Глава 7

Анастасия

Я никогда не была уверенной в себе. Неважно, что в детстве я считала себя феей или всю жизнь общалась с пиратами. Единственное, что остается правдой — я не могла даже смотреть людям в глаза.

Но сейчас могу.

Пусть и через очки, но я смотрю на него. На незнакомца, которого на самом деле зовут Нокс Ван Дорен.

На незнакомца, которому я только что бесстыдно сказала, что он может взять меня — сексуально или как-то иначе, он может просто взять меня.

Я звучала уверенно, будто я не таю внутри. Будто моя кожа не горит, и я не собираюсь самовоспламениться. Вот что происходит, когда все идет не по плану. Я теряю самообладание.

Как я потеряла его, когда Бабушку изгнали и, по сути, вынесли ей смертный приговор. Я могу не смотреть в глаза, но я могу быть такой же смертоносной, как люди, которые меня вырастили.

Если не более.

Нокс Ван Дорен.

Это его полное имя. Я нашла его, когда выбежала из лифта, просмотрела высших сотрудников в Уивер & Шоу и погуглила. Конечно, его имя было в списках, среди младших партнеров.

И я, возможно, исследовала его всю ночь напролет. Он происходит из очень богатой семьи Англии. Его отец владеет империей, которая признана на международном уровне и имеет огромный рост.

Мало того, Нокс завоевал репутацию в американской прессе благодаря своим выходкам и обаятельной стороне. В юридической среде он известен как замаскированный хитрый дьявол, который очень разборчив в выборе клиентов.

Те, кому повезло быть представленным Ван Дореном, могут считать, что они получили «карточку освобождения из тюрьмы».

Так написал о нем один из журналов.

Я прочитала бесчисленное количество статей о нем, и каждая рисовала его в более зловещем свете, чем предыдущая.

Что? Девушка должна быть осторожной за себя.

Тот факт, что Нокс знает мое настоящее имя, повторяет его и подозревает меня, опасен. Не только это, но это может разрушить все, над чем я работала. Мое новое начало.

Мою свободу.

Жизнь Бабушки.

А отчаянные времена требуют отчаянных мер. Вот почему я предложила ему завладеть мной.

Или это то, что я говорю себе, пока меня испепеляет его присутствие. В этом что-то есть, в том, чтобы находиться так близко к нему, чтобы наше дыхание смешивалось, и я оказалась в ловушке его размеров, его широких плеч и этих золотых, интенсивных глаз, которые могли быть созданы из комбинации леса и огня.

Или, может быть, горящего леса.

Есть что-то такое в том, чтобы быть настолько далеко за пределами моей зоны комфорта, что это кажется одновременно чужим и захватывающим.

Восхитительным.

Возможно, даже вызвать привыкание.

И как любой зависимый, я не могу не вдыхать больше.

Просто брать больше.

— Тебя, — медленно повторяет он своим глубоким голосом, с тем вечным спокойствием, которое до сих пор умудряется вызывать дрожь в моей душе.

— Да, меня.

Теперь это звучит менее уверенно, выдавая все то, что раскололось внутри меня.

Его указательный и средний пальцы проникают под мой подбородок и поднимаются. Действие настолько минимальное, но он мог бы с таким же успехом облить меня бензином и поджечь. Прикосновение. Это всего лишь прикосновение, так почему, черт возьми, оно ощущается как целое переживание?

— Почему ты думаешь, что я хочу тебя?

Жжение от его слов обжигает и толкает один из разбитых осколков в моей груди, но я хватаюсь за свою уверенность окровавленными пальцами.

— Ты хотел две недели назад.

— Это было до того, как я узнал, что ты обманщица.

— Какое это имеет значение, когда я предлагаю себя?

— Ты была хорошим сексом на одну ночь, Анастасия, но не настолько, чтобы идти против моих принципов. Я не имею дело с обманщицами. Так что сначала ты должна мне кое-что дать.

— Тогда забудь об этом. Мое предложение не обсуждается.

Его губы искривляются в жестокой ухмылке.

— Это я буду решать, и поверь мне, когда я узнаю, кто ты и что тебе нужно, ты окажешься в полной заднице. Держись за эту маленькую ложь, пока можешь. — он отпускает меня с легким толчком, и я, спотыкаясь, отступаю назад, ударяясь бедром о стул. — Ох. — он останавливается у входа и поворачивается ко мне лицом. — Даже не думай сбегать, иначе я сделаю это личным.

Затем он выходит за дверь.

Я опускаюсь на кресло, ногти впиваются в ладони, а сердце едва не бьется об пол.

Он сделает это личным? Личным? Тогда что он делал с тех пор, как увидел меня в лифте? Делал это безличным?

С каким типом мужчины я связалась?

Даже моя отчаянная попытка предложить себя провалилась. Как, черт возьми, мне теперь сохранить жизнь себе и Бабушке?

***

— Как ты, мой маленький зайчонок?

Я сжимаю телефон в руках и борюсь с желанием разрыдаться, сказать ей, что все ужасно, что так больше не будет.

Что я могу находиться в опасности, и она тоже.

Вместо этого я заставляю себя улыбнуться, выпрямляю позвоночник и смотрю в окно на гигантские здания Нью-Йорка. Затем говорю по-русски, поскольку английский она подзабыла:

— Я в порядке, Бабушка. Как ты? Хорошо ли тебя лечат в клинике?

