— Ух ты, — сказала я, качая головой. — Вы, ребята, были заняты.

— Детка… — сказал он, качая головой с улыбкой, как будто я вела себя глупо.

— Что?

— Это ничто по сравнению с остальным, — сообщил он мне, втягивая меня в холл. Опять же, повсюду новая краска. И все двери в спальни были открыты, все они были перекрашены и пусты, никаких личных вещей не осталось. — Сюда, — сказал он, когда я автоматически направилась в его комнату.

Вместо этого он потащил меня на лестничную площадку в подвал, где я нашла еще одну из тех больших дверей безопасности, к которым он получил доступ с помощью кода. Она открылась с тихим стоном, и мы двинулись вниз.

На самом деле, я не ожидала многого.

В конце концов, что может быть такого особенного в подвале?

И хотя в задней части здания все еще было хранилище, а у стены стояли стиральные машины и сушилки, были и другие вещи. Например, еще куча коек, мини-кухня и куча стеллажей для хранения, заполненных едой.

— Ты сделал еще одно убежище, — сказала я с улыбкой, с нежностью вспоминая другое.

— Для всех. Есть даже надувные матрасы на случай, если у нас здесь будет больше людей, чем кроватей, — сказал он, указывая на нижнюю полку хранилища, где стояли восемь коробок надувных матрасов.

— Что это за дверь? — спросила я, поворачиваясь и указывая на то место, где одна из них находилась рядом с прачечной, где ее никогда раньше не было.

— Это лучшая часть, — сказал он, взволнованный, как ребенок, который показывал вам свои рождественские подарки.

Он подошел к двери, набрал еще один длинный код и открыл дверь.

— Это была чертовски большая работа, связанная с бетоном и попыткой выкопать место для этой лестничной площадки, — сказал он мне, включив свет, чтобы осветить небольшое пространство, которое действительно было лестничной площадкой. Это означало, что это было достаточно маленькое пространство, в котором нельзя было даже раскинуть руки, и лестница, ведущая вверх по стене.

— Ох… — сказала я, качая головой, когда посмотрела вверх, чувствуя легкое головокружение от того, как круто это выглядело.

— Это выглядит хуже, чем есть на самом деле. Давай. Я прямо за тобой.

Не желая быть цыпленком и, возможно, доверяя своим новообретенным мышцам больше, чем старым хилым, я схватилась за перекладину прямо над плечами и поставил ноги на нижнюю ступень.

Я сделала глубокий вдох и полезла вверх. Я знала, что будет только хуже, если я буду делать это медленно, позволю своему страху нарастать и позволю своим рукам ослабеть. Я слышала, что Дюк рядом, но знала, что лучше не смотреть вниз.

— А, Дюк… — сказала я, когда добралась до верха, а выхода не было.

— Просто подтолкни его вверх, — сказал он прямо подо мной.

— Я не уберу руку с этой лестницы, — возразила я, качая головой.

— Хорошо. Погоди, — сказал он весело.

А потом я увидела, как его руки схватились за внешние перекладины, которые я держала, когда его ноги встали на ступеньку за мной, заставляя всю его спину закрыть меня.

Будь я проклята, если сразу же не почувствовала себя в полной безопасности.

— Поехали, — сказал он, отпуская одну руку и толкая в потолок, открывая люк на чердак. Он тоже воспользовался этой возможностью, чтобы наклониться и поцеловать меня в шею. — Поднимайся.

Так, что я поднялась, скользя по Дюку и с горечью осознавая, что в какой-то момент моя задница оказалась прямо перед его лицом.

Я поднялась на крышу. Как бы.

Это была крыша, но уже не та открытая крыша, какой она была раньше. Это было стеклянное ограждение с металлическими балками, удерживающими его вместе.

— Стекло, созданное АПОИП.

— АПОИП? — повторила я.

— Агентство перспективных оборонных исследовательских проектов. Они создают все самое интересное дерьмо для МО.

— МО? — спросила я, чувствуя, что он внезапно заговорил на иностранном языке.

Дюк усмехнулся, придвинулся ко мне, взял меня за бедра, притянул к себе и поцеловал в лоб. — Министерство обороны.

— О, — сказала я, чувствуя себя глупо. Это было как бы само собой разумеющимся. Я просто не привыкла слышать такие вещи за пределами телешоу.

— У Хейлшторма много связей. Они их подключили. Здание клуба теперь почти непроницаемо. Эта цементная стена? — он вздрогнул. — Все это почти невозможно преодолеть, но, если кто-то случайно перелезет, внизу будет восьмифутовый ров, который им придется снова преодолевать. Есть датчики движения и светосигналы датчиков движения. Так что попасть сюда чертовски трудно. Но допустим, они это сделали. В этом случае мы отправляем всех в подвал, где они могут прожить долгое время, если понадобится. А тем временем мужчины могут подняться по лестнице и зайти сюда, чтобы посмотреть, как идут дела. Вот от сюда, — сказал он, подходя к стальным балкам и отпирая небольшой круг, который скользнул в сторону, — можно стрелять. Это стекло, — продолжал он, — взрывобезопасно и пуленепробиваемо. Стойкое. Доказано. Это редкость и чертовски дорого, но стоит каждого пенни.

