— Ты бы не хотел?.. — тихо начал он, искоса тревожно глядя на сына. — Ты не будешь возражать, если я тебе почитаю?

Мальчик отвел глаза. Он хотел отказаться — резкие слова уже готовы были сорваться с его языка. Но что-то его остановило. Отвернувшись, он пробормотал:

— Хорошо. Если ты хочешь…

Довольная улыбка, жалкая и почти глупая, растеклась по потерянному осунувшемуся лицу консула. Неуклюже, с излишней поспешностью он бросился в другую комнату, порылся в чемодане и вернулся со знакомым томом в красном кожаном переплете. Прочистив горло, он сказал:

— Давай возьмем главу, в которой говорится о крупных птицах Америки — это очень интересно… и поучительно. Как же давно мы не проводили время вместе за этим маленьким удовольствием!

Усевшись на кровать, он поправил очки и приглушенным голосом начал читать:

«Индейка, большая домашняя птица, оперение которой своим великолепием может соперничать с павлином, вначале обитала на Американском континенте, но впоследствии была перевезена во много других стран. Эта птица по природе своей очень своеобразна — напористая и самостоятельная — но из-за непомерного тщеславия часто бывает повержена в схватке…»

Он оборвал чтение на полуслове.

Николас, лежа на боку и жадным взором глядя на фотографию женщины на прикроватной тумбочке — эта странная, но миловидная женщина его мать, которая скоро обнимет руками его голову и прижмет к груди — не обращал на него никакого внимания. Он не слушал… Он совсем его не слушал.