23 МАРИПОСА

Февраль выдался чертовски холодным. Независимо от того, сколько слоев одежды я надевала, я все еще ощущала холод. Но я часто задавалась вопросом, было ли это связано с погодой или с морозом, который опустился на нас после того, что случилось в декабре, после бродвейского дебюта Кили.

Капо никогда не был столь отстраненным от меня. Он работал больше, чем когда-либо, и ни разу не поднимал вопрос о ребенке. Я знала, что это мое решение. Этот ребенок был моей ответственностью в прямом смысле слова, но я надеялась, что Капо, по крайней мере, проявит хоть какие-то эмоции по поводу рождения сына. Я надеялась, что когда-нибудь он посмотрит на него, думая о чем-то большем, чем о том, как Рокко однажды обозначил его во время одной из встреч... как финансовую ответственность Капо.

Сын. Он. Специалист по УЗИ сказала, что, хотя есть вероятность, что она может ошибаться... у нас все еще предстояло расширенное УЗИ обследование, чтобы подтвердить это наверняка, но врач была уверена, что будущий ребенок будет мальчиком. Его крошечные части уже были видны ей. Капо пришел со мной на этот прием, и впервые после того вечера у «Дольче» я увидела, как на его лице промелькнули какие-то эмоции. Но они испарились, как только мы с ним покинули кабинет доктора.

Я пыталась поговорить с Капо об этом, обо всем, но он всегда менял тему. Я не была ближе к сердцу и венам, которые он обещал мне во время нашей встречи.

Когда? Я часто задавалась этим вопросом. Когда же он доверится мне настолько, чтобы поделиться своими секретами?

Что бы ни случилось тем вечером напротив входа в «Дольче», это ожесточило его, и я снова оказалась за бортом. Капо провел четкую линию, не дав мне никаких объяснений, отбросив нас назад. Его требования ко мне также стали жестче. Места, куда я могла беспрепятственно пойти, были ограничены. Фаусти прислали еще больше подкрепления, чтобы следить за нашим домом. И Джованни все время был начеку до такой степени, что я чувствовала себя заключенной.

Я больше не могла этого выносить, поэтому решила позвонить Кили и спросить, не хочет ли она перекусить. Мы договорились пообедать в «Маккиавелло». Джованни считал, что это безопасно, так как это было указано в его списке под названием «Разрешенные места для посещения».

— Я поведу, — сказала я Джованни. Капо подарил мне на Рождество красный «Феррари-Портофино» цвета сладкого спелого яблока. В нем была коробка-автомат, так что у меня не возникало проблем с переключением передач. Капо научил меня водить машину в Италии. Он даже пошутил насчет того, чтобы держать меня подальше от главных дорог, пока я не стану достаточно безопасным водителем, чтобы не столкнуть какую-нибудь бедную трехколесную машину с горного склона. Я еще не ездила на Феррари, а мне очень этого хотелось. Казалось, это было идеальное время.

Мне нужен был какой-то контроль в моей жизни. Мне нужно было... просто обойтись без разрешения человека, который напоминал мне итальянскую версию Шрека. Кили вбила мне эту мысль в голову после того, как увидела Джованни. Она хотела знать, почему мне достался гоблин, когда у всех остальных были итальянские боги, призванные охранять их.

Джованни действительно не был похож на Шрека. Я склонила голову набок. Нисколечки.

— Не сегодня, Миссис Маккиавелло. — Джованни выхватил ключи из моей руки так быстро, что я даже не успела отдернуть руку. — Приказ Мистера Мака.

Забудь о внешности. Он больше походил на Шрека в начале первого фильма. Только вместо того, чтобы говорить мне: «Проваливай с моего болота!» он произнес: «Отдайте мне ключи!»

Я позвонила Маку.

— Почему я не могу сесть за руль?

Он вздохнул. Нетерпеливо.

— Это небезопасно. Увидимся вечером.

Я посмотрела на свой телефон. Он повесил трубку.

— Uomo scortese. — Я показала язык его фото на экране своего телефона. Я сделала ее в Греции, он бросал на воду вызывающий взгляд, соревнуясь с ней по насыщенности голубого пигмента.

Губы Джованни дрогнули. Ему не хотелось открыто смеяться. Я назвала его босса грубияном.

Мы обогнали большую часть машин и добрались до ресторана одновременно с Кили. Бруно оторвался от уборки стола. Его взгляд вернулся к грязной тарелке, которую он ставил на поднос, когда Бруно понял, что это была я - маленькая букашка.

Нас отвели в отдельную комнату. Человек, который обычно прислуживал Капо, Сильвестр, вошел, принимая наши заказы. Мы с Кили ели бифштекс. На улице было холодно, и, кроме того, блюдо с крабами было сезонным. Когда Сильвестр вернулся с бокалом Кили, она остановила его, прежде чем он ушел.

— Подождите. Что ты хочешь выпить, Мари?

Я подняла стакан с водой:

— Вот это.

Она сощурилась.

— Ты не возьмешь коктейль? Они такие... — ее глаза расширились.

Сильвестр ушел, не издав ни звука. Так тихо по сравнению с последовавшим за этим визгом Кили.

Она хлопнула ладонью по столу.

— Ты беременна!

Я улыбнулась и рассказала ей все подробности.

