Глава 2

Торн

Моё дыхание ускорилось, когда ноги застучали по тротуару. Жестоко холодный февральский воздух обжигал лёгкие, мешая сделать глубокий вдох. Это было совсем не похоже на пустынную жару, к которой я привык за последний год своего пребывания в лагере, не говоря уже о городских пейзажах, окружавших меня в настоящее время. Когда я бежал по предрассветным тротуарам Манхэттена, город, который якобы никогда не спал, медленно оживал.

После того как будильник разбудил меня в шесть, я неуклюже выбрался из постели. Хотя я провёл в Штатах уже три недели, моё тело все еще цеплялось за афганское время, на восемь часов опережавшее время Нью-Йорка.

Я чертовски надеялся, что скоро смогу стряхнуть с себя сонливость. Включив свет в шкафу, обошёл удобную одежду, то есть мой камуфляж. Вместо этого надел свою одежду для бега. В то время как я мог пробегать мили на беговой дорожке в своём домашнем тренажёрном зале, я предпочитал бегать снаружи. Опять же, оставшаяся привычка после армии, от этого я чувствовал себя менее оторванным от лагеря. Если честно, это было скорее необходимостью, чем предпочтением. Чем больше дневных часов я проводил внутри, тем беспокойнее становился.

В груди горело, но не от холодного воздуха. Скорее, это была боль потери того, что определяло меня. С тех пор, как был ребенком, не было ничего в мире, кем я хотел бы быть, кроме солдата. Я освоил то, как правильно отдавать честь ещё до того, как вылез из пеленок, мне нравилось смотреть военные фильмы и играть в «Call of Duty»¹³. В то время как некоторых детей пугала угроза военной школы, я не мог дождаться, чтобы поступить в Вест-Пойнт¹⁴. Больше всего на свете мне хотелось пойти по стопам отца.

Но теперь всё это было позади.

Оглянувшись через плечо, я крикнул:

– Я знаю, что ты позади. Перестань быть ссыклом и догони меня.

Мой агент Секретной службы, Тай, поспешил ко мне.

– Ты должен прекратить это, Торн. Ты же знаешь, что не должен выходить на публику без меня, – фыркнул он из-за сочетания напряжения и негодования.

Я бросил на него взгляд.

– Ты действительно думаешь, что какой-то бесправный избиратель, ненавидящий политику моего отца, будет ждать, чтобы убрать меня во время моей пробежки в шесть утра?

Тай хмыкнул.

– Никогда не знаешь наверняка. Случались и более странные вещи.

– Дерьмо.

Мне казалось, что в последнее время я получаю много удовольствия от этого слова. Я сказал то же самое моему отцу после того, как его избрали президентом, а мне выдали агента Секретной службы по возвращении в Штаты. Я понимал, что у маленьких детей президентов есть агенты, и был даже рад услышать, что у моей младшей сестры, Кэролайн, будет вооруженный надзор, благодаря которому ею не воспользуется какой-нибудь придурок, но взрослые дети президента? Это было немного смешно, не говоря уже о том, что совершенно унизительно для кого-то вроде меня. Учитывая, что я провёл свою взрослую жизнь, защищая других, я ни за что не соглашусь на то, чтобы за каждым моим шагом следили.

Мало того, что мне пришлось оставить военную карьеру в результате президентства моего отца, так этого показалось недостаточно. Хоть я, возможно, и был вынужден оставить свой пост и товарищей по службе, я бы поставил ногу на то, кто будет защищать меня. Я не собирался принимать какого-то крутого парня, прошедшего минимальную двадцати восьми недельную программу подготовки Секретной службы в Джорджии и Вашингтоне. Когда дело дошло до этого, я не просто потребовал военного человека, а того, кто сражался в бою и знал, что солдат испытывает умственно и физически.

Я потребовал Тая.

Тай Фрейзер был наполовину англичанином, наполовину шотландцем, выросшим в лондонском Ист-Энде¹⁵, или, как он любил говорить, в его сомнительной части. Он не только служил в стрелковом полку британской армии, но обучался и работал в элитном «Агентстве безопасности Блэкстоуна» в Лондоне. Последние два года Тай был личным телохранителем моего младшего брата Баррета. Их рабочие отношения фактически начались как личные, они стали друзьями, когда Тай впервые переехал в Нью-Йорк из Лондона. Именно из-за этих отношений я думал, что Баррет разозлится на меня за то, что я попросил Тая, но, к моему удивлению, он дал мне зелёный свет.

– Может, ты просто отвалишь и позволишь мне делать свою работу? – спросил Тай.

– Хорошо. Я постараюсь, – проворчал я.

– Спасибо.

Остальные пять миль¹⁶ мы пробежали молча. Это была ещё одна вещь, которой я восхищался в Тае: его честность. Несмотря на то, что он был другом семьи и мог бы воспользоваться этим, чтобы убраться отсюда, он делал всё по-своему, не говоря уже о том, что сильно обижался, когда не мог делать свою работу так тщательно, как ему хотелось. Пока я сосредоточился на беге, я знал, что его чувства были в состоянии повышенной готовности к любой опасности, которая могла появиться. Если, не дай бог, какой-нибудь псих действительно попытается причинить мне боль, я не сомневался, что Тай отдаст за меня свою жизнь.

