Юй Цан втайне торжествовал: «Теперь этот мальчишка не только не станет чинить мне препятствия, но и превратится в самого надежного свидетеля. Поистине, Небеса на моей стороне!» Когда генерал бросил взгляд на погруженного в глубокий сон Су И, губы его тронула зловещая улыбка. «Посмотрим, удастся ли тебе на этот раз избежать смерти, — подумал он. — Хе-хе, ты пока еще жив, но теперь уже поздно повернуть всё вспять. И поделом! Ты же мужчина, полководец, не годится тебе быть сердобольным и жалостливым, точно слабая женщина. Распустил по-бабски слюни! Про таких деликатно говорят «у него доброе сердце», а на деле это называется «он смерти ищет». Все неприятности ты сам на себя накликал, больше тут некого винить».
Поскольку Су И теперь являлся государственным преступником, но по-прежнему оставался императрицей, Юй Цан поспешил без проволочек доставить его во дворец, чтобы доложить императору о завершении своей миссии. Вместе с ними возвратился и наследник Ваньянь Шу.
***
А во дворце Ваньянь Сюй и Цзы Нун от беспокойства не находили себе места. Небо на востоке уже начало едва заметно светлеть, когда главный дворцовый евнух провозгласил:
— Генерал Юй Цан просит аудиенции!
Ваньянь Сюй, холодея, встал и обменялся взглядами со своей верной помощницей. На лицах обоих отразилась затаенная тревога. Затем император снова опустился в кресло и тихо приказал:
— Впустить.
В душе у него поднялась целая буря чувств.
Через минуту на пороге появились генерал Юй и Ваньянь Шу. Увидев бледное, застывшее лицо маленького наследника, его растерянные глаза, Цзы Нун ощутила, как сердце сжала ледяная рука. Неверной походкой девушка отступила назад и прислонилась к колонне. Тут она услышала голос Ваньянь Шу, такой ровный и безжизненный, словно говорил не мальчик, а деревянная кукла:
— Отец-император, ваш сын и верноподданный отправился вместе с генералом Юем, чтобы по высочайшему повелению задержать беглого преступника Су И. Нам удалось успешно выполнить возложенную миссию. При аресте преступник оказал ожесточенное сопротивление, что же до его злодеяний… его злодеяний… он полностью сознался…
Закончить официальный доклад наследник не смог — он ведь был всего лишь ребенком и не сдержал слез, которые медленно покатились по щекам. Отвернувшись, он добавил:
— Я устал. Вернусь в свои покои. Отец-император, вы… решайте не торопясь… пожалуйста, помните… о здравии и благоденствии.
После того, как Ваньянь Сюй услышал доклад сына, могли ли у него остаться хоть малейшие сомнения? Цзы Нун, Цзы Янь и Юй Цан украдкой бросали на него вопросительные взгляды. В мерцании свечей лицо императора казалось спокойным как озерная гладь, словно ни любовь, ни привязанность для него не существовали. Но никто не видел, как под столешницей с резными драконами руки императора сжались в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а короткие ногти вонзились в ладони до крови.
Прошло немало времени, прежде чем Ваньянь Сюй наконец нашел в себе силы заговорить, но голос его остался безупречно ровным:
— Мы благодарим генерала Юя за труды. Где сейчас находится императрица?
— Ваш покорный слуга опасался, что императрица продолжит сопротивляться и причинит вред себе или другим. Чтобы не допустить беды, я заблокировал жизненно важные точки этого человека, и сейчас он всё еще пребывает в глубоком сне. Желает ли Ваше Императорское Величество свершить суд? В этом случае ваш покорный слуга распорядится, чтобы арестованного немедленно доставили сюда.
Ваньянь Сюй промолчал, и вскоре два императорских телохранителя ввели «заговорщика». Отблески свечей заплясали на красивом лице с тонкими изящными чертами; теперь это лицо выглядело изможденным, бледным, осунувшимся. Су И поднял глаза на императора, вознесенного превыше всех людей в Поднебесной, и встретил его неотрывный взгляд, такой отчужденный и пустой, что сердце невольно сжалось от боли. Повесив голову, Су И тихо сказал:
— Ваньянь Сюй, ты… просто убей меня.
Он и сам понимал, что говорит полную чушь. Он просил императора всего лишь о быстрой смерти. Но на самом деле, если бы он мог отдать жизнь, чтобы хоть немного облегчить боль, которую сам же и причинил Ваньянь Сюю, он бы сделал это, не задумываясь ни на минуту. Пусть бы его тело медленно разрезали на тысячу кусков, он бы по доброй воле, даже с радостью согласился на такую казнь. Ведь, похоже… он снова нанес императору сокрушительный удар в самое сердце.
Ваньянь Сюй по-прежнему не сводил с него пристального взгляда, но, когда Су И опустил голову, длинные волосы упали темной шелковой завесой, и теперь император ничего не мог прочесть на этом лице. Он смотрел на своего Су Су — и не узнавал его, словно видел впервые в жизни. Цзы Янь и Юй Цан с растущей тревогой наблюдали за этой молчаливой сценой.
