90-92

90.

Итак, грандиозное дело тысячелетия о ложном обвинении императрицы в государственной измене благополучно разрешилось. Как говорят, «вода спáла, камни обнажились» — вся правда выплыла наружу. Пора невзгод и испытаний для Су И наконец-то закончилась. И только у Ваньянь Сюя по-прежнему болела душа, а муки совести не давали ему спать спокойно. Су И то и дело приходилось его утешать и увещевать мудрыми словами, и лишь тогда лицо императора озаряла слабая улыбка.

В тот день стояла солнечная погода, на небе — ни облачка. После утренней аудиенции император направился во Дворец Наслаждений, чтобы навестить супруга, но Су И там не обнаружил. Расспросив дворцовую служанку, он узнал, что супруг вместе с вдовствующей императрицей отдыхает в Морозном тереме, где они пробуют новые сорта чая, наслаждаются игрой на флейте и видами зимнего сада. Ваньянь Сюй тут же поспешил к ним, но не успел он дойти до терема, как до него донеслись мелодичные переливы; казалось, нежные звуки плавно скользят между деревьями и уплывают в небеса. Император остановился и прислушался. Он узнал известную песню, но в таком исполнении она почему-то особенно трогала сердце, хотя ее никак нельзя было сравнить с мелодией, которую Су И играл в тот день в павильоне, среди цветущих диких слив.

Ваньянь Сюй вошел в терем и с улыбкой сказал:

— Эта мелодия, конечно, красива, но она не сравнится с той, что ты исполнял, когда цвела красная слива. Су Су, мне бы хотелось послушать ту еще раз.

Су И тоже улыбнулся в ответ:

— Тогда в моем сердце бурлили тысячи разных чувств, и я постарался выразить их в музыке. Но то настроение осталось в прошлом. Если попытаться сыграть ту же мелодию сейчас, она будет звучать совсем не так выразительно. Когда на сердце царит радость, не стоит воскрешать мрачные картины былого, печальные звуки не найдут отклика в душе.

Вдовствующая императрица добавила:

— Я обратилась к нему с такой же просьбой, и он ответил точно так же. Думаю, не нужно настаивать.

Не успела она продолжить, как Цзы Нун со смехом вставила словечко:

— Такую просьбу и в самом деле нелегко исполнить. В то время молодой господин подвергался несправедливому наказанию, терпел жестокие обиды. Неудивительно, что его сердце полнилось горечью. Теперь же, когда это сердце истекает сладким медом, разве подобает молодому господину играть грустные мелодии?

Когда она закончила говорить, вдовствующая императрица, дворцовые служанки и евнухи игриво заулыбались, прикрывая лица широкими рукавами. Император и Су И залились краской смущения. Ваньянь Сюй грозно сдвинул брови, старательно изображая гнев, и воскликнул:

— Что-то наша Цзы Нун не в меру расхрабрилась, смеет даже над Нами и над Су Су шутки шутить! — Он повернулся к Су И: — А всё потому, что ты спускаешь ей это с рук, совсем разбаловал наглую девчонку! Она никогда не отличалась покладистым характером, а теперь и вовсе возомнила, что ей всё позволено!

Су И возмущенно фыркнул:

— Сам же сказал, что с ней всегда было нелегко. Она служит мне считанные дни, верно? Не ты ли сам ее разбаловал? Не у тебя ли на службе она привыкла так нагло себя вести? Вот и нечего валить с больной головы на здоровую.

На это Ваньянь Сюю возразить было нечего. Все присутствующие поняли, что в кои-то веки нашелся смельчак, способный дать самовлюбленному тирану достойный отпор. Теперь всем стало еще смешнее, даже Цзы Янь не выдержала и улыбнулась.

«На всякий крепкий сук найдется острый топор, — думала она. — Если бы я не была так долго рядом с императрицей и не знала, что представляет собой этот человек, я бы не допустила, чтобы он находился возле императора».

Вся компания непринужденно беседовала и веселилась, потом служанки принесли с императорской кухни свежеприготовленные закуски и сладости.

— А где же наш Шу-эр? — спросила вдовствующая императрица. — Разве он не любит больше всего проводить время со своей матушкой-императрицей?

Ваньянь Сюй рассмеялся:

— Наверняка уроки делает. — Нимало не смущаясь, император крепко обнял супруга и добавил: — Кстати, Мы должны выразить тебе свое искреннее восхищение. Прежде никто в этом дворце, даже сам император, не мог заставить маленького озорника посидеть спокойно и почитать книгу. Тебе единственному это удалось, так что теперь ты с полным правом можешь называться Нашей достопочтенной женушкой.

Су И решительно оттолкнул императора.

— Просто Шу-эр взрослеет и становится более рассудительным. Я не берусь приписывать себе подобные заслуги.

Едва он произнес эти слова, как раздался звонкий жизнерадостный голосок:

— Конечно, это заслуга матушки-императрицы! С чего это ты скромничаешь? Опасаешься, что отец-император по достоинству оценит твои труды, и его благодарность будет слишком глубокой и чувствительной?

Только Ваньянь Сюй и Су И в полной мере оценили двусмысленность этой фразы, прочие же намека не уловили. Оба венценосных супруга покраснели от досады и смущения, но что они могли поделать с несносным бесенком?

