Глава 54

— Мы заблудились, да? — проскулил Кацуо.

Они дошли до конца переулка, перед ними была каменная стена, тупик. Кира вздохнула и посмотрела туда, откуда они пришли. Переулок был длинным, усеянным ящиками, покрытыми снегом. Они прошли два узких переулка по бокам. Она думала, если они продолжат идти прямо, найдут со временем выход. Она ошиблась. Она проклинала того, кто строил монастырь.

— Да, — она прошла мимо Кацуо. Кира пошла обратно. — Мы заблудились. Харуто и Гуан, наверное, тоже. И самая большая проблема в том, что мы заблудились не вместе.

— Это, кхм, не очень успокаивает, — сказал Кацуо вблизи за ней.

— А лучше бы я врала?

Принц обдумал это.

— Да. Я предпочел бы милую уютную ложь сейчас.

Кира замерла на развилке и склонила голову, слушая. Откуда-то донесся голос.

— Что ж, — она все еще прислушивалась. — Мы заблудились. Но помогло бы, если бы кто-то помнил переулки, — это заткнуло принца на время. Кира решила, что голоса доносились не из этого переулка, поспешила к следующему. Она посмотрела на крыши. Паутина тут была гуще, серая, усыпанная снегом. Они могли забраться на крыши и найти путь, но там они быстро запутаются в паутине.

Кира замерла у входа в следующий переулок и слушала. Она снова услышала голос, в этот раз громче. Она не узнала его. Это вызвало воспоминания о ее времени в зеркале. Молодая женщина нашла ее зеркало в магазине антиквариата. Она была красивой, с длинными темными волосами, нежной коже, карими газами, полными улыбок и смеха. Кира показала ее страх, заставила ее смотреть, как ее отражение режет лицо ножом, вонзает иглы в ее язык. Женщина бросила зеркало, визжа, и выбежала из магазина. И Кира снова была одна. Она покачала головой, чтобы прогнать воспоминание. Теперь она помнила, и воспоминания бросались на нее из-за вида, запахов или звуков. Это отвлекало.

— Быстрее, — она пошла, веря, что Кацуо последует за ней. Она побежала, взмахивая кинжалом на шелковые нити, висящие с крыш. Ее кинжал запутался в паутине, она пыталась вырвать его, но нож запутался сильнее. Она бросила кинжал там, создала новый в ладони. Переулок заканчивался маленькой площадью, куда выходили пять переулков. У стены старик без волос и с темными венами на лице и женщина с раздвоенным подбородком были приклеены к стене паутиной. Женщина металась, бормоча под нос, пытаясь вырваться. Мужчина не двигался. Кира была уверена, что темные вены подбирались по его щеке к глазу.

Женщина заметила Киру и Кацуо.

— Помогите! — закричала она. — Быстрее, пока паучиха не вернулась. Вытащите меня.

Кира подбежала к женщине, стала резать паутину маленьким кинжалом. Было трудно, шелк был прочным, как веревка. Женщина умоляла ее работать быстрее. Кацуо подошел к мужчине и потыкал его лицо пальцем. Он не пошевелился.

— Что с ним такое? — спросил принц.

— Паучиха укусила его, — сказала женщина. — Мы думали, что сможем их одолеть. Нас учили биться с такими монстрами, но… мы ошибались. Та штука опасна. Нужно убираться отсюда.

Кира срезала достаточно паутины, чтобы освободить руку женщины. Она вручила ей кинжал.

— Продолжай с этой стороны. Я сделаю дыру для другой руки, — она сделала еще один кинжал в ладони и стала резать, потея, несмотря на холод.

— Думаю, он еще жив, — Кацуо склонился, сжал подбородок мужчины. Мужчина открыл глаза, вдохнул и завизжал. Кацуо отшатнулся и зажал руками уши.

Женщина скривилась, пока пилила кокон.

— Убейте его. Я уже видела, как один друг умер от этого. Его не спасти. Он уже мертв, и его крики привлекут паучиху.

Кира взглянула на кричащего мужчину, темные вены ползли по его щеке. Его глаз стал черным и лопнул, как раздавленный виноград, кровь и черная жижа потекли по его лицу. Кира бросила кинжал Кацуо и создала новый в ладони, чтобы дальше резать кокон женщины.

— Сделай это!

— Прости, — крикнул Кацуо визжащему мужчине. Он сжал кинжал, дрожа перед мужчиной, взглянул на Киру. — О, ладно, — он поменял хватку, поднял ладонь и вонзил кинжал в голову мужчины. Клинок вошел глубоко в его череп, и мужчина утих, его тело обмякло, поддерживаемое паутиной.

— Ох, — сказал хриплый голос сверху. Кира повернулась с кинжалом наготове. На крыше над ними сидела йорогумо Сифэнь. Ее пухлое тело легко отдыхало на паутине, ее лапы согнулись над плечами, трогали нити шелка. У нее были два новых глаза над и под тем, который выколола Кира, и они смотрели на нее, черные сферы отражали серое небо сверху. — Мне нравятся, когда они кричат.

— Я не умру, как он! — завизжала женщина. Кира не успела ее остановить, она ударила кинжалом Киры по своей шее. Кровь брызнула на кокон паутины и снег под их ногами. Она металась и повисла у земли, свисая с паутины, мертвая.

Кацуо потянул за кинжал в черепе мужчины, ругаясь, дергая голову трупа в стороны. Кинжал не поддавался. Он сдался и встал за Кирой. Она создала еще один кинжал, назвала его мысленно Пабу и вложила в его ладонь.

