Спустя десять минут Тэлон произносит:

― Наша мама погибла в автокатастрофе.

― Ох, ― рассеянно отвечаю я, затем осознаю, как равнодушно это, должно быть, прозвучало, поэтому быстро добавляю: ― Мне так жаль.

― Спасибо, ― ворчит он. Могу поспорить, он много раз это слышал. ― Это было уже давно, конечно, ты не сможешь когда-нибудь пережить потерю родителя, но мне приходилось говорить это множество раз.

― Хм, когда это случилось?

― Первого апреля. Это всегда было похоже на какую-то дурацкую шутку, что мы потеряли ее на день дурака. Если бы только это было правдой.

После того, как высаживаю Тэлона у его дома, который, я думаю, больше никогда не увижу, возвращаюсь назад в кампус. Всю дорогу мой телефон в заднем кармане сходит с ума, но я игнорирую его, слишком хорошо зная, что это мама. Она разбила семью? Брак. Теперь эта женщина мертва? История поганая, и каким-то образом, я умудрилась попасть в этот водоворот драмы, в который была решительно настроена не совать даже палец. Информация плавает кругами в моей голове, угрожая затопить. Единственный человек, с которым я хочу говорить прямо сейчас, это папа. У меня есть чувство, что он может пролить свет на эту туманную ситуацию.

Я врываюсь в свою комнату, бросая сумку на другую сторону, прежде чем плюхаюсь на живот на матрас. Мне нужно накопить достаточно энергии, чтобы встать и позвонить папе, но усталость погружается в мои кости, и я проваливаюсь в глубокий сон.

На следующее утро меня будит громкий хруст гранолы. Я открываю глаза и вижу Лейлу, набивающую рот.

― Знаешь, ты спала целых десять часов. Я впечатлена.

Я хихикаю, опуская руки на одеяло. Щурюсь от яркого утреннего солнца, которое пробивается сквозь раскрытые шторы.

― Ну, я лучше посплю. Боже, моя простая семейная жизнь только что стала полной неразберихой.

Она прекращает жевать и наклоняет голову.

― Ты хочешь поговорить об этом или запить это?

Я еще больше ерзаю под одеялом и смотрю на нее.

― Нет, Лейла, именно из-за алкоголя все это и началось. Я действительно не хочу говорить об этом прямо сейчас. Может быть, позже.

Она идет на свою пару, а я возвращаюсь ко сну. Без вариантов, что я смогу встретиться с миром без еще нескольких часов сна.

― Бро, тебе нужно разобраться во всем этом дерьме. Я серьезно, ― говорит Тэлон, блокируя мой удар.

Я подпрыгиваю на ногах, разминая шею.

― Почему, Тэлон? Не то, чтобы ты был в чертовой машине! ― я отбросил локоть назад и ткнул его прямо в челюсть.

Один, два, три. Комбинация ударов немного жестокая. У него нет шансов. Брат поднимает руки вверх, чтобы блокировать мои удары, но спотыкается и падает на задницу. Я вращаю плечами и жестом показываю ему встать.

Он качает головой.

― Нет, черт побери, мужик! ― снимает перчатки и бросает их через ринг.

Мы у папы, тренируемся в гараже, который переделали в спортзал для единоборств, когда были в старшей школе. Неровный по краям, но он наш. Когда я был просто стеснительным тринадцатилетним парнем, мой папа вышвырнул расписание моих тренировок и бросил меня в профессиональный спортзал, в тот, которым руководит мой тренер. Я тренировался шесть дней в неделю, в течение четырех лет, прежде чем начал участвовать в подпольных боях. Сначала тренер не знал. Но когда он в один прекрасный момент выяснил это, вышвырнул меня и именно так был создан «Скар». Лично я бы назвал это «Муфаса», но какая разница. Здесь есть груши, свисающие с потолка и большой ринг, сделанный из веревок и мягких матов. Есть три беговые дорожки, несколько скамеек и чертова куча гирь. Зал не выглядит роскошно, но оборудование сделало свою работу. Сейчас я снова занимаюсь с тренером. Когда прекратил с нелегальным дерьмом ― прямо перед тем, как закончил школу ― тренер принял меня назад. Это то место, где мы тренируемся, когда мы дома, и я все еще предпочитаю это место роскошному спортзалу в городе.

― Вставай, ты становишься слабаком, ― дразню я, ухмыляясь Тэлону.

Он отмахивается от меня.

― Пошел к черту, мистер «Я непобедим».

Я проскальзываю через канат и беру свою бутылку воды со скамьи. Делаю глоток, затем вытираю рот тыльной стороной ладони.

― Я не могу смириться с этим. Она чертовски задела меня.

― Еще бы! ― кричит Тэлон, вставая на ноги. Брат неторопливо подходит ближе и кладет руки на канаты, его голова свисает между плечами. ― Я понимаю, бро. Ты был там с мамой, когда это случилось. Ты был ее радостью и гордостью...

― Мы все черт побери, были, Тэлон. Проклятье, ― я вдыхаю и выдыхаю, в попытке утихомирить свой гнев.

Знаете тех мам, которые были просто идеальными? Дом всегда чист, всегда есть свежее печенье или в духовке печется пирог, ужин всегда подан с улыбкой и поцелуем в щеку. Такой была моя мама. Я не могу осмыслить, почему мой отец когда-либо изменял ей, и честно, меня так чертовски злит то, что это случилось прямо у меня под носом и до сих пор происходило, а я даже не осознавал этого. Я понимаю людей и все их ошибки, но Джессика определенно не была ошибкой. Больше ощущалось так, будто он думал, что ею была моя мама.

― Поговори со мной, брат, ― бормочет Тэлон, рассматривая мое лицо. ― Не лезь в ту черную дыру в своих мыслях. Несмотря на все это, не Аметист здесь проблема, а наш отец. Мы не можем наказывать девчонку за решения ее матери. Она невиновна в этом так же, как и мы... черт! Она еще в худшем положении.

Я наклоняю голову.

― Как ты это выяснил?

― Как я выяснил что? ― он спрашивает, вылезая из ринга.

― Что она в худшем положении?

Я бросаю бутылку на пол и сажусь на лавочку. Мне понадобится сделать пару упражнений так как этому дураку не хватает выносливости.

― Она одна, брат. Мы есть друг у друга. Аметист единственный ребенок.

Я ненавижу, когда этот придурок оказывается прав.