Глава 14

Тогда

Бренна

Гуннар упал передо мной на колени, не просто переступив черту. Владея ей. Клеймя ее своей. Наклоняясь вперед, пока мне не пришлось раздвинуть ноги, насколько это было возможно в моей юбке, чтобы дать ему доступ. Это было неловко и странно. Я чувствовала себя пойманной в ловушку и одураченной.

А потом он поцеловал меня. Его руки обхватили мое лицо, его губы были на моих, и это было... нереально. И идеально. Я положила руки на длинные линии его подбородка, на острые края скул, чтобы почувствовать щетину его бороды. Меня внезапно ошеломила реальность происходящего. О нем.

О нас.

Наконец-то… нас.

Его пальцы скользнули от моего лица к волосам. Когда он высвободил их из низкого хвостика, который я носила, Гуннар поймал и потянул меня за тонкие волосы — своеобразное сладкое, острое жало, которое заставило меня задохнуться от его губ.

Он тихо застонал, и его язык скользнул мне в рот. Рука Гуннара обхватила мой затылок, приподнимая меня к себе, перемещая меня так, как он того хотел. Держа меня там, пока поцелуй менялся от осторожного к пожирающему мой воздух. Соственническому.

Гуннар поцеловал меня так, словно это был его последний шанс. Как сейчас или никогда. И я была охвачена его жаром. Диким шквалом эмоций. Я впечатала свое тело в него. Гуннар задрал мою юбку, убирая ее с дороги, пока его руки не оказались на моей заднице, притягивая меня еще ближе. Еще крепче.

Не было никакого способа замедлить это. Мы были лавиной, мчащейся навстречу катастрофе.

Грубо я запустила руки в его волосы, пока не стала держать его голову так, как мне нравилось. Наши рты открыты. Дыхание прерывистое.

— Черт возьми, Бренна, — выдохнул он.

— Да, — повторяла я снова и снова. Да, для него. Да, ко всему.

Он расстегивал пуговицы моей шелковой блузки, и это показалось мне отличной идеей. Совершенно верно. И я проделывала то же самое с пуговицами его рубашки. Убирая его рубашку с моего пути, давая доступ своем ладоням ко всей его коже.

— Гуннар, — выдохнула я. Вопрос и разрешение. Может быть, напоминание. Я не была уверена. В моем мозгу произошло короткое замыкание.

— Бренна, — прошептал он мне в ответ, как будто мы должны были постоянно напоминать друг другу, кто мы. Или, может быть, мы напоминали себе об этом, потому что это казалось невероятно маловероятным. Так совсем не похоже на нас.

Я расстегнула его рубашку и откинулась назад, мои руки скользнули вниз по его шее, по гладким плечам. Отодвигая рубашку, которая закрывала татуировку.

Дикий волк и меч. Горный хребет Васгара.

Он слегка откинулся назад. Гуннар тоже смотрел на тату, как будто видел ее впервые.

— Красиво, — сказала я. Работа была безупречной. Волк казался живым, меч — реальной угрозой. Никогда еще герб нашей страны не был таким величественным.

Я положила руку ему на сердце, на оскаленную морду волка. И Гуннар накрыл мою руку своей. И казалось, в этот напряженный, изменчивый момент мы оба вздохнули. Я откинулась назад.

— Может быть... — начала я, но остальная часть фразы звучала как «Может быть, это ошибка? Может быть, нам стоит притормозить? Может быть, нам стоит притвориться, что этого никогда не было?»... была поглощена его поцелуем. Сладким прикосновением его губ к моим. С нарастающим теплом. Такой нежный. Его рука поверх моей, покоящейся на его груди.

— Не останавливайся, — произнес он. В его голосе звучала мольба. То, чего я никогда не ожидала, было только для меня. Уязвимый момент, который лишил меня здравого смысла. Ввергнув обратно в пучину этого безумия.

— Никогда, — сказала я. Глупые слова. Чепуха, в самом деле. Но, боже, именно их я имела в виду в тот момент. Если бы он хотел меня, я бы никогда не остановилась. Всегда. Навсегда.

Нас снова захватила страсть. Дикая и горячая. Мы продолжали бороться с остатками нашей одежды. Мы сражались друг с другом за право раздеть другого первым. Его рубашка была сброшена с плеч и брошена на кресло. Мои туфли исчезли. Блузка свисала с запястья.

— Боже мой, Бренна, — сказал он, поглаживая мою плоть сквозь обнаженный шелк лифчика. Я не была лишена некоторой гордости, и мне потребовалось некоторое время, чтобы справиться с ней, но должна признать, что мои соски были убийственными. Я слегка выгнулась под его прикосновением, и Гуннар застонал, уронив голову на мою кожу. Пробегая губами, царапая бородой нежные вершинки моих грудей. Он провел кончиком пальца под чашечкой моего лифчика, отодвигая его вниз, пока лямка не упала с плеча, пьяно повиснув на руке. Появился темно-красный сосок, и он продолжал тянуть, пока лифчик не оказался под моей грудью, и моя грудь была преподнесена ему словно на блюде.

— Ты великолепна, — сказал он, и я покраснела и медленно, я притянула его к себе, взяв ладонью за локоть. И еще ближе. Пока он не улыбнулся. От его мрачного смешка у меня закружилась голова.

— Это именно то, что тебе нравится? — прошептал он. Его губы наконец-то, о, слава богу, наконец-то коснулись моей кожи. — Это то, что нравится моей застенчивой Бренне? Он дразнил меня, проводя своим ртом, обещающим тепло, влагу и посасывание, по моей коже.

