Помню, как у меня чесались руки проведать тетю Нору. Она присылала мне шоколадки и еду после маминого скандала и была единственной из всех, кто не относился ко мне, как к монстру.

Когда умер ее муж, я хотела навестить ее и побыть рядом. Но возможность столкнуться с Дэниелом заставила меня вернуться в нежелательную университетскую среду быстрее, чем черепаха в свой панцирь.

— Так ты отдалился от своей семьи?

— Поздравляю с вновь обретенными навыками дедукции, Шерлок.

— Вы... даже не общаетесь по телефону?

— Не совсем.

— Даже с Заком?

— Особенно с ним, он разговаривает со мной как робот с тех пор, как стал главой семейного бизнеса. И зовут его Захарий.

В его тоне определенно слышатся раздражение, но я не совсем уверена в причине этого.

— Но вы, были так близки.

— Недостаточно, видимо.

Мрачная тень покрывает его лицо, и я не уверена, потому ли это, что он ненавидит то, как сильно он отдалился от своего брата, или что-то другое.

— А что насчет... — я прочищаю горло. — Астрид?

— Что насчет нее?

— Ты не навещаешь ее?

— Она навещает меня примерно два раза в год, а все остальное время достает меня видеозвонками и случайными сообщениями о своем надоедливом муже и громких отпрысках.

Я крепче сжимаю вилку. Я знала, что он все еще близок с Астрид. Частенько слышала их телефонные разговоры, и это был единственный раз, когда он звучал беззаботно... счастливо. Только тогда его ямочки были на виду.

Боль не уменьшилась.

Старая, уродливая боль превратилась в нож и сейчас вонзается в поверхность, но я проглатываю лезвие вместе с его кровью.

— Приятно слышать, что вы все еще друзья.

— Моя очередь нести чушь, Персик. Тебе никогда не нравилась Астрид. — он внимательно изучает меня. — Почему?

Потому что я завидовала ей. К тому, как легко она могла рассмешить его.

И до сих пор завидую.

— Сводные сестры, как известно, не ладят друг с другом. Ты читал Золушку?

— Скучно и нереалистично.

— Насчет сводных сестер это правда. Я могла бы считать себя принцессой, но все это время я была злодейкой.

— И при этом великолепной.

Он замирает.

Я замираю.

И кажется, что весь самолет замирает от его слов.

Он только что назвал меня...

— Ты только что сказал, что я великолепная злодейка?

Он прочищает горло.

— Ты уклоняешься от темы. Была ли еще какая-нибудь причина, по которой тебе не нравилась Астрид?

— Нет.

Я делаю глоток воды.

Дэниел разворачивает леденец и засовывает его в рот. Должно быть комично, что адвокат с таким обаянием и харизмой, как у него, сосет леденец, но все с точностью до наоборот.

Он выглядит горячее, чем солнце и все его планеты, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не пялиться на него, как подросток-идиот.

— Что насчет тебя? — спрашивает он.

— Что насчет меня?

— Ты поддерживаешь связь с кем-нибудь из своих, прости за мой чертов французский, патетически тщеславных, бесповоротно эгоистичных сук подруг?

— Они никогда не были моими подругами.

— Даже Хлоя?

— Даже она. Она заблокировала меня быстрее, чем отменила культуру после ареста мамы. Знакомство с дочерью убийцы плохо отразилось на бизнесе ее папочки.

— Ее отец плохо влияет на свой собственный бизнес. Он обанкротился, поэтому она нашла себе сладкого папочку.

— Правда?

— Да, видел их однажды в Бостоне. Семьдесят лет и с больным сердцем, который не может справиться с виагрой. Любой может увидеть, как душа испаряется из ее тела, вероятно, она думает о том, чтобы отсосать этот морщинистый член для своего следующего Роллс-Ройса.

Это неправильно, но я хихикаю, не в силах сдержаться.

— Ты ужасен.

— Она тоже так сказала, когда я дал ей свою визитку и сообщил, что, когда он умрет, его сыновья отсудят у нее все, включая Роллс-Ройс. Так что все эти минеты напрасны. У нее нашлись и другие слова в мой адрес, но они так же важны, как и ее существование. Я их не помню.

Я улыбаюсь, но это должно выглядеть грустно, ностальгически.

— Она была той, кто доносил на тебя, знаешь ли. Она всегда завидовала мне и спала с каждым парнем, который проявлял ко мне интерес. Она сама сказала мне об этом, прежде чем заблокировать меня.

Его глаза сужаются.

— Может, я все-таки найду сыновей ее мужа. Сделаю одолжение миру и избавлюсь от золотоискателей.

— Ты серьезно?

— На сто процентов. Хотя позволить ей сосать морщинистый член еще несколько лет тоже заманчиво.

— Разве ты не мстительный?

— Никогда не утверждал обратного.

Он вытаскивает леденец, и я понимаю, что он действительно сосал его все это время.

Он не раздавил его, как обычно.

Моя кровь становится горячей, и в голове материализуется безумная идея.

Отодвинув поднос в сторону, я наклоняюсь и обхватываю леденец губами.

Мои глаза не отрываются от его глаз, пока я сосу конфету. В его голубом взгляде вспыхивает огонь, но затем он отпускает леденец, и на его лице появляется безразличие.

На этот раз я сама раздавливаю леденец, соответствуя тому хаосу, который творится в моей груди.

Он не хочет прикасаться ко мне, не хочет даже видеть меня в сексуальном плане.

Когда-то он был тем, кто требовал трахнуть меня.

Когда-то он был тем, кто зажег мой мир после долгих лет апатичного оцепенения.

Я ему действительно отвратительна, не так ли?

Как и тогда. Все заканчивается, даже не начавшись.