Именно по этой причине мне действительно нужно было перестать вести себя как придурок из-за того, что он защищает меня. Честно говоря, мне нужно было перестать вести себя как придурок со всеми. Я всё ещё злился и обижался на то, что меня заставили отказаться от военной карьеры. Вы могли бы подумать, что после того, что я видел в жизни и учитывая мой возраст, я был лучше подготовлен, чтобы справиться со своими эмоциями, но это было не так. Я вёл себя как ребенок, делавший всех вокруг себя такими же несчастными, каким был он сам.

Когда приблизился к своему дому, моя правая нога, болевшая последние две мили, начала кричать в агонии.

– Боевая рана доставляет тебе неприятности? – спросил Тай, должно быть увидев мое страдальческое выражение лица.

Я молча кивнул. Пять месяцев назад конвой, который я возглавлял, попал под вражеский обстрел, прежде чем вокруг нас разорвались несколько придорожных бомб. Ублюдки убили двух моих людей, а я остался с ногой, полной осколков. Главный хирург в Ландштуле в Германии сказал мне, что, если бы один из осколков попал на дюйм выше, он бы задел мою бедренную артерию, и я бы умер от потери крови. В то время как солдат смотрит на Мрачного Жнеца каждый день, когда он или она находится в бою, было отрезвляюще слышать, как близко я подошел, не говоря уже о том, как опасно близко попал осколок, чтобы лишить меня члена.

К счастью, раны быстро зажили, и через неделю мне разрешили вернуться в поле, но моё пребывание в Афганистане было недолгим. Два месяца спустя мой отец был избран президентом. Пока я был дома на инаугурации, папа отвёл меня в сторону. С тех пор прошло шесть недель, но этот день был еще так свеж в моей памяти.

– Я рад, что ты дома, сынок.

Я ответил ему улыбкой.

– Хорошо быть дома. Но мне не терпится вернуться в поле и закончить дело.

Выражение лица отца стало печальным.

– С тех пор как я был избран, Министерство обороны поставило меня в известность о проблемах безопасности. Их последние данные очень тревожат.

Я нахмурился, глядя на него.

– Моему подразделению грозит всё большая опасность?

Он кивнул.

– Но не из-за каких-то растущих фракций.

– Мне кажется, я не понимаю.

– Они в опасности из-за тебя.

– Из-за меня?

– Ты сын президента, Торн, трофей, который можно завоевать и использовать в политических целях. Пока мы говорим, их силы работают в два раза быстрее, чтобы найти тебя. – Папа покачал головой. – Я не могу позволить себе такой риск.

– Но я дал клятву служить и защищать эту страну, не говоря уже о том, чтобы руководить своими товарищами. Мне жаль, но я отказываюсь отступать только потому, что моя жизнь находится в чуть большей опасности, чем это было до того, как ты стал президентом.

– Это просто беспрецедентно – чтобы сын действующего президента был в бою.

– А как же принц Гарри? Он мог тайно вести свое подразделение на боевые задания, когда был на службе, – бросил я вызов.

– Гарри был третьим в очереди на трон, и он не был сыном премьер-министра.

– Он все равно был бы трофеем, который можно «завоевать», как ты это называл.

– Разве ты не понимаешь? Дело не только в тебе. Наши враги сделают все, чтобы добраться до тебя. Они будут меньше заботиться о сопутствующем ущербе, который стоит на их пути.

Именно эти слова изменили для меня всё. Когда дело касалось моей собственной жизни, я был готов позволить фишкам упасть куда угодно, но я никогда, никогда не стал бы подвергать неоправданному риску своих товарищей.

– Так вот оно что? Я просто уйду и никогда не вернусь?

Папа одарил меня извиняющейся улыбкой.

– Мне очень жаль, сынок. Я никогда не думал, что до этого дойдет. Мы позаботимся о том, чтобы ты вернулся и поговорил со своим подразделением.

Я в отчаянии всплеснул руками.

– А что потом? Я имею в виду, что, чёрт возьми, я должен делать со своей жизнью?

– Ты из Лиги Плюща¹⁷, образованный, умный и очень способный. Мы найдем тебе работу в компании, пока ты не решишь, чем именно ты хочешь заняться.

Компания, о которой он говорил, называлась «Каллаган Корпорейшн», финансовый конгломерат, основанный моим дедом Джеймсом Торнтоном Каллаганом. Отец, или Джеймс Торнтон Каллаган II, работал там полный рабочий день, пока не выиграл свою первую сенаторскую гонку. После этого он работал консультантом, когда Сенат не заседал. Предполагалось, что я, Джеймс Торнтон Каллаган III, он же Торн, тоже буду там работать, по крайней мере до тех пор, пока не проявлю интерес к военной карьере.

– Это не навсегда, Торн. Я гарантирую, что только следующие четыре года, – сказал папа. Видимо я не выглядел достаточно убеждённым.

Четыре года с таким же успехом могли быть и сорока. Я не мог заглянуть на четыре месяца в будущее, не связанное с военной деятельностью, не говоря уже о том, что не мог вспомнить ни одного офицера, вернувшегося из гражданской жизни.