Глава 43

В той жизни я любил море и мечтал поселиться на его берегу. Мечта сбылась: третий год мы жили в Балаклаве.

В первое время после смерти Брежнева для нас ничего не изменилось. Похороны были ещё пышней, чем запомнившиеся по той жизни, и старшие офицеры несли на шёлковых подушечках не меньше наград. Только на этот раз награды принадлежали троим, а у Брежнева была только одна «Золотая Звезда» вместо четырёх. Виктория Петровна не смогла принять участие в похоронах мужа. Она так и не встала после инфаркта. На третий день я организовал выезд к ней на дом бригады врачей для уколов в сердце регенерирующего препарата, но они ничего не сделали из-за её состояния.

– Она может не перенести операцию, – заявил мне старший в группе. – Почему этого не сделали раньше?

– Она не захотела, – ответила Вика. – По-моему, просто боялась.

– Теперь нужно ждать, пока ей не станет лучше. Возраст, переживания, ещё и диабет. Позвоните, когда полегчает.

Виктории Петровне не полегчало, и через три недели её похоронили на Новодевичьем кладбище. Были только мы, Вика с мужем и подвыпившая Галина. Юрий опять уехал в командировку, а от его семьи почему-то так никто и не пришёл.

Сразу после похорон Леонида Ильича объявили, что генсеком избран Машеров. Я был не в курсе того, что творилось в те дни в Политбюро, и уже много позже узнал о разгоревшихся в нём баталиях. Петру Мироновичу тогда пришлось нелегко, и пробился он только благодаря поддержке Щербицкого, Громыко и Косыгина. На состоявшемся через три месяца пленуме ЦК Машеров объявил о начале масштабных реформ в экономике, направленных на ускорение социально-экономического развития страны. По его предложению в Политбюро были проведены кадровые изменения. Не все были в восторге от того, что предлагалось, но никто не пошёл дальше осторожной критики. В руках Петра Мироновича по-прежнему был аппарат партийного контроля, и никто из недовольных в обновлённом на треть ЦК не захотел рисковать.

За всё это время я не встречался ни с кем из команды Машерова или руководства Проектом. Если бы не охрана, можно было подумать, что обо мне забыли. Прошло больше двух лет, и люди стали жить заметно лучше. Хоть и не сильно, но постоянно росли зарплаты, и уже не было больших сложностей с покупкой нужных вещей, хотя отдельные виды товаров всё ещё были в дефиците, да и выбор был не очень большой. Десятого сентября семьдесят девятого года объявили, что в Советском Союзе осуществлён успешный пуск экспериментального термоядерного реактора мощностью один миллион киловатт. Этим же вечером я созвонился с Келдышем, которому уже исполнилось шестьдесят восемь.

– Да, запустили, – довольно сказал он. – Теперь будем разрабатывать проект промышленного реактора на пять миллионов киловатт. Для его работы потребуются те же двести тысяч киловатт, а отдача будет в шесть раз больше. Думаем управиться за два года. Возможно, что я на таблетках до этого доживу.

Таблетки мы принимали сами. Учёные установили, что при регулярном приёме они замедляли процесс старения. Как только об этом узнали, несмотря на высокую цену, из аптек вымели всё. Начали срочно расширять производство, а таблетки отпускать в первую очередь тем, кому они нужны по предписанию врача, а уже потом всем остальным. У меня не было с ними сложностей, поэтому покупал и для себя, и для родителей, и для семьи Татьяны.Мы ещё удерживали монополию на регенерирующие препараты, но не могли скрыть то, чем занимаемся в южных морях. Вскоре такие же лекарства должны были появиться и у других, но пока поток желающих обновить сердце не иссякал, принося государству огромные прибыли.

Сотрудничество с американцами у нас не заладилось. Они дважды обращались ко мне, и один раз мои записи передали в посольство. Во второй раз на них был наложен запрет, а третьего обращения не было. Не было и каких-либо попыток к сближению. Они так и не выступили с инициативой об ограничении стратегических наступательных вооружений. С Западной Европой отношения были лучше. Наш газ уже использовала ФРГ, и строили газопровод во Францию и Италию. То же было и с нефтью, но пока её продажей только расплачивались за трубы. Мы не вмешались в гражданскую войну в Афганистане. Зря американцы подкармливали и вооружали моджахедов, теперь это обернётся против них. Радикальный ислам – это не то, с чем стоит заигрывать. Мы сильно укрепили границу с Афганистаном, дополнительно разместили в Среднеазиатских республиках несколько дивизий, и запустили спутник, отслеживающий приграничную территорию. Просьбы президента Тараки о помощи были отклонены. Полмесяца назад в конфликт вмешались американцы, а мы приняли беженцев из Афганистана. Остатки правительственной армии перешли границу с боевой техникой, а гражданские ехали на чём могли и шли пешком. Всего к нам перебралось около ста пятидесяти тысяч человек. Американцы пока не схлестнулись с исламистами, но это было ненадолго. Англичане в своё время там намучились, теперь это же ждало янки.