Сифэнь легко проскользнула через паутину, несмотря на свой размер, и спрыгнула на корточки на землю. Ее лапы трогали воздух, словно не могли замереть ни на миг. Три глаза на бледном лице двигались, глядя то на Киру, то на Кацуо.

— Кто из вас…

Кира не дала ей закончить. Она метнула кинжал в глаза Сифэнь. Кинжал замер на расстоянии ладони от черных глаз, повис за рукоять. Сифэнь протянула лапу над плечом и ткнула клинок.

— Это не повторится, сестренка, — прошипела Сифэнь. Она прижала лапы к кинжалу и резким движением разбила его, тысяча мерцающих кусочков повисла на паутине, как звезды. Кира поймала отражения в осколках и показала Сифэнь огонь вокруг нее, Дайзена в переулке, но Сифэнь игнорировала это. Она усмехнулась, щелкая клыками, словно цокала языком. — Твои детские трюки со светом не сработают на мне, сестренка. Я вижу больше, чем ты знаешь.

Кира отпрянула на шаг, врезалась в Кацуо за собой.

— Я ненавижу пауков, — прошептал он.

Сифэнь выпрямила ноги и покачнулась на человеческих ногах. Ее паучьи лапы не могли делать все сразу, и у нее было всего четыре лапы. Она не могла плести паутину и бегать одновременно. Это было слабостью, но Кира не знала, как ее использовать. Сифэнь сделала еще пару шагов к Кире и остановилась. Ее лапы потянули за паутину сверху.

— Я не обязана тебя убивать, сестренка, — она склонила голову. — Я хочу, ведь ты испортила мне глаз. Но мне нужно просто помешать тебе добраться до темницы раньше наших родственников. Может, я сплету тебе кокон, — она хлопнула человеческими ладонями. — Да, отличая идея. Я сплету тебе кокон, и ты сможешь смотреть, как твой друг медленно умирает. Интересно, какой он на вкус.

Кира медленно повернула голову и прошептала:

— Беги, — Кацуо сорвался с места. Она ожидала, что он будет спорить. Она повернулась и побежала за ним.

Сифэнь засмеялась за ней.

— О, да, бегите. Охота на вас — это так весело.

* * *

Харуто перестал рубить паутину и вытер пот со лба.

— Слышишь это? — спросил он.

Гуан перестал рыться в сумке и прищурился.

— Нет.

— Я вроде бы слышал крики, но голос пропал.

Старый поэт расхаживал. В узком переулке почти не было места на это, но он хотя бы пытался.

— Думаешь, это Кира и принц?

— Кира не из тех, кто кричит, — сказал Харуто, рубя паутину. Ему вскоре придется точить меч, если это продолжится.

— А принц?

Харуто задумался на миг.

— Понадеемся, что это не они.

— Да, понадеемся, что в опасности кто-то другой.

Харуто повернулся к другу и покачал головой. Они шли вслепую, охотились на онрё в лабиринте, укрытом паутиной. Он не мог спасти всех, особенно, монахов, которые хотели ему смерти. Он знал, что это была не его злость. Чувства Тяна проникали в него. Он носил бремя Тяна слишком долго. Тян приближался к нему, пытался захватить его, и он мог не пережить это, хоть и был бессмертным.

— А огонь? — сказал Гуан. Он опустился на землю, застонав от боли, вытащил из сумки кусочек бумаги и кремень. — Готова, Шики?

Маленький дух выглянула из кимоно Харуто, ее жесткая шерсть щекотала его грудь. Она посмотрела на него, и он кивнул, и она спрыгнула на землю и прошла к Гуану, глядя на бумагу в его руке.

— Я высеку искру и подожгу бумагу, — медленно объяснил Гуан. — Ты захватишь огонь, и мы сожжем луковую паутину.

Шики свистнула.

— Что она сказала, старик?

— Она хочет знать, почему ты говоришь так медленно, — ответил Харуто сквозь зубы.

Гуан вздохнул.

— Редиска! — он ударил кремнем, искра прыгнула на бумагу. Еще пара ударов, и бумага стала гореть и чернеть. Шики с хлопком прыгнула в огонь. Огонь стал жарче, стал оранжевым, Шики радостно проглотила кусочек бумаги. Яркие глаза посмотрели на Гуана из огня. — Это всегда так пугает.

Шики затрещала.

— Она хочет знать, что теперь? — перевел Харуто.

— Сожги паутину, — сказал Гуан, указывая на паутину в переулке.

Шики полетела по воздуху, искры сыпались за ней. Она прыгнула в паутину с радостным трепетом. Нити задрожали, но они не горели. Шики прищурилась, огонь вспыхнул во все стороны. Но паутина не горела.

Харуто вздохнул.

— Плохая идея.

— Я хотя бы предложил идею, старик.

Харуто подавил ответ и скрипнул зубами.

— С дороги, Шики.

Маленький дух дрожала на паутине. Ее огонь трепетал, угасал. Она трещала, как влажная палочка благовоний.

— Что теперь? — спросил Гуан.

— Она прилипла, — сказал Харуто.

— Прилипла? Как огонь может прилипнуть к паутине?

Харуто горбился. Гнев всегда делал его утомленным. Шики металась в паутине. Ее треск становился громче и настойчивее.

— Просто покинь огонь, Шики!

Шики застыла с огромными глазами. А потом вылетела из огня и прыгнула к Харуто, ее тонкие ручки впились в его кимоно. Она поднялась на его плечо. Огонь угас, оставив черное пятнышко на шелковой паутине.

Харуто повернулся к Гуану.

— Есть еще гениальные идеи?

Старый поэт со стоном поднялся на ноги, пошатнулся и вернул равновесие. Он прижал ладонь к стене, чтобы не упасть, и потер колени.