Эпилог

Гораций

Два года спустя

— Здесь пахнет жареным сыром.

Режди принюхивается и, нахмурившись, крутит головой, когда мы выходим из поезда Лондон-Париж. На самом деле, никаким жареным сыром не пахнет, но я слишком хорошо знаю свою невесту, чтобы спорить с ней, когда дело доходит до ее воспоминаний о французской столице. Все впечатления от Парижа превратились для нее в размытое пятно, полное драмы.

— Может, будешь дышать через рот? — Я крепко беру ее за руку, и мы идем к такси.

— Ты просто помешан на орале, — весело замечает Реджи. — Ты уверен, что девяносто девять процентов проблем Западного мира можно решить при помощи моего рта.

— Потому что оно так и есть. — Я похлопываю себя по паху, когда мы садимся в такси. Потом называю водителю адрес заведения, где сейчас находится Пьер. Мы стараемся часто его навещать, за что он очень нам благодарен.

Когда такси вливается в поток машин, Реджи мертвой хваткой сжимает мою руку.

— А что, если он не захочет, чтобы его увидели мои родные? — спрашивает она.

Это Реджи решила сыграть свадьбу в Париже — чтобы на нее смог прийти и отец. Она думает, что остальные члены ее семьи присоединятся к нам завтра, а церемония пройдет в выходные. Идея подождать со свадьбой два года, пока она учится в Лондоне на медсестру, принадлежит тоже ей, поэтому помолвка у нас вышла долгой, и мы успели узнать друг о друге решительно все. Хорошо хоть, что все это время мы смогли жить вместе и привязывать друг друга к каждому предмету мебели в моей найтсбриджской квартире.

— Все будет нормально. — Я успокаивающе поглаживаю ее руку.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что увидеть, как ты выходишь замуж, для него важнее, чем то, что подумают о нем люди, — отвечаю я без заминки. Да, я прожил по соседству с Пьером лишь год, но узнал его за это время в целом неплохо. Мы много времени провели вместе.

Я продолжаю развеивать ее тревоги, пока Реджи не перестает волноваться о том, каким получится предстоящий уикенд.

Когда такси высаживает нас у дома престарелых, я снова беру свою невесту за руку и крепко сжимаю.

— Пообещаешь мне кое-что?

— Хорошо, но я оставляю за собой право убить тебя, если ты передумал.

Я озадачено смотрю на нее. Зачем мне передумывать, если мы занимаемся сексом по шесть раз в неделю? Я ни в коей мере не имею в виду, что секс для нас самое главное, но сколько вообще может выдержать мужчина?

— Не убивай меня, — говорю я.

— Что? — смеется она. — Почему я…

— Сюрприз!

Люди выпрыгивают из-за диванов и другой мебели в фойе. Над нашими головами висит огромный плакат со словами:

ОНА ОТВЕТИЛА «ДА»! (ДВА ГОДА НАЗАД, НО КТО СЧИТАЕТ?)

Здесь мама Реджи, ее отчим, сестра и моя сестра Юджи. Пьер, австралийка Элоди, мои коллеги и друзья из колледжа, друзья Реджи из университета и еще много людей. Все пришли и широко улыбаются, радуясь нашей любви.

Нашей очень неожиданной любви.

Реджи смеется и плачет одновременно. Прикрыв рот рукой, она бежит к своей маме, и та ловит ее в объятия, а ее отчим гладит ее по спине. Вскоре к ним присоединяется Пьер и обнимает всех троих своими слабыми руками.

Потом к ним присоединяется Юджи.

Потом Элоди.

Потом сестра Реджи, Стелла.

Потом я.

Вскоре мы превращаемся в один комок счастья на большом фестивале объятий.

Когда мы, наконец, отпускаем друг друга, Реджи поворачивается ко мне, и я понимаю, что поступил правильно, когда попросил ее выйти за меня меньше, чем через двадцать четыре часа после знакомства.

— Спасибо, что исполнил все мои самые большие мечты, пусть иногда и не подозревая об этом.

Я знаю, что она не имеет в виду мои деньги или положение в обществе. Речь о встрече с ее отцом. Я улыбаюсь, мягко целую ее сладкий ротик и шепчу:

— Спасибо, что приняла меня, и за то, что была послана предсказательницей, чтобы подарить мне мое счастливое завершение.

— Ты сейчас думаешь об интимном массаже, — бормочет она, приподнимая бровь.

И я со смехом произношу то самое слово, которое через два дня повторю перед четырьмя сотнями гостей:

— Да.