. Знаешь, как меня сюда тянуло? И ведь имел возможность приехать.

– А почему не приехал?

– А к кому? Я не о жилье, в Минске было много гостиниц, а денег у меня хватало. Главное – это люди. Каждый из вас унёс с собой кусочек моего детства, а в городке давно никого не осталось. А если кто-то остался, я прошёл бы мимо и не узнал. Для чего тогда приезжать? После распада Союза Белоруссии пришлось сокращать ту армию, которая ей досталась. Как я узнал, здесь тоже убрали военных. А ведь армия давала людям возможность заработать на жизнь. Здесь слишком многое изменилось. Я посмотрел фотографии этого места, сделанные из космоса. Прошёлся от Минска по железной дороге и почти сразу же нашёл городок по стадиону. Нашёл и нашу улицу в три дома, и школу. В вашем городке много всего понастроили, а на его окраинах вырос большой дачный посёлок. Даже сосны, которые меня помнили, стали вдвое выше. Наталья Платонова выложила в «Одноклассниках» фотографию нашего дома. Я потом объясню, о чём говорю. Я посмотрел на неухоженный дом и пустую улицу и окончательно понял, что никуда не поеду. Даже этот забор с дырой исчез. Ну пришёл бы я к школе, прислонился щекой к стене... Поплакать мог и дома, а сердце уже тогда было не очень... Возвращаться нужно к людям, а лучше оставить прошлое в прошлом, хотя это только доводы рассудка, а эмоции с ним не дружат. Это ведь свойственно не только людям. Я как-то читал о старой лошади, которую выгнали умирать. Так вот, эта доходяга прошла несколько тысяч километров и пришла туда, где впервые появилась на свет. Её опознали по клейму.

– Говорят, что кошки привязываются не к людям, а к жилью.

– Всё это ерунда. Значит, такие хозяева, что к ним не стоит привязываться. У нас в семье больше тридцати лет были кошки. Родоначальница этой кошачьей династии жила двадцать лет. Для неё в жизни главным был я, а не те квартиры, которые мы довольно часто меняли. Кошки эгоистичны, но у этой не только была потребность в том, чтобы я её ласкал, она хотела дарить ласку мне. Она могла долго и старательно вылизывать мне уши. Однажды её забыли на ночь во дворе. Дашка обиделась и ушла. Соседи видели, как она, опустив голову, шла со двора на улицу. Я искал её по всему городу, но так и не нашёл. Ладно, хватит об этом. Чем займёмся? Домой идти неохота, там сейчас голо и уныло, даже телевизора нет.

– Продали?

– Отец продал комбайн за пятьдесят рублей лейтенанту своей службы. Отдал бы и так, только тот не согласился. В Минске купим новый. Давай пройдёмся по лесу? Погода прекрасная, а в городе леса не будет. Когда мы сюда выберемся!

* * *

Мы сидели вдвоём на одном лежаке и смотрели на море. Оно уже успокоилось после шторма, который был позавчера, но вода была мутная, и лезть в неё не хотелось. Ничего, к завтрашнему утру отстоится, да и водоросли с пляжа уберут.

Нас привезли в Дом отдыха «Сосновый», принадлежавший Министерству внутренних дел СССР, пять дней назад. Место было сказочно красивым. Дом отдыха стоял у самого моря, окружённый прекрасным парком и сосновой рощей, и спуск к воде занимал минуты. Приехали в сопровождении Семёна, который оказался старшим лейтенантом милиции. Хвостом он за нами не ходил, но старался не выпускать надолго из вида. Детей здесь не было, поэтому мы вызвали интерес отдыхающих. Люсю поселили в двухместный номер, где отдыхала майор милиции с Урала, а мы с Семёном разместились в таком же номере в соседнем крыле.

– Красота! – сказал он, когда разложили вещи. – Если бы не вы, хрен бы я сюда попал! Здесь только старшие офицеры, да и то в основном москвичи. Послушай, Геннадий, если с вами что-нибудь случится, мне лучше не возвращаться. Хотите вы или нет, но я постараюсь всё время быть поблизости. Можете обращать на меня не больше внимание, чем вон на ту ёлку, можете даже целоваться – я это как-нибудь переживу. Главное, чтобы вы без меня не отлучались с территории и не лезли в воду. Договорились?