— Гуннар, — прошептал я. Отчасти мольба, отчасти наказание.

Его рука обхватила мою грудь, сосок, твердый как камень, оказался зажат между его пальцами, после чего он приложил нежное давление извивающимся движением. Но этого было недостаточно, и я прижалась к нему, подавшись вперед на кресле, пока его талия не оказалась между моих ног. Пока я не почувствовала его жар сквозь чулки. Пока мои груди не уперлись в его грудь. Но он не остановил меня, держа на невероятно маленьком расстоянии, которое не должно было иметь значения, но имело.

Мягкие поцелуи коснулись моей кожи. Везде и нигде одновременно. Сводящие с ума поцелуи. Давление, но недостаточное. Жар, но недостаточный.

Я застонала и выгнулась, а он все еще держал меня на расстоянии, пока стоны не превратились в рычание в моем горле.

— Скажи мне, — прошептал он мне в губы. Не целуя меня. Не совсем.

— Гуннар, не дразни меня.

— Дразнить? Я? Сегодня в этих туфлях был не я, Бренна. Ходить в этих туфлях, которые превратили твою задницу в мокрый сон. Ходить в этих туфлях, цепляться как за якорь за слова этого ученого. Это не я смеялся над всем, что он сказал вчера вечером, положив руку ему на плечо. Это не я стоял у двери, такая розовая, раскрасневшаяся, идеальная и такая… охуенно... готовая.

Я открыла глаза и сощурилась.

— Это был не я, — сказал он. — Каждые десять минут оглядывалась через плечо, чтобы убедиться, что я за ними наблюдаю.

— Это ведь был ты, не так ли?

Его лицо раскраснелось, глаза расширились, и я не могла понять, сердится он на меня или возбужден. Или и то и другое. Таким было мое предположение. Потому что я чувствовала то же самое. Мне хотелось поцеловать его и укусить одновременно.

— Ты думаешь, я была готова для тебя прошлым вечером? — поинтересовалась я.

— Знаю, что была.

Такой властный. Такой самоуверенный.

Я пожала плечами, как будто, может быть, так оно и было, а может быть, и нет.

Гуннар рассмеялся низким горловым смехом.

— Ты была готова вчера вечером и готова сейчас. Я чувствую тебя своим животом. Ты горячая и мокрая, Бренна. Для меня. — Он наклонился вперед. — Я могу получить тебя так, как захочу.

Я рванулась вперед, щелкнув зубами, и его глаза расширились. Удивление и мрачный восторг.

— Значит, вот как? — прошептал он.

— Пошел ты, — сказал я.

Его рука опустилась на мою грудь, и я сделала движение, словно собираясь встать. Чтобы подтолкнуть его обратно и подняться на ноги. Но он схватил меня за лицо одной рукой, а другой прижал мою ладонь к мягкой ткани сиденья.

— Больно, — прошептал он. — Не так ли? Хотеть столь многого.

Я стиснула зубы, и он поцеловал меня в губы. Один мягкий поцелуй. Чмокнул, потом еще. А я сидела там, бунтуя. Трясясь от гнева и желания.

— Я знаю, — сказал он. — Потому что я тоже это чувствую.

— Тогда сделай что-нибудь. — Я прижалась к Гуннару. Горячая и влажная часть меня, которая пульсировала и болела. Я напирала, давила, ища хоть какого-то облегчения. — Пожалуйста, — почти всхлипнула я. И что-то в нем оборвалось.

Гуннар наклонил голову, нашел ртом мой сосок. Тянул и сосал с такой силой, что сначала было больно, а потом стало совсем хорошо. Я закричала, хватаясь за его голову.

— О боже, да. Гуннар. Да.

Он тянул меня за талию, пока я почти не оторвалась от сиденья, и продолжал всасывать мой сосок, пока его руки рвали молнию и пуговицы моей юбки, а затем и нейлоновые чулки. Гуннар рвал, рвал и толкал, пока, наконец, не остался только черный шелк моего нижнего белья, лифчик под грудью и я. Бледная, розовая и задыхающаяся от его прикосновений.

— Черт, — сказал он. — Посмотри на себя. — Одной рукой он отталкивал меня назад, пока я не оказалась перед ним. Возможно, не самый удачный ракурс, но мне было все равно. Мне было абсолютно фиолетово. Он провел ладонью по мне, от ключицы вниз по груди к талии, пока, наконец, его рука не скользнула по шелку между моих ног.

Гуннар провел большим пальцем по мокрому пятну влаги, которая сочилась из меня. Снова и снова, по мере того как влага пропитывала мое белье. Касаясь, едва-едва, моего клитора, а затем снова вниз.

— Еще, — стонала я.

— Что?

— Все.

— Вот так? — Он просунул большой палец под край шелка и застонал, когда толкнулся в меня. — Бренна. Боже мой!

Я качнулась к нему. Без памяти. На волне желания. Отчаянная.

— Гуннар.

— Мне стоило догадаться, что ты будешь такой, — сказал он. — Все или ничего. Требующей своё.

— Я еще даже не начала требовать, — сказала я со смехом.

Гуннар ухмыльнулся и наградил мою дерзость очередным толчком пальца. Его большой палец пробирается сквозь влажные завитки, чтобы найти мой клитор. Я согнулась пополам, слетая с кресла. Нанизанная на электрические токи, исходящие от его хитрых пальцев. Я уперлась босой ногой в его бедро, дергаясь и дергаясь, пока его большой палец работал надо мной, а пальцы наполняли меня.