7

С некоторых пор у меня родилась такая ассоциация. Знания, заложенные в мозг, хранятся на складе памяти, которым управляет офис. По мере необходимости я обращаюсь в офис, запрашиваю необходимую информацию и практически мгновенно получаю для практического применения. Нет необходимости обширные терабайты знаний постоянно хранить в офисе, перегружая его ограниченные возможности. Такого рода перегрузки заканчиваются фатально. С другой стороны, необходимую справку я могу получать по первому требованию и сразу. Вопрос: кто запрашивает и поставляет необходимый объем знаний? Ответ: тот, кто ставит задачу и сам же помогает ее решать. Кто-то называет его гений, талант, вдохновение, я называю: ангел мой. Как только верно обозначишь его, так начнешь к нему обращаться и получать помощь. Если действуешь по гордому самоволию с дурными намерениями, получишь ядовитую ложь от нечистого духа. Если получаешь задание у созидателя, если получаешь у духовного наставника смиренное благословение, помощь будет исходить от ангела Божьего, могучего, всеведущего, светлого. В таком случае предприятие увенчает гарантированный успех.

Как говорит наш старец, самым главным врагом моей жизни является гордыня ума. Случается она от превозношения ввиду огромного массива знаний, которые поместились в закрома памяти. Превозношение опьяняет, надувает человека солидностью, он уподобляется одновременно индюку, а в случае недовольства — и разъяренному кабану. Вот почему вместе с непрестанной покаянной молитвой в душе зреет потребность в самоуничижении. Это искусство придется изучать и совершенствовать всю жизнь, до последнего дыхания. Особая опасность исходит от необходимости выглядеть солидно и властно. Часто вспоминаю слова Виктории, сказанные в буфете академии при знакомстве. Видимо, сам ангел в тот миг надоумил ее. Не думаю, чтобы она размышляла на эту тему, просто в нужном месте, нужному человеку она сказала то, что станет со временем очень важным: уходит время икономии, наступает время самосокрытия.

Как и все остальные дела за последние годы, наше дипломирование происходило в ускоренном темпе. Практика, сдача экзаменов, написание дипломной работы, публикация статей в журналах под грифом «для служебного пользования» — все этапы были напрочь лишены «заорганизованности» и чиновничьих проволочек. Лично мне это нравилось, потому еще, что с каждым академическим днем всё глубже понимал одну истину — не знания, не корпение над бумагами и сбор данных, а познание воли Божией и исполнение её на уровне каждого человека — вот что главенствует в жизни страны.

Наконец, мы с Борисом предстали перед высочайшей комиссией. Наша дипломная работа разделена на две части — социологическую и военно-техническую. В президиуме восседали академики, генералы, ученые, военные. Руководитель нашего диплома сидел в окружении весьма интересных господ. Во время доклада, я бойко излагал положенную информацию, а мое внимание непрестанно притягивала эта троица в штатском, особенно один из них, что «одесную» полковника. Его взгляд пронизывал насквозь, слушал он, как и я докладывал, вполуха, вполсилы. Видимо, текст дипломной работы он изучил досконально заранее. Видимо, ему как и мне была интересна и притягательна личность, как объект дара Божиего.

В голове пульсировала неотступная мысль: а что, если это Сам? Тот, к кому все народы вселенной будут обращаться «your Majesty», кто в последние времена станет удерживать мир над пропастью вечной погибели. Люди Божии признают друг друга по свету, исходящему из души, лично меня сияние этого человека буквально ослепляло! Нет, это никак не мешало моему докладу, наоборот — во мне росло сакральное и явное ощущение, что мы с ним, мы со всеми этими строгими солидными учеными и военными, в настоящее время совершаем великое дело служения великому Царю всех царей, Свету светов, огромной Божественной Любви. Бог посреди нас! В те минуты, растянувшиеся на годы, и вместе с тем, спрессованные до миллисекунды вечности, выходили за пределы суетного восприятия — за горизонт, в прекрасную бесконечную вечность.

Напоследок, я посмотрел на него, он — на меня, и я передал слово Борису, которому досталась военно-техническая часть дипломной работы. Сел за стол, смущенно рассматривал кипу документов перед собой, а сам непрестанно чувствовал, как по-прежнему прожигает ослепительный свет, льющийся из глаз, из сердца, из души столь желанного незнакомца. И если на земле есть счастье, то вот оно — во мне, в нас, в том сакральном действе, в котором мы принимали непосредственное участие. Я воспринимал всё это, ни много ни мало, как акт творения будущего Святой Руси.

По завершении доклада Бориса, который вызвал одобрительный гул среди комиссии, нам вручали заранее заготовленные дипломы доктора наук, мне — социологических, Борису — технических наук. Академик по-стариковски прослезился, руководитель диплома улыбнулся, может быть, впервые за многие годы; зарубежные академики восклицали «perfectly!, wonderfull!, excellently!», а я вытирал правую ладонь платком и ждал момента, когда пожму руку незнакомцу. Наконец, дошла очередь до него. Он опять пронзил меня рентгеном глаз, крепко пожал мне руку и произнес едва слышно:

— Так держать, боец!

— Готов умереть… за наше общее дело! — прошептал я ошеломленно.