–Договорились, – согласился я.

Он мне нравился. Как только я стал своим, отношение парней Юрковича изменилось, как по волшебству. Я даже с Виктором Васильевым общался нормально. А что на него злиться? Что приказали, то он и сделал. Сам полковник выполнил своё обещание, в результате чего моя подруга хорошо прибарахлилась. Жили мы тогда скромно, и шкафы не ломились от одежды. Он привёз покупки и не взял у меня деньги. И с Иваном Алексеевичем поговорил, так что мои подарки не вызвали скандала, наоборот, Надежда была довольна. Видимо, я ещё плохо её узнал. Сейчас на Люсе красовался закрытый купальник, тоже купленный полковником.

– Жаль, что сегодня такая грязная вода, – сказала подруга. – Я ведь на море была только два раза.

– Завидую тем, кто живёт у моря, – отозвался я, – а многие из них не видят в нём ничего особенного, да и купаются редко. Завтра вода не будет прозрачной, но уже сможем купаться. Твой майор не устраивала допроса с пристрастием?

– Очень деликатно поинтересовалась, каким ветром нас сюда занесло. Я прикинулась дурочкой и перевела разговор на другое. Больше она не пристаёт. Я узнала, что здесь отдыхает заместитель Тикунова. Это их министр.

– Видел я его. Приехал вместе с женой и столкнулся с нами, когда шли в столовую. Мы сильно его удивили. Я спрашивал у нашей дежурной по этажу. Были до нас дети, но только один раз, когда отдыхал сам министр с семейством. Надо придумать что-то такое, чтобы от него не бегать.

– Может, им спеть? – предложила Люся. – Пианино здесь нет, но можно и под гитару. Если нет и гитары, попросим Семёна, и он смотается за ней в Туапсе.

– Мысль неплохая, – согласился я, – только выходить к ним с нашим репертуаром... Только три песни, да и то одна из них детская. Анекдоты им, что ли, рассказать про милицию? Боюсь, не все поймут, и первым, кто не поймёт, будет этот зам.

– А если ты споёшь ту песню, которую пел мне?

– С ума сошла? После неё нас близко не подпустят друг к другу. Не хотелось мне снова светиться, но придётся. Будет полезно не только заткнуть этого зама, но и расположить к себе отдыхающих. Здесь одно начальство, а связи лишними не бывают. Я знаю песню, от которой в семидесятые годы будет в восторге вся милиция. Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна...

– Здорово! – оценила Люся. – Я иду к Семёну.

– Пойдём вместе. Вон он присматривает за нами со спасательной вышки. Наверное, любуется твоим купальником или смотрит, чтобы мы не перевыполнили норму по поцелуям.

– Ты бессовестный! Только один раз и поцеловались!

– Мне хватило и одного раза. Пришлось потом забраться в воду и там отсиживаться. Тебя такую обнимать – всё равно что голую.

– Будем целоваться в воде. Семён! Можешь спуститься?

– Что вам, королева? – Семён в два прыжка очутился на пляже.

– Ноги о булыжники побьёшь, супермен, – сказал я ему. – Слушай, у нас проблема. Здесь можно достать гитару?

– В клубе должна быть, – сказал он. – Что вы затеяли?

Я рассказал о выступлении.

– Вы здесь совершенно легально, – сказал он. – Всё проводили через Москву, так что на любопытство некоторых можно наплевать. С другой стороны, если есть возможность его заткнуть... Но ты же больше не хотел петь?

– Мы не собираемся выступать на конкурсах и в концертах, но если нужно для себя, почему бы и нет? Вреда я от этого не вижу, а польза может быть. Только нужно найти место, где можно репетировать.

– Идите переодеваться, а потом пойдём в клуб, – решил он. – Всё равно не полезете в грязную воду.