Роберт откусил от бутерброда, пожевав, проглотил, и сказал:

— Знаешь, а ведь если ты не можешь карабкаться по стенам, это не значит, что ты не спланировал…

— Не вздумай! — Ноэль вскочил на ноги, уронив гирлянду. Быстрее, чем обычно, что говорило о слегка потерянном равновесии, он пересек комнату и, оперевшись на стол, опустился на колени перед Робертом. Кафф опешил и насторожился.

— Больше никаких игр!

— Мне казалось, ты любишь играть.

Ноэль качнул головой.

— Не с тобой. Теперь нет. Нет!

Что-то изменилось в лице Роберта. Его большой палец коснулся скулы Ноэля.

— Нет. Не хочу причинять тебе боль.

Ноэль подался ласке Роберта и закрыл глаза, когда тот провел ладонью по его волосам.

— Тебе говорили, что ты похож на ангела? — в голосе Каффа послышалась ирония.

«Моя мать». Но Ноэль не хотел вспоминать об этом.

Он упорно трудился, чтобы забыть.

— Когда я впервые увидел твою фотографию, — продолжил Роберт, — я решил, что человек с такой невинной внешностью наверняка сущий дьявол. Тогда я подумал: как заставить его обратить на меня внимание?

Ноэль фыркнул от смеха и открыл глаза.

— А когда я впервые увидел тебя, то подумал, что мог бы полюбить такого парня.

Роберт застонал.

— Боже, Ноэль. И вот ты опять на самой грани. Как же ты меня пугаешь.

Но именно Кафф сделал первый шаг.

***

В темноте было безопасно.

Они могли обнимать, целовать друг друга и притворяться, что нежность — это ночная иллюзия, как и темные силуэты кресла-качалки, платяного шкафа и старинной клетки для птиц. И все-таки она была осязаемой.

— Клянусь, я не хотел причинить тебе боль, — прошептал Ноэль, когда губы Роберта скользнули по его груди. — Прости меня, Робби.

Тот не ответил, но Ноэль не сомневался, что его услышали. А со временем и поверят. Казалось, это важнее, чем само прощение, ведь именно его он пытался заслужить… И, похоже, под защитой бархатного полумрака, сейчас Ноэлю это удавалось?

В ту первую и последнюю ночь им не хватило такой нежности. Тогда они играли — у обоих в крови бурлил кайф от погони, преследования — у Ноэля никогда не случалось более захватывающей ночи.

Ни до, ни после секс не был так хорош.

Сейчас он казался в тысячу раз лучше.

Ноэль так же ловил кайф, опьяненный желанием, вот только желание это было другого рода. Почти шокирующее в своей банальности. Он желал, чтобы Роберт был счастлив. Чтобы Роберт его трахнул. Рад был довольствоваться и этим. Он не хотел победить, обуздать, — Ноэль мечтал, чтобы сила этого человека наполнила его изнутри, согрела, прогнала зимнюю стужу, которая так долго царила в его мире. Возможно, целое десятилетие.

Сноу покорила мягкость Роберта, хотя раньше он не ждал этого от партнера в постели. Нравилось, что его ласкают, гладят, что руки Каффа везде — на нем, внутри него — с немой силой утверждая право собственности на Ноэля.

Сноу выгнулся, чтобы вжаться в большое тело, нависшее сверху. Роберт, опираясь на руки, не сводил с Ноэля пристального взгляда. Его лицо пряталось в тени, но глаза ярко сияли, и Ноэль улыбнулся.

— Все, что хочешь, — пообещал Роберт. — Я так долго мечтал об этом.

Восторг затопил Сноу от простого признания. Он остро ощутил мягкость фланелевых простыней, тепло кожи Роберта, быстрые и сильные удары сердца. Чьего сердца? Он не был уверен, его или Роберта. Ноэль не помнил, чтобы чувствовал себя настолько живым. Он практически ощущал прикосновения лунного света. Сердце трепыхалось под ключицей в каком-то радостном восторге.

Они подстроились друг под друга, и пальцы Роберта скользнули внутрь Ноэля, раздвинули, размяли сжимающиеся стенки. Прикосновения были острожными и заботливыми. Ничего похожего на сведение старых счетов или демонстрацию превосходства.

Сноу вытянул руку, и их пальцы сплелись. Ему нравилась сила, крепкая хватка, удерживающая его от падения. Он закрыл глаза, сосредоточившись только на ощущениях первого проникновения.

— Ты как? — невнятно пробормотал Роберт.

— Боже. Хорошо.

Кафф начал двигаться. Длинными, медленными толчками, на которые Ноэль подавался в ответ. Однако, почти сразу же оба в отчаянной нужде сбились с темпа, и плавные движения сменились короткими, яростными рывками. Но затем каким-то образом любовникам удалось снова поймать нужный ритм, и их тела начали двигаться в унисон, догоняя друг друга, подстраиваясь.

Долго продержаться не получилось, хотя и они ждали этого момента десять лет. Ноэль высвободил руки и притянул к себе Роберта, крепко обнимая, не желая упускать ни единого мига, ни единой секунды: резкие рваные выдохи Роберта, влажный жар его кожи, мускусный, неповторимый запах мужчины.

Когда обжигающие губы двинулись ему навстречу, Ноэль впился в них со взаимным голодом, возбужденный мыслью, что язык Роберта трахает его рот синхронно движениям члена в его заднице. Собственное естество Ноэля оказалось зажатым между телами, с каждым толчком чувствительно натираемое мягкой линией волос на животе Каффа.

Под жгучей волной возбуждения мошонка Ноэля напряглась. Роберт ускорялся, толчки становились сильнее и глубже, пока время, казалось, не замерло и мгновение растянулось в вечность, уникальное и хрупкое, как снежинка на стекле, — а затем Роберт кончил, выплескивая изысканное удовольствие длинными атласными струями.