Глава 24

Наши Дни

Бренна

Гуннар издал звук похожий на рык, низким и мрачным голосом, и моя кровь сильнее заструилась по венам, отчего все тело нагрелось.

И я, похоже, зарычала в ответ.

Я открыла дверь, и мы практически ввалились в мою темную спальню. Слуги зажгли огонь в камине, и он потрескивал, отбрасывая тени, пляшущие по стенам.

Я потянула Гуннара за рубашку, чтобы просунуть руки под хлопок и почувствовать тепло его тела, гладкий атлас его кожи.

Гуннар потянул меня за блузу. Шелк был влажным и мятым, и инстинкт, которого я не ожидала, сработал. Я положила свою руку на его. Останавливая.

— Что? — спросил Гуннар, откидываясь назад, его губы распухли от силы нашего поцелуя.

Той силы, которую мы в него вложили.

Та фотография и тот ужасный заголовок встали между нами в этот самый момент. Тому снимку было три года, но он вдруг стал таким отчетливым, таким причиняющим боль. Если бы вы спросили меня минуту назад, я бы сказала, что не думала об этой фотографии или том заголовке в течение трех лет.

— Это не то, что я думаю, не так ли?

Я начала отстраняться, но Гуннар не позволил. Его рука лежала на моем бедре.

— Сними блузу, — сказал Гуннар холодным голосом. Его взгляд горел. Комбинация, которая связала меня в узлы много лет назад.

— Ты что-то знаешь. Забудь об этом.

Я начала отступать, но тело Гуннара прижалось ко мне.

— Я сказала "нет".

— Нет, ты не сказала "нет", — произнес Гуннар. — Ты много чего наговорила, но ни одно из этих слов ни разу не звучало, как "нет". Ты сказала, что не любишь меня и не уважаешь. Ты сказала, что я ниже тебя, и это чистая правда. Ты за много миль от меня, принцесса, ты всегда была вне моей досягаемости. Но ты не сказала мне "нет".

Гуннар снова шагнул ближе, пока его тело не оказалось вровень с моим, и я почувствовала его эрекцию на своем животе и  попыталась, без особого успеха, не замечать этого. Но это было невозможно. Его желание было ведром керосина для моего пламени.

Есть ли что-нибудь более привлекательное, чем быть с желанным человеком, которого ты  сама желаешь? Даже когда это казалось маловероятным или рождалось из ложных предлогов, я знала, что Гуннар хотел меня. Я знала, что, несмотря ни на что, он желал меня.

— А теперь я думаю, что тебя что-то беспокоит, и ты не говоришь мне, что именно.

Я отрицательно покачала головой. Сомнение было ужасным гостем.

— Ты знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы затащить тебя в свою постель? — спросил он.

— Целый день, — сказала я со смехом.

— Один год.

— Гуннар, — вздохнула я. — Пожалуйста, не лги мне.

— Я не лгу. В то первое Рождество, когда ты вернулась из юридической школы. Я встретил тебя в тронном зале…

— Да. Мы дрались, как собаки, целых две недели.

— Ты боролась, — сказал он. — Ты дралась. Ты спустилась по трапу самолета уже с оскаленными зубами.

Я сама выбрала путь драки. Чтобы попытаться защитить нашу дружбу. Чтобы попытаться защитить себя.

— Возможно, — сказала я.

— Ты права. Я никогда не был справедлив к тебе. Я никогда не мог сказать ничего правильного. И мне многое нужно наверстать, но ты вошла в боковую комнату в этом красном шарфе, с блестящими глазами, с волосами, собранными в пучок на голове, и я понял, что пропустил, пока тебя не было.

— Жевательную игрушку?

— Тебя. Тебя, напевавшую в залах этого дворца Тебя, дающую мне стимул быть лучшей версией себя, а если это не сработает, просто стыдящую меня, чтобы я стал лучше. Я скучал по звуку твоего смеха и по тому, как ты первой добиралась до комнаты для завтраков и брала те части газеты, которые хотела, прежде чем туда добрался кто-то еще. Я скучал по тебе, и когда ты вошла, мне показалось, что я вернул часть себя. Я чувствую то же самое прямо сейчас.

Я не знала, как относиться к тому, что он сказал. О той зиме, прошедшей много лет назад. О том, что скучает по мне, как по частичке себя. Я не знала, как к этому относиться, и находила огромное утешение в том, что на самом деле мне ничего не нужно было чувствовать. Нисколько.

Потому что я уезжала. Потому что это было прощание.

— Если речь идет о том, чтобы спрятаться, — сказал он, — то меня это не интересует. Потому что ты чертовски великолепна. Ты самая сексуальная, самая возбуждающая женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни. Каждый раз, когда ты позволяешь мне прикасаться к тебе, я знаю, как мне чертовски повезло, а ты никогда в это не верила.

— Я... я верила, что ты в это веришь.

Теперь Гуннар не следил за мной. Он преследовал меня. Я отступила назад, и он последовал за мной. Худой, подавляющий, изящный в животной дикости под всем этим. Мое сердце признало в нем кого-то, похожего на меня, не только потому, что мы были из одного места в виде точки на карте на самом диком краю мира, но и потому, что мы любили это место.

Мы подходим этому месту.

Его рука внезапно оказалась на моей пояснице, и он все еще шел, и у меня не было выбора, кроме как оставаться на шаг впереди него. Возможно, это всегда было моим вариантом вызова. Оставаться на шаг впереди него. Планировать немного наперед. Желая... еще немного.

