И все же я чувствовал, что что-то поменялось.

Я перебрал в памяти все наши с ней школьные разговоры. Тогда я был полным идиотом, так как, доверившись Стиву, стал придерживаться его критерия выбора подружки. Чем сексуальнее девушка, тем интереснее и крепче будут отношения, говорил он. И вот тогда самая обычная девчонка с факультатива по домоводству разбила в пух и прах мое шаблонное представление о женщинах. Мне на самом деле было очень интересно с ней общаться, и постепенно я перестал смотреть на нее как на невзрачную и заурядную.

Когда Хейсли узнала, что я провожу с Эмили довольно много времени, она начала меня ревновать. В тот злополучный день я угостил ее кексами, которые мы с Эмили испекли для домашнего задания, чем сильно разозлил ее, и она убежала, зажав кекс в руке. Когда же чуть позже я нашел ее, Хейсли успела измазать голубой глазурью выставленную перед кабинетом искусства картину Эмили.

Я уже говорил, что был тогда идиотом? Так вот, выбрав самый худший вариант из всех возможных… я взял на себя вину Хейсли, так как посчитал это благородным поступком. Как-никак я был ее парнем. Хейсли же, недолго думая, сделала вывод, что у меня есть чувства к Эмили. А Эмили в свою очередь решила, что ее картину на самом деле испортил я. Таким образом, я в один миг разрушил отношения с ними обеими.

Глубоко вздохнув, я вошел в конференц-зал, где Эмили расставила для меня все свои работы. Внутри все выглядело как кусочек хэллоуинского рая.

Рядом с гигантским монстром Франкенштейном расположился зловеще фосфоресцирующий призрак. А чуть дальше… мерзкий волосатый тарантул размером с немецкую овчарку. И целая стопка великолепно выполненных постеров. Кстати сказать, я их уже видел. Как только Эмили закончила их рисовать, то сразу же скинула мне их фотографии на электронную почту. Уильям разрешил мне развесить эти постеры по всему «Галлеону». А я подумал и решил вдобавок украсить ими свои пекарни.

Эмили встретила меня широкой искренней улыбкой. Но пока я с неподдельным интересом рассматривал ее творения, нервно терла пальцы и усиленно жевала губу.

— Просто потрясающе! — искренне восхитился я.

Она с облегчением выдохнула, и ее улыбка стала еще шире.

— Мне кажется, Франкенштейн должен быть чуточку повыше. Я немного просчиталась, когда прикидывала его размер.

— А мне он кажется идеальным. Знаешь, Эмили…

— О-о, нет, нет! — она замахала руками, не дав мне договорить. — Я все поняла. У тебя больше нет для меня работы. Не беспокойся, на постоянную договоренность я и не рассчитывала. Так что можно пропустить этот неловкий момент моего фактического увольнения и сделать вид, что на самом деле ничего не изменилось. Было нетрудно сложить два и два. Ну, как говорится, чему быть, того не миновать, так что…

— Вообще-то я не это хотел сказать, — усмехнулся я. — Хотел признаться, что вспомнил тебя. Прямо перед тем, как прийти сюда. Ты Эмили из выпускного класса школы. Мы с тобой вместе посещали факультатив по домоводству. Я был идиотом. Похоже, я тогда все испортил, да? Звонят прощальные колокола?

Она слегка склонила голову набок, скривив губы в легкой усмешке.

— Я сразу узнала тебя, но не хотела смущать. К чему ворошить прошлое?

— Но я хотел бы объясниться.

— Ты не обязан оправдываться. Правда. Столько воды утекло. Мы стали взрослыми.

— И все же. Не хочу, чтобы между нами осталось недопонимание. Поэтому говорю как есть. Это не я тогда размазал крем по твоей картине. Я взял на себя вину Хейсли, потому что был безмозглым болваном. Решил, что это мой священный долг как ее парня.

— Послушай, давай забудем об этом. Я серьезно. Ты же не думаешь, что я прячу в своем шкафу куклу вуду, чтобы до сих пор каждую ночь вымещать злость и обиду.

— Видишь ли, я точно знаю, что подобное невозможно, так как уже побывал в твоей квартире. Для шкафа там просто нет места.

Она усмехнулась.

— Уел, — и, задумчиво скривив губы, немного помолчала. — Мне кажется, или ты на самом деле после той истории расстался с Хейсли?

— Да. Не знаю, в курсе ли ты, но все отношения, в которых я когда-либо был, претерпели крах. Дотла сгорели. Прям какое-то проклятие. Такое ощущение, что все они были изначально обречены, как бы хорошо ни начинались.

— Так вот почему ты устоял перед моими женскими чарами?

Я рассмеялся.

— Я бы соврал, если бы заявил, что не хотел им поддаться.

— Правда? — она снова прикусила губу, но на этот раз выглядела так сексуально, что меня буквально окатило жаром.

— Эй, — выпалил я, поспешив разрядить вмиг загустевший и, казалось, аж завибрировавший воздух, хотя в голове у меня не было ни одной умной мысли. Эмили выжидающе уставилась на меня, вопросительно приподняв брови. — Э-э-э, я хотел пригласить тебя на вечеринку. Завтра. Разумеется, ты и так в курсе, что приглашена, но мне хотелось сделать это лично. А потом подумал… может, ты захочешь пойти со мной? Как друг… ну или что-то типа этого.

— Что-то типа этого? А могу я выбрать вариант «или что-то»?

Я усмехнулся.

— Как друг.

— Ладно. Я пойду с тобой на вечеринку как твой друг. Правила такие же, что и в гастропабе? Мы будем делать все возможное, чтобы нам вместе было фигово, дабы не превратить это в свидание?

— Точно. Но сначала убедись, что твой костюм для Хэллоуина не слишком сексуален. Если на вечеринке, по традициям фильмов ужасов, возникнет резня, то чем сексуальнее будет твой костюм, тем быстрее ты умрешь.

Она на секунду задумалась.

— Ух ты. Спасибо, что предупредил. А ведь действительно, режиссеры фильмов ужасов не советуют наряжаться на Хэллоуин в непристойные костюмы. Пожалуй, придется стереть пыль с «Билль о правах» (прим. неофициальное название первых десяти поправок к Конституции США, которые закрепляют основные права и свободы человека и гражданина (поправки 1-6) и обеспечивают механизм их реализации (поправки 5-10)).

Я покосился на нее.

— Не могу понять, ты прикалываешься или говоришь серьезно?

— Боюсь, чтобы выяснить это, тебе придется дождаться вечеринки. Идет?