Глава 14

Тубероза

Лиза звонила ей. Нет, не Лиза, а Он. Вэл знала, что должна сменить номер, но часть ее верила, что она заслужила эти секунды надежды и сильного сожаления. Это служило напоминанием о вине и ее сделке с дьяволом. Вэл взглянула на спящую Мэри и прошептала:

— Что?

— Я тебя разбудил?

Было три часа ночи, она стиснула зубы.

— А ты как думаешь?

— Думаю, что ты отчаянно нуждаешься в хороших манерах.

— К черту твои манеры.

Она вздрогнула, когда линия затрещала, неприятно пощекотав ее ухо.

— О, Вэл, Вэл, Вэл — тебе не нужно довольствоваться только моими манерами. Три дня прошли и закончились.

Просто так вся борьба покинула ее, когда желудок сжался, как папиросная бумага.

— Но сейчас три часа ночи, — запротестовала она. — Автобус... Я не думаю, что автобус ходит так поздно.

— Это не будет проблемой. Я отправил такси. Когда доберешься до места назначения, позвони мне.

Словно по сигналу, она услышала короткий громкий гудок снаружи. Мэри пошевелилась. Дерьмо. Вэл застыла на месте, но ее спящая соседка по комнате не проснулась — и, очевидно, Гэвин не собирался принимать «нет» за ответ.

У нее не было времени переодеть пижаму. Она натянула толстовку поверх майки и надев спортивные штаны, на цыпочках прошла мимо Мэри, поправляя сумочку на плече.

Такси высадило ее у дендрария.

— Подождите, — сказала она, — произошла ошибка.

— Проезд оплачен до этого места, — ответил водитель. — Никакой ошибки. — Он уехал.

Она слышала стрекотание насекомых, отдаленное журчание ручья. Грунтовые дорожки содержались в чистоте и тщательном уходе, но деревья и подлесок росли беспрепятственно дальше. Мосты, выкрашенные в веселый красный цвет, который ночью казался черным, соединяли две стороны берега,

Она набрала номер Лизы.

— Зачем ты привел меня сюда? Почему в дендрарий?

— На охоту, — заявил он.

— Это заповедник, — проговорила она. — Охота запрещена.

— Я привел свою дичь, — объяснил он. — Видишь ли, сегодня вечером я буду охотиться на тебя.

— Как в книге? — испуганно спросила Вэл. — Той ужасной школьной книге?

— У тебя есть примерно десять минут форы. Я предлагаю в полной мере использовать их.

Затем она услышала какой-то звук.

Это не мог быть Гэвин. Он ведь сказал, что у нее есть десять минут?

Она повернула голову, и белки ее глаз блеснули в темноте. Это прозвучало близко. Слишком близко чтобы быть робким животным. Вэл сошла с тропинки и, немного поколебавшись, нырнула в темно-зеленые заросли. Ветки зацепились за ее волосы и впились в кожу головы. Она бежала, прикрыв лицо рукой, чтобы защитить глаза от колючей ежевики и крючковатых веток.

Она не была уверена, сколько прошло минут, но скорее всего десять. Вэл остановилась у реки, не желая возвращаться, но и не решаясь идти вперед. Здесь лес поредел, уступая место свету.

Хрустнула ветка.

Вэл поколебалась — конечно, было слишком холодно для пиявок — и шагнула в темную воду. Вода казалась ужасно холодной, хотя и не совсем ледяной. Дрожа, пробралась под мост. Она встала на четвереньки, вода была достаточно высокой, чтобы плескаться у ее горла.

Весь этот сценарий имел странное, сюрреалистическое качество кошмара. Ей казалось, что ее мозг плавает во мраке, хотя, возможно, это было просто следствием грязной речной воды.

В тени что-то шевельнулось. Вэл слышала, как колотится ее сердце, и как мелкая рябь воды жадно плещется у нее по бокам, когда она отступала все дальше в тень моста.

Он был одет в темные джинсы и кожаную куртку, его лицо в лунном свете казалось вырезанным из кости. Он выглядел диким, растрепанным и опасным. Будь он любым другим мужчиной, она могла бы подумать, что он принимает наркотики. Но не Гэвин, нет — он не позволил бы никаким ядам притупить его инстинкт убийцы.

Он наклонился, поднял пригоршню земли, и ее сердце подпрыгнуло, когда его взгляд упал на русло ручья. Он позволил рассыпчатой почве со дна ручья просеяться и провалиться сквозь щели между пальцами, а затем вытер руки о джинсы. Что-то щелкнуло в роще справа от него — какое-то ночное животное, ставшее безрассудным из-за луны, — и он резко повернул голову в ту сторону.

Лес затаил дыхание.

А потом Гэвин побежал.

Вэл смотрела ему вслед. Она подождала несколько минут, прежде чем вылезти из воды. Ее промокшая толстовка была похожа на мокрый цемент. Тяжелый вес ее одежды вывел Вэл из равновесия. Она сняла одежду и отжала ее, сморщив нос от солоноватого запаха воды.

Она никогда раньше не заходила так далеко в дендрарий. Некоторые студенты в шутку говорили, что там водятся привидения. Одно можно сказать наверняка: это было не место для студента, чтобы оставаться одному после наступления темноты.

Он спрыгнул с дерева, приземлившись на ноги так же аккуратно, как кошка, и прорычал:

— Бу.

Она закричала и побежала.