— Я собираюсь стать тетей! — Кили подняла свой бокал, поднимая тост за меня, обращая взгляд на каждый стул вдоль стола, делая вид, что на каждом из них сидят люди. — Этот ребенок будет самым хорошеньким. — Она сделала глоток своего напитка. — Почему ты не сказала мне раньше?

Я пожала плечами, заправляя прядь волос за ухо.

— Дело в Харрисоне... я не хотела, чтобы все стало еще более неловко. Я... держалась подальше. Я не хочу потерять тебя. И я не хочу, чтобы он чувствовал себя паршиво.

Кили с минуту смотрела на меня, потом взяла за руку.

— Все было бы по-другому, верно? Я дала ему время. И ты тоже. Но, несмотря ни на что, ты моя сестра до конца.

Я сжала руку Кили, и мы обе улыбнулись.

После сытного обеда беседа наша текла легко и непринужденно, как никогда раньше. На этот раз, однако, обе наши жизни, казалось, двигались в правильном направлении, и было весело говорить обо всех положительных вещах вместо обсуждения советов по выживанию. Мы смеялись намного больше, чем раньше.

Я расспрашивала ее о Бродвее. Она расспрашивала меня о Капо и ребенке.

— Он взволнован?

Я пожала плечами.

— Трудно сказать. Он много работает.

Кили все еще не знала о нашей договоренности, поэтому мне было трудно ей открыться. Я не могла рассказать ей ничего, пока она не знает правды.

— Хм, — она сделала еще глоток. — Ты не совсем честна со мной. — Я достаточно долго молчала. — Я знаю, что он любит тебя, Мари, но ты что-то скрываешь от меня.

Моя вилка с громким лязгом ударилась о тарелку, выпав из моих пальцев.

— Он любит меня.

Кили запрокинула голову и рассмеялась.

— Да. Ты дурочка. Он твой муж. Конечно, он любит тебя. По крайней мере, я на это надеюсь. Или зачем ему жениться на тебе? Только ради твоего тела? Да, оно отличное, но в Нью-Йорке для него тел пруд пруди. Должно быть что-то еще. Животное влечение. Настоящая любовь. Я вижу и чувствую и то, и другое.

Я не хотела казаться слишком взволнованной, поэтому старалась говорить ровным тоном.

— Правда?

— Действия, Мари. Не слова. Я могу судить по его действиям. Я видела выражение лица Капо, когда Харрисон признался тебе в вечной любви на кухне. Ревность - подлая сука, и она зажала Капо со всех сторон. Потом в Италии. То, как он смотрел на тебя, когда ты не видела. Когда вы шли к алтарю? Сомневаюсь, что в тот момент существовал кто-то еще. Я могла бы сказать, что ожидание убивало его. Одному из его великолепных друзей... Рокко?... пришлось положить руку ему на плечо, чтобы удержать на месте. — она вздохнула. — Твой первый танец. Как он растирал твои ноги в беседке.

— Ты это видела?

— Ага. Я послала фотографа сделать снимок. Я не хотела, чтобы вы видели. Это было так... трогательно.

— Это один из моих любимых снимков, — произнесла я.

Кили улыбнулась мне.

— Я никогда не видела тебя такой счастливой, Мари. И честно признаться... — она огляделась. — Я знаю, что это не имеет никакого отношения... ко всему этому. Деньги кажутся ответом на все, когда у тебя их нет, но когда ты жаждешь большего, - таких вещей, как страсть и любовь, даже безопасность, - ты обнаруживаешь, чего ты на самом деле жаждала, когда получаешь то, чего никогда не знала, чего хотела или в чем нуждалась.

Кили была права. Я не могла измерить свою жажду любви и страсти, когда она была омрачена элементарной необходимостью выжить. Страх высасывал жизнь из всего.

Страх быть слишком холодной или слишком горячей.

Страх быть атакованной на улице и не иметь никого рядом, способного защитить тебя.

Страх оголодать настолько, что единственным вариантом станет копание в мусорных баках.

Страх умереть прежде, чем по-настоящему ощутишь вкус жизни.

Я сделала глоток воды и выглянула в окно. Мое дыхание перехватило. Ахилл Скарпоне сидел рядом с зеркальной поверхностью стены и смеялся с одним из молодых парней из переулка. У молодого парня на руке тоже была татуировка волка.

Кили повернулась, чтобы посмотреть, на что я смотрю.

— Это как-то жутковато. — Она сморщила нос. — Это не так плохо, как, например, зеркало в ванной комнате или гардеробной, но все же, я бы не хотела, чтобы я ела, и кто-то, кого я не знаю, наблюдал за мной без моего ведома.

— Тебе бы это не понравилось, — произнесла я. — Но ты бы все равно этого не узнала.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — она прищурилась. — У Капо такая же тату. Интересно, знают ли они друг друга? Что это значит?

— Не знаю, — прошептала я, словно Ахилл мог меня услышать. — Но он не выглядит дружелюбным.

Через минуту молодой человек положил локоть на стол, и Ахилл тоже. Парень помоложе встал после того, как они пожали друг другу руки, и отошел от оконной рамы. Может быть, он ушел? Ахилл задержался, заказывая официантке еще выпивку.

Я нажала боковую кнопку на часах, экран превратился в сенсорную клавиатуру, и я послала Капо сообщение. «Здесь один из тех парней из Италии. Сидит прямо позади зеркального окна. Ахилл». Я надеялась, что правильно написала его имя. Это было странно. А-убей-и.