Отобедав здесь же, в Морозном тереме, император и императрица возвратились во Дворец Наслаждений, где их уже давно ожидал Ваньянь Ся. Увидев Ваньянь Сюя и Су И, второй принц поднялся с кресла и спросил:

— Стоит ли начинать лечение? Похоже, вы и без того вполне счастливы и довольны жизнью.

— Конечно! Конечно, стоит! — воодушевился император. — Но ты же сам говорил, потребуется еще несколько дней, чтобы убедиться в том, что способ вполне надежный.

— Ждать дольше смысла нет, — ответил Ваньянь Ся. — Всё уже готово. Но я не зря предупреждал, что это средство очень сильное. Если мы начнем лечение, нужно будет непременно довести его до конца. Су И, я не сомневаюсь в твоей выдержке и стойкости, но уверен ли ты, что не сдашься на полпути?

Су И ответил вопросом на вопрос:

— А что случилось с кроликом, на котором ты проводил опыты? Он умер от боли?

На бесстрастном лице Ваньянь Ся появилась едва заметная улыбка.

— Нет, кролик сильно растолстел — у него здоровый аппетит, болезнь не оставила никаких последствий.

— Ну, вот тебе и ответ, — улыбнулся Су И. — Даже маленький слабый зверек жив и здоров. Немного боли — не так уж оно и страшно. Зато сломанная нога станет крепкой, как и прежде. Разве это не чудо? Ради него нетрудно и потерпеть.

Ваньянь Ся кивнул:

— Ну, раз уж ты сам так говоришь, можем приступить к лечению хоть сейчас. Известно, что полководец Гуань Юй разговаривал и беззаботно смеялся, когда великий целитель Хуа То срезал пораженную ядом плоть с его кости. Думаю, ты не менее вынослив, чем Гуань Юй, но боюсь, что кое-кто другой может не выдержать… — Он взглянул на императора и ехидно ухмыльнулся: — Видишь ли, бывает и так: рана на теле одного, а боль на сердце другого.

Ваньянь Сюй с трудом выдавил улыбку. Слушая, как Ваньянь Ся рассуждает о болезненном лечении, он тревожился не на шутку. Император заглянул в глаза возлюбленного супруга и увидел, что в них нет ни тени страха, только радость и надежда. Но сам Ваньянь Сюй боялся, боялся до дрожи. Стоило ему подумать о том, что Су Су обречен на новые муки, как сердце разрывалось на части. Почему, ну почему страдания вновь выпадают на долю Су Су, ведь очевидно… очевидно, что единственный, кто их заслужил — это он сам, Ваньянь Сюй. Император тревожился за Су И, терзался угрызениями совести, ощущал, как всё внутри сжимается от боли — и в полном смятении чувств проследовал за вторым принцем и супругом во внутренние покои.

91.

Ваньянь Сюй и Су И наблюдали, как полупрозрачная мазь медленно впитывается в кожу искалеченной ноги, мышцы которой уже начали заметно усыхать. Трудно было поверить, что такое простое средство сможет привести к полному исцелению.

— Су Су, тебе больно? — с беспокойством спросил император.

Он так сильно сжимал руку супруга, что казалось, сам подвергается мучительному лечению и страдает от невыносимой боли.

— Вовсе нет, — ответил Су И, похлопывая Ваньянь Сюя по руке, чтобы успокоить.

В глубине души он принял твердое решение: как бы ни было плохо, он ничем этого не выдаст, будет вести себя так, словно всё в порядке. Одного взгляда в лицо императора хватило, чтобы увидеть, как он напряжен — настолько, что с трудом держит себя в руках.

— Как это может быть? Ведь Ся-эр предупреждал, что будет очень больно.

Император неловко погладил искалеченную ногу, пытаясь убедить сам себя, что хоть немного облегчает страдания Су И.

На это Ваньянь Ся невозмутимо заметил:

— Что толку? Боль еще не пришла. Но через пару часов, если ты возьмешь нож и станешь срезать с ноги мясо, даже так не сумеешь заглушить боль от лекарства. — Увидев, что Ваньянь Сюй мгновенно побелел как полотно, второй принц презрительно фыркнул и добавил: — Не тебе же страдать придется. Что ж ты трусишь сильнее, чем Су И?

Так он пытался успокоить императора, но глаза Ваньянь Сюя покраснели, и, глядя на младшего — пусть и не родного — брата, император с жаром воскликнул:

— Лучше бы на его месте был я! Лучше бы моя нога была сломана! Пусть бы мне пришлось пройти через эти страдания!

Ваньянь Ся ничего не ответил, вспоминая тот день, когда император явился умолять его спасти Су И жизнь. Тогда Ваньянь Сюй так долго простоял на коленях в снегу, что у него самого едва не отнялись ноги, но он боялся лишь одного: что помощь не успеет к его возлюбленному вовремя. Второй принц тихонько пробормотал себе под нос строки известного стихотворения:

Чтó есть любовь, — спрошу я этот мир, — та сила,

Что обещаньем жизнь и смерть соединила?*

Затем он взял свой медицинский сундучок и направился к двери.

Но тут его негромко окликнули. Ваньянь Ся обернулся, и Су И, серьезно глядя ему в глаза, попросил:

— Пожалуйста, займи чем-нибудь Шу-эра, не позволяй ему сюда приходить.

Второй принц хорошо понимал смысл этой просьбы и после долгого молчания кивнул: