Глава 27

Рейна

Удар по лицу заставляет меня вздрогнуть и проснуться.

На секунду я слишком дезориентирована, чтобы понять, где нахожусь.

Здесь темно, странно и пахнет сыростью.

А потом все обрушивается на меня одним махом.

Дэниелс, офицеры, которые говорили по-русски, а потом...

Моя голова резко поднимается, и я замираю.

Светло-голубые глаза смотрят на меня сверху вниз со злобой, такой осязаемой, что я чувствую, как она ползет по моей коже. Он одет в черный костюм, а его белесые светлые волосы коротко подстрижены, подчеркивая квадратную линию подбородка.

Я знаю, кто он, еще до того, как он произнесет хоть слово.

Кошмар моей мамы.

Тот, кто убил ее, а потом забрал мою сестру.

Тот, кто убил моего отца.

Тот, кто превратил мое детство в ад и сделал меня сиротой.

Иван Соколов.

Я ерзаю, но крепко закрепленные веревки удерживают меня на месте. Я сижу на металлическом стуле посреди стерильной комнаты. Прежний запах влажности сменяется чем-то более сильным: кровью. Нет — мочой и кровью.

Дрожь пробегает по мне при мысли о том, что они здесь делают.

Лампа, свисающая с потолка, едва дает мне ощущение времени или пространства. Я понятия не имею, как долго я отсутствовала и вообще находимся ли мы все еще на американской земле. Может, мы уже в России? Это ужасная мысль, но мне нужно взвесить все возможности. Это тот, кто убил всю мою семью и без колебаний покончил бы с моей жизнью.

Я смотрю на него со всей ненавистью, которую испытывала годами, злобой, жаждой мести.

— Если это не другая сука. — его голос с легким акцентом, но в остальном утонченный. — Вы двое так похожи на Мию. Жаль, что она не дожила до того, чтобы увидеть, как ты взрослеешь.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не наброситься. Я понимаю, что он делает, пытаясь выплеснуть свой гнев, чтобы я была у него на ладони, но он должен знать, что внешность не единственное, что мы с Рейной получили от мамы. У нас тоже есть ее остроумие.

Понимая, что я не попадусь на его удочку, Иван улыбается, и улыбка слишком безумная, слишком... испорченная, почти как своего рода больная игра.

— Итак, Рейна, птичка сказала мне, что к тебе возвращаются воспоминания, и я хотел бы знать, куда исчезла твоя сестра.

— Ну, твоя птичка ошибается.

Я внутренне проклинаю себя. Должно быть, это был детектив Дэниелс. Этот мудак все это время присматривал за мной от имени Ивана, пока не убедился, что у меня есть информация для этого придурка.

Должно быть, он понял, что ко мне возвращаются воспоминания о нашей последней встрече.

Иван так сильно бьет меня по лицу, что мое тело дергается от боли. Это больно.

—Избавься от этого проклятого поведения. Всем вам, отродьям Николая, необходимы уроки хороших манер.

Я сдерживаю боль и пристально смотрю на него. Это касается только нас с ним, и, если он думает, что я легко сдамся, он, должно быть, не знает, как сильно во мне живет мамин инстинкт самосохранения.

— Я буду милым. — он присаживается передо мной на корточки, почти как любящий дядя. — Скажи мне, где Рай, и я отпущу тебя.

Острое чувство облегчения захлестывает меня при его словах. Если он ищет ее, значит, думает, что она жива, и если он не может ее найти, это должно означать, что она в безопасности.

По крайней мере, это то, на что надеется мой мозг.

— Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты меня отпустишь?

— Ты права — я не отпущу. — он смеется; смех короткий и резкий. — Я не могу судить, будет ли жить хоть капля грязной крови Николая. Если бы этот ублюдок-телохранитель не забрал Рай в тот день, вы обе были бы уже мертвы. Мне пришлось оставить тебя в живых, чтобы вытащить ее.

Она жива. Рейна жива. Теперь я почти чувствую ее дыхание.

— Я великодушный человек, Рейна. Если ты скажешь мне, где она, обещаю, что твой конец не будет болезненным — всего одна пуля, как у Мии. Если ты этого не сделаешь, что ж.… ты просто умрешь от пыток, и я брошу твою голову перед Рай, прежде чем она сделает свой последний вздох. — он встает во весь рост, почти отбрасывая на меня тень. — Что это будет?

Мой позвоночник дергается, и по нему танцуют спазмы страха. Не сомневаюсь, что он выполнит свои угрозы. Он, должно быть, испытывает сильное давление со стороны других лидеров, и слишком хорошо знает, что не сможет править без книги, которая у Рейны.

Он отчаянный человек, а у отчаявшихся нет границ, особенно у отчаявшихся, опасных людей.

