Боже, все оказалось гораздо хуже, чем он себе представлял. Бронвин продолжала жить своей жизнью и встречалась с другими людьми. Что, если она позволит этому парню, этому Рэймонду, прикоснуться к ней или, что еще хуже, заняться с ней любовью?

Его затошнило от этой мысли, он взял наполовину приготовленный бутерброд и выбросил в мусорное ведро.

Брайс прижал ладони к глазам и отчаянно пытался сообразить, что делать сейчас, как можно все исправить, но не мог ничего придумать. Он больше не контролировал свою жизнь. Все быстро катилось к финалу, и только вопрос времени, когда он настанет.

Бронвин больше не видела себя его женой. Она не хотела иметь с ним ничего общего, и кто мог ее винить? Он это заслужил. Он мог бы пригрозить Бронвин битвой за опеку, но у него не хватило бы духу сделать это с ней или с Кайлой.

После всех этих месяцев самодовольного гнева и веры в то, что его обидели, теперь он признавал, что сам навлек на себя беды.

Шантажировать Бронвин, чтобы она осталась с ним, неправильно, и ни в коем случае не восстановит его самоуважение. Он должен отпустить ее; она заслуживала счастья, и было совершенно очевидно, что он, Брайс, не мог сделать ее счастливой. Это была его неудача, его позор и его крест, который он должен нести один. Он больше не хотел, чтобы она разделяла    ним это бремя.