— Э, нет, живи! Скоро, уже скоро!.. — И отошел поздравлять Бориса.

Я же стоял остолопом и едва удерживал сердце, рвущееся из груди. Потом меня ударил по плечу Борис, потом обнимали академики, профессора, жали руку суровые военные… Потом посыпались поздравления друзей, родственников… А я снова и снова возвращался в те блаженные минуты, когда общался с человеком, который вскоре перевернет весь мир, причем именно так как нужно — с головы на ноги. Мне очень хотелось надеяться на то, что это был именно он. Да нет, не хотелось — я был точно уверен в том. Как там у Луки: «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам…»

Часть 4

1

Не успели мы с Викой ступить с трапа нашего игрушечного самолета Гольфстрим на бетон частного аэропорта Канн, как в метрах тридцати сначала увидели, потом услышали орущего и машущего руками молодого человека. Он тоже только что вышел из своего крошечного бизнес-джета Чессна.

— Привет, Коронатус! — кричал он. Подойдя ближе, пояснил: — Не удивляйтесь, я сидел в кабине пилота и услышал ваш позывной. А мне понравилось: не сокол там, или сапсан, а венценосный орел (на латыни, Stephanoaetus coronatus) — страшный зверюга, поднимает в воздух добычу весом в пять раз больше собственного.

— Прости, друг, мы знакомы? — спросил я.

Вика до сих пор не проснулась и вела себя соответствующе. Видимо воспользовавшись моим недоумением и ее апатией, парень схватил вялую ручку дамы и запечатлел «чмоки».

— Виктория, рад познакомиться, вы очаровательны, меня зовут Валера, — застрочил он скороговоркой.

Новобрачная выдернула руку из лап нахала, вытерла о штаны и буркнула «угу». В тот миг крошечный аэродром оглушил рев двигателя взлетающего самолета, я думал, Боинга, но то был лишь такой же примус как наш, только взлетал совсем рядом. Пытаясь перекрыть грохот он, улыбаясь, закричал, обращаясь ко мне:

— Вообще-то да, нас познакомили в лондонском Travellers Club, меня тогда пригласили по случаю принятия в члены клуба молодых миллионеров.

— Да, да, что-то припоминаю, — сознался я.

Во-первых, действительно знакомились, во-вторых, его ироничная физиономия мелькнула в русской версии журнала Форбс, ну а в-третьих, одним из наших заданий была встреча с новорусскими беглецами с целью возвращения их в комплекте с капиталами на милую родину. Когда генерал готовил нас к свадебному путешествию, он кроме прокладки маршрута под лихим названием «трансфер», не преминул загрузить нас своей традиционной «личной просьбой». Одним из пунктов программы фигурировала встреча с Валерой. Но как он сам-то вышел на нас?

— Всё просто, — пояснил Валера. — Как известно мы, «беглые холопы», вынуждены как-то обороняться, а единственное направление, откуда может прийти опасность — это Россия с её коррумпированной властью и вездесущими бандитами. Поэтому моя служба безопасности информирует о появлении на нашем горизонте русских, прибывающих на лимузинах или джетах. Вы, наверное, в «Карлтон»? Могу подвезти.

— Благодарю, у нас есть куда и на чём!

— Кто бы сомневался! До встречи, Юра, Вика! — махнул весьма подвижной рукой Валера и побежал в сторону стоянки автомобилей.

Наш Резидент-Отель оказался несколько в глубине, в километре от пляжа, зато в тихом уголке старого города. Даже море отсюда выглядело синим пятнышком, стиснутым малорослыми домами южной архитектуры. После свадебного переполоха, надоевшей суеты, хотелось попросту выспаться, хотя бы пару дней. Чем и занялись, едва успев бросить чемоданы на белый плиточный пол номера.

Еще одним заданием было посещение церкви Михаила Архангела. Там намечался раскол, одну из сторон которого поддерживал наш Патриарх. Мы должны передать лично в руки владыке послание и подарок. Да и где же еще отдохнуть душой, как не в храме.

Для нас был заказан кабриолет любимой марки Виктории. Вот он, белый Мерседес, зажатый между маломощными смешными собратьями, весь такой стремительный, с половиной тысяч лошадей под капотом, стоит себе и послушно ожидает хозяев. За руль напросилась новобрачная, я же сидел на «месте смертника», обвеваемый теплым ветерком и разглядывал окрестности. К сожалению для себя обнаружил вездесущую роскошь набережной Круазетт, мелькающие вывески роскошных бутиков, обилие тропической зелени, ухоженные пляжи с ласковой голубой волной и огромные потоки автомобилей, в основном, класса люкс. Нас с рычанием обгоняли ядовито-желтые Ламборджини, синие Мазератти, красные Порше с высокомерными мажорами за рулем, я видел, как вмиг проснувшаяся Вика, начинает вибрировать от желания вдавить железку акселератора в днище авто, я тихонько похлопывал по округлой коленке, шепча: «спокойно, милая, спокойно» — и водитель, смущенно улыбаясь, размякала. Проезжая мимо Дворца фестивалей, обнаружили рекламу знаменитого на весь мир кинофестиваля — и это многое объяснило.