— Конечно. Медсестры такие милые, а еда изысканная. Не так хороша, как у твоей мамы, но практически. Как она? Она уже ушла от этого ничтожества?

На этот раз я не могу сдержать слез, которые собираются на веках. Бабушка не является моей родной бабушкой, но она практически вырастила меня, когда я была маленькой.

Она прятала меня в своем доме всякий раз, когда мама говорила мне бежать. Я путешествовала по лесу только для того, чтобы добраться до ее дома.

Она защищала меня, когда не нужно было, пекла мой любимый апельсиновый пирог и угощала меня лакомствами.

Потом она пела мне по-русски, чтобы я засыпала и не думала о том, что переживает мама.

Утром она заплетала мне волосы, грела молоко и давала печенье. Она оберегала меня, пока мама не приходила за мной.

Несмотря на свой возраст, она ни разу не пожаловалась на заботу обо мне и всегда смеялась, когда я рассказывала ей истории о своих сказочных приключениях.

Сейчас она намного старше, ей уже за семьдесят, и она страдает от слабоумия, требующего интенсивного ухода. Это одна из главных причин моего побега, чтобы получить необходимую ей медицинскую помощь.

Все деньги, которые я украла у своей семьи, постепенно перечисляются в Швейцарскую клинику, где она сейчас находится. Как только я исчезла, именно туда я и отправилась — перевезла ее в Швейцарию из маленького городка на западе России. Из маленького городка, куда ее выслали вскоре после смерти моей матери.

Я плакала, умоляла и даже просила о помощи, но никто меня не услышал. Более того, меня за это отчитали, потому что мы не можем демонстрировать слабость и уж точно не должны умолять тех, кто ниже нас.

Тогда я решила взять все в свои руки.

Мне потребовались годы, чтобы найти ее, и я до сих пор не воссоединилась с ней официально. На самом деле, сейчас она меня почти не помнит, но это нормально.

Она защищала меня, когда я была маленькой, и я буду делать то же самое теперь, когда она стара.

— Да, — говорю я бодрым тоном. — Она ушла.

— Хорошо. Хорошо. Я всегда говорила ей, что он не подходит ни ей, ни тебе, но София была слишком напугана и всегда вздрагивала, как только он входил. Она должна была попросить помощи у твоего отца, но она была такой упрямой и говорила, что твой отец может быть еще хуже.

— Он не такой. — я тяжело дышу в трубку телефона, образуя на экране капли пота.

— Верно? То, что он ведет такой образ жизни, не означает, что он не позаботится о вас обеих. Я еще поговорю с ней, когда увижу ее.

— Ее... нет, Бабушка.

— Ее нет?

— Да. Ее больше нет с нами. Она умерла пятнадцать лет назад.

— Нет... это неправда... Я разговаривала с ней только вчера, когда делала тебе прическу...

С другой стороны, раздается шарканье, прежде чем до меня доносится голос медсестры. Она говорит по-английски.

— Она немного устала.

— С ней все в порядке?

— Не волнуйтесь. Такие эпизоды частое явление в случаях, подобных ее, но скоро с ней будет в порядке. Она все время спрашивает о вас.

Чувство вины затягивается петлей на шее. Я должна быть с ней, но не могу. Если они найдут меня с ней, то обвинят ее во всем восстании, которое я затеяла в одиночку.

На этот раз они позаботятся о том, чтобы покончить с ее жизнью. И у меня на глазах, чтобы я усвоила, что никогда не стоит связываться с системой.

Я вешаю трубку, сказав медсестре, чтобы она позвонила мне, если что-то случится. Мне требуется несколько секунд, дабы собраться с мыслями, протереть глаза и перестать погружаться в воспоминания о прошлом.

Затем, как я делаю во время каждого обеденного перерыва, я поднимаюсь на лифте на этаж, где находятся офисы партнеров.

Прошла неделя с тех пор, как я пришла в В&Ш и была поймана Ноксом. Любой другой человек сделал бы все возможное, чтобы держаться на расстоянии. Но не я.

В моей семье было много всего, но беспечность не входила в их число. Я рано поняла, что лучший способ победить врага — узнать о нем как можно больше.

Их ежедневные привычки, их утренние и даже ночные процедуры. Именно там кроются их слабости.

В привычках. В рутине.

Вот почему я взломала его компьютер, телефон и GPS в машине. Что? Мне нужно знать, чем он занимается в любое другое время. И да, это может звучать немного по-сталкерски, но он первым подшутил надо мной. Он первый пригрозил мне.

Никто не угрожает мне и не выходит сухим из воды. Никто.

Я качаю головой. Сейчас я действительно похожа на них, хотя я сделала все возможное, чтобы находиться от них, как можно дальше.

В ходе поисков я выяснила, что его отец не является его биологическим отцом, но он все равно приемный сын влиятельного Английского бизнесмена Итана Стила, и у него есть сестра-близнец и приемная сестра. Приемная сестра вышла замуж за парня из семьи Кинг, которая является еще одной влиятельной фамилией в Великобритании.

Он происходит от денег и власти, чего я и следовало ожидать, но это все равно заставляет меня нервничать. Я ненавижу эти два слова. Деньги и власть. Они принадлежат тому миру, из которого я сбежала.