Глава 21

Зефирантес

Быстро или нет, слесарь проделал отличную работу по замене. Новые замки казались именно такими: совершенно новыми и, вероятно, более сложными, чем любой другой замок в здании. Конечно, общежития в кампусе были старыми, как и механизмы, используемые для их защиты, так что, возможно, это ни о чем не говорило. Технологии постоянно развивались, как и хакеры, которые зарабатывали себе на жизнь, препарируя их, замкнутые в вечном цикле хищника и жертвы.

«Гэвин, — подумала Вэл, — оценил бы эту мысль».

Подумав о студенческих службах, Вэл покачала головой над своей глупостью. Ей следовало обратится к ним в тот момент, когда она поняла, что ее ключ пропал. Тогда Гэвин не смог бы вломиться в ее комнату и оставить цикуту в их комнате, и Мэри не стала бы рисковать своей безопасностью, избегая ее.

Дежурная секретарша смерила ее неодобрительным взглядом, когда Вэл передавала запасной комплект ключей и квитанцию. Когда последняя исчезла где-то в ящике стола, она строго сказала:

— Убедись, что не потеряешь и его.

— Не потеряю.

— Можешь оплатить счет в студенческой бухгалтерии в любое время в течение следующих трех месяцев. Подпиши это, пожалуйста.

«Если я буду еще жива через три месяца».

Существуют вещи, от которых никакое количество замков не сможет защитить.

Она положила ключи и сотовый телефон на стол. В комнате царил беспорядок, но все было в точности так, как она оставила. Казалось, ничто не передвинуто, и нет никаких признаков борьбы. Мэри, вероятно, схватили на обратном пути с лекции по статистике. Математический корпус был окружено густой рощей деревьев — в эстетических целях, чтобы компенсировать отвратительную архитектуру 1970-х годов.

А еще они могли служить отличной маскировкой для любого, кто замышлял что-то нехорошее. Вэл бросила сумку на пол и рухнула на кровать. Боль в ее глазах переросла в ослепляющую агонию. Она проглотила две таблетки аспирина, разжевав их насухо, а затем третью.

Конечно, «как» и «почему» больше не имели никакого значения. Как бы то ни было, она оказалась в полной заднице. Мораль выходит за рамки человеческой жизни. Одна человеческая жизнь ничтожна. Несущественна.

Теперь она это поняла.

Вэл только жалела, что не замечала этого раньше.

Ее сотовый телефон зазвонил из глубин сумочки. Призрачные скрипки, оплакивающие уходящую весну. Они звучали ужасно, жутко атмосферно.

«Если я возьму трубку до первого крещендо, все будет в порядке. — Она сомкнула пальцы на тонком краю телефона. — Все будет хорошо».

— Алло?

— Последний шанс через полчаса.

Что он имел в виду, говоря «последний шанс»?

— Прошу прощения?

— «Последний шанс», Вэл. Шесть тридцать. Не опаздывай.

— Это что, бар? — Она покачала головой. — Я не могу попасть в бар.

— Уверен, ты найдешь способ. Сядь за стойку спиной к двери и помни, что я сказал.

Белая одежда. Прийти одной.

— Я помню.

— Хорошо.

***

У нее была ровно одна белая вещь. Она знала это сразу, потому что белая майка была даже не ее, не совсем. Гэвин купил ее для Вэл в ту же ночь, когда загнал в лесу, как оленя.

Тонкая майка с вышитыми вручную кристаллами казалась очень неуместной. Она попыталась смягчить образ джинсами и кофтой, но все равно чувствовала себя так, словно собралась на свидание. Сравнение заставило ее почувствовать себя неловко. Даже ее преследователь относился к этому довольно легкомысленно.

Только почему, собственно, так важно, в какого цвета одежду она одета? Какое право он имел предъявлять к ней такие требования? И почему он чувствует в этом необходимость?

Может быть, белая одежда должна что-то символизировать. Может быть, это как-то связано с шахматами. Большинство вещей в ее жизни происходили сейчас, благодаря Гэвину и его одержимости. Но шахматы никогда не были ее игрой, это его игра.

«В любом случае, мой цвет черный».

Так как она опоздала на автобус, ей пришлось вызвать такси, чтобы добраться до бара. Она вышла из общежития и беспокойно зашагала по тротуару, каждую секунду проверяя свой телефон. Таксист опоздал на пять минут. Вэл, разрываясь от нетерпения и тревоги, рявкнула:

— Отвезите к «Последнему шансу», — вспомнив в последнюю минуту добавить запоздалое «пожалуйста».

Таксист был пожилым мужчиной, возрастом примерно, как ее отец, с оливковой кожей и волосами цвета соли с перцем. Он одарил ее веселой улыбкой.

— Да, верно, очень смешно. Не слишком ли ты молода?

— Я заплачу дополнительно, если придется. — Она знала, что теперь ее голос звучал холодно, и ей все равно. — Просто доставьте меня туда до половины седьмого.

Его улыбка исчезла.

— Это не место для такой милой девушки, как ты.

«Я не милая девушка».

Эта мысль удивила ее — она всегда являлась квинтэссенцией «милой девушки». Черт возьми, это практически ее эпитафия. Или, по крайней мере, так было.

«Нет, — подумала она. — Я давно перестала быть милой».