Мы переехали в Балаклаву не из-за моей любви к морю. Я почти закончил съёмки своего четвёртого фильма, осталось отснять несколько эпизодов. Мы вышли из студии к машине и в нерешительности остановились: в салоне, кроме водителя, кто-то сидел.

– Что вы стоите как неродные, – послышался насмешливый голос Юрковича. – Забирайтесь в машину.

– Что-то сдохло в лесу? – сказал я. – Люся, о нас вспомнили!

– Не хватает внимания? – спросил он. – Это можно быстро исправить. Или ты претендуешь на внимание главы государства?

В октябре семьдесят седьмого года на внеочередной седьмой сессии Верховного Совета СССР, которая приняла новую конституцию, Машеров был избран Председателем Президиума высшего органа власти.

– Дело не во внимании, – отозвался я, помогая сесть жене.

Она была на втором месяце беременности. Это пока не бросалось в глаза, но генерал заметил.

– Вас можно поздравить? – сказал он.

– Когда рожу, тогда будете поздравлять, – ответила Люся. – Вы будете говорить здесь или зайдёте в квартиру?

– Поговорим у вас, – сказал Юркович. – Заодно посмотрю на вашу дочь. Сколько ей?

– Через три месяца будет пять лет, – ответил я. – Из-за съёмок не заметили, как она выросла.

– Долго вам снимать? – спросил он.

– Заканчиваю этот фильм, а других пока не планирую. Жена будет набирать вес, а я – писать книги. Может быть, споём несколько песен, а то уже больше года не выступали на эстраде. Надо потеснить Пугачёву. Это уже опробовано в прошлую беременность.

Когда приехали и поднялись в нашу квартиру, Илья Денисович остановил Люсю, которая хотела сходить к моим родителям за дочерью:

– Подожди, давайте обговорим один вопрос. В американской, прессе появились публикации, объясняющие наши успехи полученными из будущего знаниями. При этом делаются ссылки на некие разведывательные материалы.

– Вряд ли многие в это поверят, – сказал я.

– Смотря что и как говорить, – возразил он, – и кто будет говорить. Кто-то не поверит, а у многих зародятся сомнения. Ну не можем мы обогнать Америку, а если обогнали, то дело явно нечисто.

Мы обогнали США не по объёму производства, а в науке и самых наукоёмких технологиях. Всё то, что было отдано в разработку многочисленным институтам и КБ, вышло на производство, давая возможность использовать более поздние темы. Большая часть новаций внедрялась не только в военное, но и в гражданское производство. Это приносило большой эффект и позволяло выпускать продукцию с высокими потребительскими свойствами, но давало возможность промышленно развитым странам Запада быстро заимствовать наши новинки. Шевелились они быстрее нас, поэтому начали наступать на пятки. Но кое-какие технологии были засекречены, и обеспечивали наше лидерство в некоторых видах оружия, связи и в энергетике лет на двадцать. Понятно, что это вызывало раздражение и страх.

– Моё имя ещё не мелькало? – спросил я. – Если допустили утечку...

– Нет, имён пока не было, не было и официального обращения. Они понимают, что никто не станет делиться знаниями просто так, и не готовы идти на уступки.

– А как идёт реформа? – спросил я. – В наших газетах при любом ходе событий всё будет на пятёрочку.

– Могу сказать лишь в самых общих чертах. И времени мало, и я не занимаюсь экономическими вопросами. В промышленности дела идут неплохо. Полностью перестроены управление и планирование и введены рыночные механизмы.

– Что получится, если скрестить ежа и змею? – спросил я, и сам же ответил: – Два метра колючей проволоки. И как такое удалось?

– Ты же сам писал о двух сегментах экономики, – удивился он. – Идею развили и дополнили. Всё будет вводиться поэтапно. Отдача уже есть, но по-настоящему почувствуем через два-три года. Нужно ещё обновить парк оборудования на нескольких сотнях предприятий, а то оно там работает чуть ли не со времен Петра Великого. В сельском хозяйстве всё традиционно запаздывает. Изменений много, но эффект от них будет в более поздние сроки, чем в промышленности. Хорошо, что многое сделали при Брежневе, но зерно будем закупать несколько лет, хоть уже и не в таких объёмах.

– А почему так медленно поднимают зарплаты? – спросила Люся.

– Сейчас резервы перебрасывают на село. Горожанам дали достаточно, года три подождут. Надо удержать молодёжь в деревне, а это не получится без больших затрат. Через десять лет все сёла должны быть не только электрифицированы, но и снабжаться газом. И дороги нужны нормальные, а при наших просторах это не так легко сделать. Добавь сюда школы, клубы и фельдшерские пункты. Если не сделаем, придётся держать молодых в деревнях силой или тратить золото и валюту на покупку продовольствия.

– Где возьмёте столько оборудования? Нефть и газ?