Гэвин догнал ее на берегу реки и схватил так, что они оба провалились сквозь заросли рогоза в воду с сильным всплеском. Гладкие камни жестоко впились ей в колени, она задохнулась и вдохнула запах гнили, водорослей, мокрой кожи и пота. Он смеялся, издавая быстрые рычащие смешки, которые звучали так, как, по ее представлениям, мог бы смеяться волк.

— Шах и мат, моя дорогая.

Он повел ее дальше по берегу, где было суше, и ее зад коснулся твердой сухой почвы. Листья затряслись, и Вэл тоже затряслась.

От холода у нее закружилась голова.

Он не целовал ее и не прикасался к ней, но в нем ощущался опасный заряд, который она узнала раньше. В этом состоянии он был способен на все.

Вэл вздрогнула, когда он сомкнул свои руки вокруг ее рук, но это было только для того, чтобы поднять ее. Он сбросил куртку, затем помог ей надеть ее. Она все еще была теплой — почти горячей — от его тела. Вскоре Вэл начала согреваться.

Его пальцы переплелись с ее пальцами, и Гэвин зашагал быстрым шагом, от которого она спотыкалась, чтобы не отстать. Наконец она спросила:

— Куда мы идем?

Он не ответил.

Администратор не взглянул на нее, когда они вошли. Вэл не сводила глаз с грифельно-серой плитки и пыталась сосредоточиться на дыхании. Гэвин выбрал лифт. Она подскочила, когда двери закрылись, и услышала, как он тихо рассмеялся.

Дверь распахнулась со скрипом, который заставил ее подпрыгнуть. Когда он закрыл дверь за собой, она почувствовала себя так, словно он отрубил ей конечность. Гэвин подошел к своей кровати и сел на край. Он скинул ботинки. Она настороженно наблюдала за ним. Он был одет. Это хорошо. Вэл подумала, что могла бы смотреть на него, если бы он оставался одет. Но у нее не было возможности показать свою мизерную попытку проявить силу.

— Закрой дверь.

Вэл сглотнула и закрыла замок.

— Иди сюда.

Она остановилась в футе от него, отказываясь позволить обмануть себя. Гэвин посмотрел на нее сквозь полуприкрытые глаза, мимолетным взглядом, который, тем не менее, заставил ее почувствовать себя униженной.

— На тебе нет твоего ожерелья.

Ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить. Она провела пальцами по горлу.

— Я спала.

— Я не помню, чтобы давал тебе разрешение снять его.

— Но...

— Ты никогда его не снимаешь, — заявил он. — Никогда. А теперь раздевайся.

Ее глаза широко распахнулись:

— Что?

— Твоя одежда. Сними ее.

***

После она лежала онемевшая, измученная и не в силах пошевелиться.

— Ты сдерживалась. — Вэл повернула голову на подушке, чтобы посмотреть на него. Он все еще был полностью одет, в то время как она была обнажена. Она чувствовала это неравенство так же сильно, как клеймо. Это заставило ее потянуться к простыням. Он оттолкнул ее руку. — Со мной ты ничего не скроешь.

Она кивнула.

— Ничего. — Он слизнул последнюю каплю вина с ее горла, его язык все еще был холодным от льда. Когда Гэвин поцеловал ее, она почувствовала его вкус, и себя, и вино на его языке. Он обхватил ладонью ее грудь, слегка сжимая. — Это ясно?

— Да.

— Смотри, чтобы ты снова не забыла. — Не отводя взгляда, он вытащил один из тающих кусочков льда из ведерка рядом с кроватью и поднес его к губам. Она слышала, как он раскусил его. — Или я напомню тебе.

Прижавшись ртом к ее завиткам, он выплюнул лед и запечатлел поцелуй, который был одновременно горячим и холодным между ее ног. Ее мышцы напряглись, и Вэл тут же попыталась выпрямиться, но его крепкая хватка удерживала ее ноги раздвинутыми, когда он провел своим ледяным языком по гребню сплетенных нервов, отчего у нее перед глазами вспыхнули искры, а конечности превратились в желе.

Он очень хорошо умел ранить ее. Иногда ему даже не нужно было разрывать кожу.

Вэл кончила с мягким, пронзительным звуком, который был наполовину всхлипом, наполовину рыданием. Обычно это заставляло его останавливаться, но он продолжил эту медленную методичную пытку, разжижая ее внутренности, укорачивая дыхание. Ее пальцы, как когти, вцепились в простыни. Каждый раз, она была уверена, маленькая часть ее умирала. Она попыталась произнести его имя, но слова тоже стали крючками, которые затягивали ее горло леской, одновременно душа ее и проливая кровь.

Когда она подумала, что больше не сможет этого выносить, Гэвин отстранился. Он наблюдал, как ее мокрое от пота тело дрожит от толчков, которые были его делом, и облизал пальцы. Затем, погладив ее по щеке той же рукой, чтобы заставить вздрогнуть, он сказал:

— Приведи себя в порядок.

Он никогда раньше не предлагал. Ему нравилось отправлять ее домой такой, какая она есть, с остатками его прикосновений, покрывающими ее, как тонкий слой грязи. Она ненавидела то, как постыдно это заставляло ее чувствовать себя. Вспомнив, Вэл поколебалась всего мгновение, прежде чем исчезнуть в ванной.

Если он задумал что-то ужасное, она не заметила, а с его предусмотрительностью было бессмысленно пытаться избежать этого в любом случае. По крайней мере, вода была теплой и можно смыть с себя его прикосновения. Это она может сделать. Но мыло было его, принадлежало ему, холодное, вязкое и пахнущее сандаловым деревом.