Она забралась в такси — дверь была не заперта — и села на заднее сиденье. Когда таксист не завел машину, она сложила руки на груди и стала ждать.

Таксист вздохнул.

— «Последний шанс», значит.

Это была долгая поездка. Бар находился на окраине Норт-Пойнта, которая казалась более сельской и, следовательно, сильнее подверженной влиянию местной флоры и фауны.

Вэл заплатила за проезд и бросила пять долларов чаевых на сиденье, прежде чем выскользнуть из такси. Быстро, пока у нее не сдали нервы. Этот хрупкий резервуар силы трещал, мужество просачивалось маленькими, хлещущими потоками. Шины автомобиля заскрежетали по гравийной подъездной дорожке, в конце концов стихнув до приглушенного рева, когда белые крапчатые камни уступили место гладкому асфальту.

Само здание показалось на удивление безобидным, почти причудливым. С фасадом из темного дерева и раскрашенной вручную вывеской, развевающейся на ветру, изображающей переполненную кружку пива с полной пенистой шапкой, оно походило на английский паб.

Из дверей в стиле салуна доносилась музыка. Перепетая рок-песня восьмидесятых. Вэл не вспомнила исполнителя сразу, но он часто звучал по радио. Когда двери качнулись на ветру, желтые полоски света заплясали на затененной лужайке.

Вэл глубоко вздохнула и вошла в бар.

Сигаретный дым висел низкими клубящимися облаками. Воздух в баре был пропитан им. Бар для курящих. Это было необычно, особенно в наше время.

Внутри не так чисто, как снаружи. Больше в стиле кантри-вестерн, чем старой английской таверны. На лакированных дубовых столах виднелись порезы и царапины, логотипы банд и ненормативная лексика, которые выглядели так, словно их вырезали ножами. Возможно, так оно и было.

Вэл сунула руки под мышки. Тонкий слой грязи покрывал каждую поверхность, включая пол, и заставлял ее бояться осматривать что-либо слишком внимательно. По крайней мере, бар выглядел почище.

Она села за стойку бара, отвернувшись от двери, как было указано, и притворилась, что изучает меню напитков, осматривая зал и его обитателей.

Он уже здесь?

Там были грубоватые на вид мужчины, игравшие в бильярд, которые выглядели так, словно надели свои лучшие наряды для вечеринки. Толпа, собравшаяся вокруг караоке-автомата, наблюдая, как обесцвеченная блондинка фальшиво перепевает «Journey». Вэл посмотрела на свой телефон, затем снова на бар. Шесть тридцать. Где...

— Тебе это не понадобится.

Она почувствовала, как у нее из рук выдернули телефон. Вэл была так удивлена, что ей даже не пришло в голову дать отпор. Потому что она узнала этот голос.

Вэл развернулась на табурете, уставившись в дизайнерскую рубашку, и когда подняла голову, ее подозрения подтвердились, когда она встретилась с жестким голубым взглядом Вэнса Бенвениста.

Он криво улыбнулся.

— Давно не виделись.

— Ты... ты? — Это оказалось неожиданно. В этом не было никакого смысла.

— Сюрприз. — Он вскочил на табурет рядом с ней, засовывая телефон в карман своей рубашки. Сделав его недосягаемым для нее. — Думаю, ты меня не ждала. — Он поднял руку, чтобы подать знак бармену. — Прекрасно выглядишь.

— Ты был на вечеринке. Вечеринка Мэри. Ты был тем, кто... — Вэл стиснула руки. — Ты подонок.

— Правильно, Зеленоглазка. Я подонок. Сексуально озабоченный придурок. Такой человек, как я, никак не может выдавать себя за соперника твоего драгоценного гроссмейстера, верно, Вэл?

Он прав. Такая возможность действительно не приходила ей в голову. Она вообще его не подозревала.

— О, ты хочешь сказать, что я действительно тебя одурачил? Не знаю, должен ли я чувствовать себя оскорбленным или польщенным.

— Где Мэри?

Подошел бармен, прервав ответ Вэнса. Если он вообще собирался отвечать. Она наблюдала, как он передал свое удостоверение личности и немного денег. Как только бармен снова ушел, Вэнс сказал:

— С ней все в порядке.

— Это не то, что я спросила.

Ему принесли пиво, янтарную жидкость в прозрачном матовом стакане. Его кадык дернулся, когда он сделал ленивый глоток, глядя на нее поверх стакана. Она сохраняла невозмутимое выражение лица. В конце концов он поставил стакан и вытер рот тыльной стороной ладони. Его губы все еще были влажными. Они напоминали ей червей. Больших фиолетовых червей.

Ночные змеи. Их называют ночными змеями.

— Где она? — повторила Вэл.

— В багажнике моего грузовика... Наверное, у нее чертовски кружится голова, и вдобавок разрывается от боли.

— Что?

— Не смотри на меня так, детка. Я был очень нежен с ней. Тебя взять что-нибудь выпить?

— Я не хочу ничего от тебя, кроме как забрать Мэри.

Вэнс махнул бармену.

— Стакан воды, пожалуйста. — Вэл попыталась поймать взгляд бармена, донести до его сознания то, что нельзя было сказать вслух, и Вэнс сжал ее бедро под стойкой. — Если позовешь на помощь, можешь попрощаться с подругой.

Она вывернула бедро.

— Я и не собиралась, — прошипела она. — Не прикасайся ко мне.