Чего он не понимает, так это того, что я тоже отчаявшаяся девушка. С тех пор как я потеряла маму девять лет назад, я была наполовину пуста, ожидая того дня, когда смогу отплатить Рейне за то, что она спасла меня, надеясь вопреки всему, что она выжила и где-то жива.

Этот шанс есть сегодня. Теперь я отчаянно хочу спасти ее, отчаянно хочу снова увидеть этот свет в ее глазах.

Сказать, что я не боюсь того, что Иван может со мной сделать, было бы ложью. Он не только член мафии, но и успешно совершил множество убийств. Мои конечности слегка дрожат, и я не смогла бы остановить, даже если бы захотела.

Возможно, у меня и раньше были мрачные мысли, но я ни разу не осуществила их, потому что в глубине души я знала, что есть гораздо больше, ради чего я должна жить. Есть люди, которые любят меня несмотря на то, что я была самозванкой с двенадцати лет.

Был еще кое-кто, мальчик, который превратился в испорченного парня, мальчик, которого я любила, и парень, в которого я влюбилась снова и снова.

Есть много причин, по которым я должна держаться за жизнь, но теперь, когда на карту поставлена жизнь моей сестры, я скорее умру, чем снова повернусь к ней спиной.

Кроме того, это не ложь, когда я говорю:

— Я не знаю.

Он поднимает руку, и я готовлюсь к пощечине, но он бьет меня по лицу. Я дергаюсь на своем сиденье, когда кровь капает на мою нижнюю губу, и я чувствую привкус металла. Кашляя, я снова встречаюсь с ним взглядом.

Он наполнен жаждой власти, необходимостью подняться, сокрушить всех. Это почти смешно, насколько он очевиден. Я, конечно, не смеюсь, потому что мне все еще нужна моя жизнь.

— Моя приятная фаза подходит к концу, Рейна. — он хлопает ладонью по моему лицу, позволяя мне смотреть на него только сквозь его толстые мясистые пальцы. — Где. Она?

— Я н-не знаю.

Я задыхаюсь от слов.

Его следующий удар заставляет меня увидеть звезды. Мои зубы стучат, а пальцы сжимаются друг против друга за спиной. Я кашляю кровью, которая собирается у меня во рту.

— Последний шанс. — он приближается ко мне, его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. — Где она, черт возьми?

Люди говорят, что ты никогда не увидишь, как придет твой конец. Это происходит слишком внезапно, и как только вы это осознаете, будет уже слишком поздно.

Но я вижу это — мой конец. Я вижу это в его бесчувственных голубых глазах и в том отчаянии, которым они пахнут. Он убьет меня, что бы я ни сделала или ни сказала. Он планировал это с того момента, как приказал своим людям похитить меня.

Возможно, я не смогу прикончить его, но я верю, что Рейна сделает это. Надеюсь, что она заставит его пожалеть о том дне, когда он родился. Я знаю, что она добьется справедливости для мамы, папы и меня.

— Я не знаю. — мой голос прерывается из-за того, что я говорю через кровь. — Даже если бы я знала, я бы никогда тебе не сказала.

Тогда я делаю единственное, что могу в данных обстоятельствах. Я плюю кровью на его чисто выбритое лицо, капли падают на его кожу.

— Ты умрешь, как гребаная свинья.

Секунду он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, будто никогда не ожидал, что я это сделаю. Я торжествующе улыбаюсь, но это длится недолго, потому что он снова бьет меня.

На этот раз стул опрокидывается, и я падаю. Мои конечности не ловят меня, так как они связаны, а голова ударяется о землю. Боль взрывается в моем теле, когда ботинок врезается в мои ребра, выбивая воздух из легких.

Я хватаю ртом воздух и ничего не нахожу. В моем теле раздается хлопок, когда он пинает меня снова и снова.

— Я сделаю твою смерть как можно более мучительной.

Он называет имя, и дверь открывается. Я едва слышу слова или различаю свое окружение.

Все расплывчато и темно, тени танцуют в моем поле зрения, будто они настоящие.

— Принеси мне мои инструменты, — говорит Иван с ухмылкой. — У нас впереди долгая ночь.

Это должно было напугать меня, но я слишком оцепенела для этого, слишком... не от мира сего.

Одно лицо продолжает мелькать у меня в голове, пока мое зрение медленно угасает.

Ашер... наша последняя встреча и то, как я убежала от него…

Лучше бы я этого не делала. Жаль, что я не поцеловала его крепче и не сказала ему, что люблю его. Жаль, что я не освободилась от своих оков и не призналась в своих чувствах раньше.

Может, все было бы по-другому. Может, я бы не лежала здесь, захлебываясь собственной кровью, и не покидала бы мир со столькими сожалениями.

Но уже слишком поздно.

Это правда, знаете. Конец наступает, как только ты понимаешь, что уже слишком поздно.

Ботинок Ивана врезается мне в ребра, и тьма засасывает меня в свои объятия.