— Ух ты, — сказала я, качая головой, искренне впечатленная. — Подожди, — сказала я, подходя к стеклу, чтобы выглянуть во двор. — Что это? — спросила я, указывая на квадратную пристройку к существующим жилым помещениям, которых раньше там не было.

— Это большое пустое пространство. Оно нам понадобится.

— Это нужно для… — начала я спрашивать, когда, поднимаясь по лестнице, нас окликнул голос Мейз.

— Это так чертовски несправедливо. У тебя не было ничего из этого крутого дерьма, когда я была здесь. Я даже не могу поднять туда свою толстую беременную задницу.

— Черт возьми, нет, ты не можешь, — согласился Репо, заставив меня улыбнуться.

Ло была права; они все были сверхзащищающими альфа-пещерными людьми.

Я никогда не думала, что мне это понравится в мужчине, но мне это понравилось.

— Что? — спросил Дюк, улыбаясь, потому что так оно и было.

Я слегка пожал плечами. — Я не знаю. Это трудно объяснить. Я просто… Я знаю, что ситуация сумасшедшая и не похожа ни на что, что я когда-либо знала раньше, но я действительно чувствую, что вписываюсь здесь. Я люблю каждого из них, — сказала я, махнув рукой туда, где другие голоса присоединились к Мейз и Репо внизу у лестницы.

Это было так.

Со временем я стала проводить много времени в кругу Репо и Рейна, наблюдая за ними со своими женщинами, где они, в свою очередь, были альфа-пещерными людьми, но также милыми, мягкими и любящими. Я почувствовала, как у меня затрепетал живот, когда впервые увидела, как Рейн подполз к постели, где лежала Саммер, опустив ноги, поцеловал ее в лоб, затем опустился и положил голову на ее круглый живот.

И когда я услышала, как Репо ответил на один из очень драматических припадков Феррин по той или иной причине, его бровь поднялась в чисто мужском замешательстве. — У тебя идет кровь? — он спросил ее, на что она вздохнула и сказала: — Нет.

— Тогда прекрати визжать, ладно? — к моему полному шоку, она так и сделала. Она, как я обнаружила, лучше всего реагировала на твердую мужскую энергию. Я решила, потому что ее отец был таким. — А теперь расскажи мне, в чем дело, — сказал он, хватая своего сына, когда тот пролетал мимо, переворачивая его вверх ногами и щекоча его живот, каким-то образом, казалось, уделяя Феррин все свое внимание, пока она в течение десяти минут объясняла ситуацию.

Да, тогда я тоже его любила.

Само собой разумеется, что я была полностью влюблена в Мэйз, Саммер и Ло, и что дети тоже тянули за струны моего сердца.

— Это безумие, насколько все нормальные.

Дюк пожал плечами. — Мы все просто люди, Пен. Со стороны легко увидеть беззаконных байкеров, которые знакомы с насилием. Но в этих стенах мы просто парни. Некоторые — мужья и отцы. Остальные — бойфренды, любовники или в погоне за юбками. У всех нас происходит обычное, реальное дерьмо, которое является более заметной частью нашей жизни, чем клубное дерьмо. Ну… обычно, — сказал он, указывая вокруг. — Но я клянусь, черт возьми, это ненормально для нас.

— Что ж, должна сказать, я рада это слышать. Учитывая, что я планирую остаться здесь на некоторое время, — я скользнула руками по его животу и груди, затем по плечам, сложила их за его шеей и крепко прижала нас друг к другу.

— Некоторое время? — повторил он.

— Ну, я думаю, до тех пор, пока я буду с тобой.

— Значит, навсегда? — спросил он, сверкая глазами, когда наклонился и поцеловал меня, медленно и глубоко. Пока мы оба не задохнулись. Пока я не почувствовала, как желание намочило мои трусики. Пока я не почувствовала, как его член прижался ко мне.

— Черт возьми, они украли наше место, куколка, — внезапно произнес голос Ренни, заставив меня отшатнуться от Дюка, смущенная тем, что так увлеклась в той стеклянной комнате, созданной АПОИП, где любой мог наткнуться на нас.

Конечно же, когда я посмотрела, Ренни уже был в комнате с нами, присев на корточки и протягивая руку сногсшибательной, экзотической, кареглазой женщине, которая забиралась внутрь. Она отпустила одну руку, чтобы оттолкнуть его.

— И перестань называть меня «куколкой», — потребовала она.

— Ну, ты уже отменила «детка», «крошка», «дорогая», «милая», «сладкие щечки», «милочка» и «сахарок». Что осталось? — спросил он, улыбаясь, совершенно не удивленный очевидным равнодушием женщины к нему.

— Как насчет моего имени? — предложила она, интонация и лицо были мягкими.

— Но Мина не означает моей глубокой, искренней привязанности к тебе, — продолжал он, весь очарованный.

Мне нравился непринужденный Ренни.

Мне нравился кокетливый Ренни.

Я не была уверена, что научусь любить его темную, решительную, причудливую сторону, которая проявлялась время от времени.

Но, как сказала бы мне моя бабушка, нельзя любить наполовину. Нельзя просто любить в ком-то хорошее. Ты должен любить и плохое.

Меня там еще не было.

И Дюка тоже.

И, возможно, Дюк никогда не будет таким.