У меня перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось, и вдруг мои ноги ударились о кровать. Я со свистом села.

— Что?

Гуннар оттолкнул меня, а затем, к моему полному гребаному удовольствию, встал передо мной на колени. Своим телом он широко раздвинул мои ноги, насколько позволяла юбка.

У меня перехватило дыхание, воспоминания жгли меня изнутри.

— Помнишь это? — спросил Гуннар, и его глаза сверкнули, как сталь.

Его руки скользнули мне под юбку, потянувшись, как мне показалось, к верху моих нейлоновых чулок, но Гуннар их не нашел. Вместо этого там оказалось эластичное кружево пояса с подвязками, скрепляющее шелк моих чулок. А под ним - взъерошенный край моих трусиков.

Неужели я носила пояс, думая о нем? Возможно.

Возможно.

На один шаг вперед. А может быть, мне просто нужны были доспехи всех моих прекрасных вещей. Мои сексуальные штучки. Мои волосы, пояс с подвязками, лифчик, который был на мне.

Они заставляли меня чувствовать себя сильной.

Но вдруг я поняла, глядя, как он склоняет передо мной голову, словно проситель у древних развалин святилища, что его реакция на все это возвышает их значимость. Мое желание. Мою силу. Мое чувство власти.

Мне было хорошо одной.

Он заставил меня почувствовать себя королевой.

— Подними юбку, — сказал Гуннар, одновременно подтягивая ткань. — Покажи мне, Бренна.

Гуннар толкнул, я потянула, и внезапно оказалась обнаженной перед ним в тайных кружевах и атласе, которые носила. Для себя - да.

И, возможно, для него.

Может быть, потому, что, несмотря ни на что, я знала, что этот момент настанет.

А потом, как я помнила, Гуннар наклонился и поцеловал меня сквозь нижнее белье. Долгий поцелуй, который был бы невинным, если бы он не целовал мою киску. Руки Гуннара гладили мои бедра, сильные и бледные над краем кружев.

— Ты такая красивая, — сказал Гуннар, прижимаясь ко мне, и от его горячего дыхания я стала влажной.

Все это было знакомо и в то же время нет. Не совсем. В Гуннаре всегда было что-то такое, чего я не знала. Не могла ему полностью доверять. Это заставляло его чувствовать себя непредсказуемым и опасным.

Я запустила пальцы в густые темные волосы Гуннара, прикасаясь к нему так сильно, как только могла.

Всего одна ночь.

Он лизнул меня сквозь атлас, и я застонала, выгибаясь ему навстречу, а он просунул руки под мою задницу, удерживая меня на месте. Открытый рот Гуннара овевал меня горячим дыханием, и я извивалась между его руками и ртом.

— Да, — простонала я. Мои пальцы в его волосах слегка, совсем чуть-чуть, сильнее прижали Гуннара ко мне. Я чувствовала, как Гуннар смеется; я даже чувствовала, как он улыбается. И это я тоже помнила. Как ему нравилась моя сила. Как это было здорово, что я знала, чего хочу от него.

Точно так же мне нравилось, когда он швырял меня по кровати, поднимая мои ноги и перемещая меня, пока я не оказывалась там, где он хотел.

— Вот так, — сказала я, когда он лизнул меня глубже сквозь атлас. Я знала, что он чувствует мой вкус в ткани, и я знала - как животное - что он любит это. Он любил все это.

Три года назад мы были очень покладистыми животными.

Я сдвинула бедра, давая ему место между моих бедер, и через несколько минут Гуннар отодвинул нижнее белье в сторону, его горячий и влажный язык прижался ко мне. Он зарылся в меня, пока не нашел твердый узелок моего клитора, и Гуннар потрогал его языком, погладил и лизнул, пока я не стала извиваться под ним. Переводя дыхание, шепча имя Гуннара между стонами. Прося еще. Прося быть жесче.

Внезапно Гуннар сел, лицо его сияло, глаза потемнели и сосредоточились. В наступившей тишине я громко сглотнула.

— Я скучал по тебе, — произнес Гуннар. И его слова были стрелами, острыми и уверенными, прошивающими мое тело. Поселившимися в сердце, которое я старалась скрыть.

— Еще, — сказала я и толкнула его голову обратно между моих ног, и он засмеялся, но снова нашел мой клитор губами, и его пальцы оставили мою задницу, чтобы скользнуть глубоко в мою киску, наполняя меня так, как я не была наполнена три долгих года.

У меня был секс после Гуннара. Один раз, просто чтобы доказать себе, что он не сломал меня. А потом я погрузилась в работу.

Но я могла бы трахнуть миллион мужчин, и это не имело бы значения. Не было никого похожего на Гуннара.

Он был - во всяком случае, в этом смысле - моим самым любимым животным.

Оргазм начал закручиваться во мне, нарастая с каждым вдохом, каждым движением его языка, каждым уверенным и твердым толчком его пальцев внутри моего тела.

— Да, — простонала я срывающимся голосом. В этот момент я прижимала его к себе, вжимаясь в его лицо. — Так хорошо, — повторяла я снова и снова. — Так хорошо.

Гуннар засосал мой клитор в рот, и я улетела, кланяясь с кровати, пока кончала, кончала и кончала.

И едва я вернулась в свое тело, как он поднял меня, запустил руку под юбку и сорвал с меня все. Шелк нижнего белья, чулки, кружева пояса с подвязками. Все это он сорвал, как ленточки, своими сильными руками. Стринги.