Я издала долгий, низкий стон, когда он глубоко вошел, мои ноги поднялись, чтобы обхватить его поясницу, когда он начал раскачиваться.

Мягко. Сладко.

Мне это в нем нравилось.

Мне нравилось, что такой грубый и сильный мужчина, как он, может быть таким любящим и нежным.

Тем не менее, мне нужно было больше.

— Сильнее, — потребовала я, мои бедра качнулись к нему, когда мои руки сильно впились в его плечи.

— Вот так? — спросил он, дернувшись назад так сильно, что мои ноги упали, а затем врезался в меня так же сильно.

— О Боже… Боже, — простонала я.

Он снова отстранился, остановившись. — Это значит «да»? — спросил он, ухмыляясь мне, глаза плясали.

— Да, — выдохнула я, и он снова врезался в меня, достаточно сильно, чтобы все мое тело двинулось вверх по кровати, моя голова сильно ударилась о спинку кровати.

Его тело слегка изогнулось, одна рука легла мне за голову, защищая от, по-видимому, неизбежного удара, когда его тело вонзилось в мое сильнее, чем когда-либо прежде.

И мне нравилась каждая секунда этого.

Затем он толкнулся, остановившись внутри меня, заставив меня выпустить не слишком тонкое возражение, над которым он усмехнулся.

Он снова встал на колени, потянулся вниз, обхватил руками мои бедра и поднял их прямо в воздух, положив обе ноги на одно из своих плеч, удерживая их там одной рукой, в то время как другая сильно надавила на мой низ живота, заставляя меня остро ощущать каждый твердый дюйм его внутри меня.

— Теперь давай посмотрим, как громко я могу заставить тебя кричать, — сказал он, входя в меня так же сильно, как и раньше, но новая поза заставила меня взять его глубже, почувствовать его движения более интенсивно. Пока мои руки не вонзились и не оставили кровавые царапины на его бедрах, и каждый дюйм меня не напрягся, как лук, в ожидании неизбежного потрясающего оргазма.

Его рука отпустила мои лодыжки и скользнула между моих бедер, работая над моим клитором, когда его собственное ворчание и рычание стали громче, более неконтролируемыми, поскольку он сам начал терять контроль.

— Вот и все, — сказал он, когда моя киска сильно сжалась вокруг его члена, когда он толкнулся. — Вот и все, детка. Иди за мной.

И я это сделала.

До этого момента я никогда по-настоящему не понимала термин «кричащий оргазм».

Потому что не было другого способа описать это. Я закричала. Его имя. И мое тело просто… раскололось так сильно, что это было так приятно, что почти больно.

Дюк продолжал толкаться через мой оргазм, прежде чем глубоко засадить и прорычать мое имя, заставляя еще одну небольшую волну омыть меня.

В ту секунду, когда я перестала сжиматься, мое тело, казалось, потеряло контроль над собой. Потому что я сильно дрожала, каждый дюйм моего тела был слишком перегружен, чтобы сразу обработать избыток ощущений и химических веществ, проходящих через меня.

Дюк вышел из меня, без церемоний бросил презерватив в мусорное ведро рядом с кроватью и опустился рядом со мной на бок, протянув руку и притянув меня к себе. Он крепко обнял меня, положив подбородок мне на макушку.

— Афтершоки (прим.перев.: повторный сейсмический толчок, меньшей интенсивности по сравнению с главным сейсмическим ударом), — пробормотал он, когда толчки продолжали двигаться сквозь меня.

Афтершоки.

Какой подходящий термин.

— Дыши, Пенни, — тихо сказал он, и я поняла, что он прав, я задержала дыхание. Я медленно выдохнула и сделала долгий, глубокий вдох, понимая, что это замедляет дрожь, поэтому я сосредоточилась на том, чтобы делать это снова и снова, чувствуя себя неловко из-за того, что не могла контролировать свое тело.

— Ну, — сказал он, когда дрожь, наконец, прекратилась, и моя рука обняла его, притягивая еще крепче. — Миссия выполнена, да? «Я не выйду из-под контроля», как сейчас.

Я улыбнулась, повернула голову и поцеловала его в центр груди. — Ты тоже потерял контроль, — сказала я, мой голос был немного мечтательным, когда мое переутомленное тело начало погружаться в сон.

— Да, — согласился он, крепко сжимая меня. — Все в первый раз у нас.

Мое сердце сжалось от этого, зная, что это действительно что-то значит, когда ты отдаешь контроль другому человеку. Потому что я никогда не делала этого сама до Дюка. До этого момента я даже не осознавала этого. Я всегда думала, что прилагаю все усилия к отношениям. Но, может быть, в этом и была проблема. Над этим не нужно работать. По крайней мере, в начале. Если вам нужно уговорить себя на это, если есть оговорки и контроль, тогда, ну, это была не настоящая любовь, не так ли? Любовь была одной из неконтролируемых сил Вселенной. В этом и был весь ужас, вездесущий шанс, что ты почувствовала это не к тому человеку в неподходящее время в неподходящем месте.

Но в этом была и ее красота.

Это был не выбор.

— Что это? — спросил он, выводя меня из задумчивости, и я почувствовала, как его палец пробежал по почти зажившему четырехдюймовому порезу на моем бедре.

— Ох. Ло иногда любит тренироваться с ножами, — я помолчала, слегка улыбаясь. — Я теперь вроде как крутая, — заявила я, чувствуя, как горят мои щеки, но все равно рада, что сказала это.

— Никаких «вроде», — сказал он, еще раз сжимая меня, перекатываясь на спину и притягивая меня к своей груди.

— И я официально являюсь членом женского клуба. Но мне все еще нужно встретиться с Алекс и… Элси и Эми.

— Алекс — бунтарь. У нее сухой, саркастический юмор. Она отдает Брейкеру его гребаные деньги даже после всех этих лет. Ей нравится драться просто так, черт возьми. Она заключает контракты как с Приспешниками, так и с Хейлштормом, так что мы часто ее видим. Элси и Эми — более маргинальные члены клуба девочек. И они также самые «нормальные» из членов клуба. Они выросли в обычных семьях. Ну, Элси была богата, как Мидас (прим.перев.: бог античной мифологии), но нормальная. Они тебе понравятся.

У меня была почти непреодолимая потребность в том, чтобы это было правдой. И это было не ради Дюка. Не то чтобы я хотела ладить с женщинами его друзей. Мне искренне нравилось чувствовать себя своей. С женским клубом было легче, потому что все они прошли через какие-то сумасшедшие вещи, которые обычные люди не могли понять. Мы могли бы посочувствовать этому. И мы также могли бы посочувствовать тому, каково это — жить нетрадиционной жизнью, которую мы вели.

— Ло сказала, что, если я продолжу тренироваться, она может сделать сертификат, чтобы я преподавала уроки самообороны для подростков в тренажерном зале, — сказала я немного тихим голосом, не уверенная в том, как это звучит.

Я знала, что это не скоро произойдет. Я только начала тренироваться. Но Ло утверждала, что я быстро схватываю все.

— У тебя есть какой-нибудь фетиш по лаку для волос? — спросила она меня однажды днем, когда мы обе были покрыты потом, сидя на земле и попивая воду из бутылок.

— Что? — спросила я, качая головой.

— Ты работала только в парикмахерских. Это было твое призвание или просто потому, что тебе была нужна работа?

— Гм, последнее, я думаю, — призналась я, немного смущенная тем, что не попыталась сделать что-то еще из своей жизни.

А потом она рассказала мне о возможности стать инструктором по самообороне. В ту секунду, когда она предложила это, у меня возникло безошибочное чувство правоты внутри меня. Во-первых, потому, что я искренне любила тренировки. Во-вторых, потому что я никогда не была поклонником своей старой работы. И в-третьих, потому что было бы неплохо обучить молодых девушек некоторым продвинутым приемам самообороны в надежде, что это защитит их от попадания в ситуацию, в которой я оказалась. Или еще хуже.

Но я все равно чувствовала себя странно.

Я знала, что не была похожа на «крутого инструктора по самообороне», когда вы меня видели. И у меня еще много работы по голосовому командованию. Но тренировки закалили меня, подняли, вернули мне те части меня самой, о которых я и не подозревала, что потеряла по ходу дела. Может быть, еще в детстве в обществе, которое говорило мне, что я должна быть хорошей, мягкой, тихой, нетребовательной и пассивной.

Слабой.

Но я больше не была слабой.

— Это чертовски круто, — автоматически сказал Дюк, даже не колеблясь, как будто ему никогда не приходило в голову, что я не способна.

Боже.

Боже.

У меня никогда в жизни, кроме бабушки, не было никого, кто просто верил бы в меня.

Возможно, это было лучшее чувство в мире.

Мое сердце снова сжалось.

Отрицать это было уже невозможно.

Я больше не балансировала на грани.

Где-то между тем, как я увидела его в контейнере и поняла, как сильно он верил в меня, я упала.

Это было так быстро.

Вот так просто.

Это неконтролируемо.

И почему-то это не было страшно.

Это просто казалось правильным.

Я не была глупа; я знала, что это не всегда будет легко. Я знала, что наши отношения, начавшиеся так безумно и быстро, неизбежно должны были пройти через муки роста. Мы должны были бы найти свой ритм, свою норму в разгар сумасшедшего образа жизни. Но почему-то я этого не боялась. Мы бы это выяснили. У нас не было ничего, кроме времени.

Я надеялась.

Это все еще не было гарантировано.

Даже с учетом прошедших недель казалось, что никто не приблизился к тому, чтобы найти людей, ответственных за полное уничтожение числа Приспешников. Но было одно, в чем все были уверены, с чем все были согласны — это еще не конец.

Ни за что на свете кто-то не устроил бы только нападение, обстрел и сложное проникновение в комплекс, чтобы уничтожить только низших людей на тотемном столбе.

Рейн был главной мишенью.

Как и Кэш.

И Репо.

И Ренни.

И, подумала я с ощущением удара в живот, Дюк.

Они не остановятся, пока не останется никого, кто мог бы подняться и взять под контроль операцию. Кто-то хотел торговать оружием, и они уничтожат всех конкурентов, чтобы захватить это.

— Вся напряглась, — сказал Дюк, рука мягко двигалась вверх и вниз по моей спине. — В чем дело?