Наконец Ваньянь Сюй заговорил:
— Су Су, подними голову. Это так… это словно совсем не ты.
Су И поднял голову и опять встретил его взгляд — но от прежней пустоты в нем не осталось и следа. Там, в этих глазах, была нежность и теплота, а еще — боль и безысходность. Су И почувствовал, как защипало веки, и снова уронил голову. В грудь бил тяжелый неумолимый молот, удар за ударом превращая сердце в кровавый ошметок. Как бы он хотел прямо сейчас, на месте, признаться Ваньянь Сюю, что ему, Су И, выкрутили руки, что на самом деле… он уже давно не хотел никуда бежать…
— Победитель судит, проигравший — уже осужден. Су И умоляет лишь даровать ему быструю смерть.
Он опасался, что даже смертью не искупит вину, но, кроме этой жалкой жизни, что еще мог он отдать Ваньянь Сюю в благодарность за всю его заботу и ласку?
Император горько рассмеялся:
— Нет, Су Су, ты ни капли не изменился. Как всегда, только о смерти и думаешь. — Он бросил взгляд на бледно-розовую полоску неба за окном. — Скоро рассвет. У тебя за плечами трудный день и тяжелая ночь, ты устал. Будет неплохо насладиться купанием, дать телу отдых. Генерал Юй, ты тоже ступай и отдохни.
Юй Цан и Цзы Янь ошеломленно уставились на императора. Генерал Юй не поверил собственным ушам и открыл было рот, чтобы возразить, но так и не осмелился вымолвить ни слова. Ваньянь Сюй взглянул на него и мрачно усмехнулся:
— Не стоит беспокоиться. Да, в Нашей душе есть место чувствам, но они никогда не заставят Нас попрать закон. Завтра соберутся министры двора, Мы рассмотрим это дело и должным образом… должным образом дадим исчерпывающие разъяснения. Но, пока новый день еще не настал, Мы всего лишь желаем подарить Су Су… последние минуты нежности.
Эти слова полоснули ножом по сердцу. Стоя за колонной, Цзы Нун давно уже тихо обливалась слезами, теперь же, не в силах сдержаться, начала всхлипывать в голос.
55.
И вот перед нами вновь большая императорская купальня Дворца Наслаждений.
Над водой поднимается пар, за его пеленой на ступенях бассейна смутно маячат две тени — два сплетенных в объятиях мужских тела...
— Су Су, ты еще помнишь нашу первую схватку в купальне? — послышался мягкий голос императора.
Су И мирно покоился на груди Ваньянь Сюя, в кольце его рук, и, закрыв глаза, хранил молчание.
— Ваньянь Сюй, просто убей меня, — неожиданно сказал он. — Ты… тебе совсем ни к чему так обращаться со мной.
Сердце его терзала мучительная боль, как и в день, когда он услышал страшную весть о гибели родной империи. Только сейчас оно обливалось кровью за того самого человека, кто уничтожил Великую Ци.
Ваньянь Сюй, казалось, даже не слышал этих слов. Он снова и снова зачерпывал ладонью воду, плескал на тело Су И, нежно поглаживал его и продолжал говорить о своем:
— Тогда ты потряс меня до глубины души. Ты сразу понял, что не противник мне, но продолжал бороться на пределе возможного — словно смертельно раненный, но неукротимый дикий зверь. Неудивительно — ты так долго подвергался пыткам, что силы были уже на исходе, я прав? Су Су, если бы ты знал тогда, что несгибаемое упорство предопределит твою дальнейшую судьбу, скажи, ты бы смягчился хоть немного? Ты уступил бы мне в тот день?
Су И печально вздохнул, но не произнес ни слова. Казалось, Ваньянь Сюй и не ждет от него ответа.
— Но я и сам был к тебе слишком жесток, — продолжал он. — Я и знать не знал, как это — беречь того, кого любишь, разделять с ним думы, чаяния, жизнь. — Он провел пальцами по длинным прядям волос Су И, плававшим на поверхности воды, и вдруг улыбнулся с мягкой печалью: — Су Су, в то время… я причинил тебе много боли, верно?
— Ваньянь Сюй… прошу… умоляю, не надо так!..
Голос изменил Су И, дыхание перехватило от подступающих слез. Лишившись последних сил, он обмяк и словно растворился в объятиях супруга. Еще немного — и он навсегда покинет эти объятия, но почему теперь, почему только теперь он понял, какими теплыми и желанными они могут быть?
Ваньянь Сюй в тишине прижимал своего возлюбленного к сердцу. Лицо императора было влажным — то ли от воды, то ли от слез. Долго тянулось молчание, и наконец он тихо произнес:
— Су Су, скажи мне, тебя ведь подставили, да? Скажи мне всё, и я помогу, я найду решение. Ты же мой Су Су, я никогда — слышишь, никогда! — не оставлю тебя без поддержки.
Ваньянь Сюй всё крепче и крепче сжимал супруга в объятиях, а в душе всё росла и росла тревога — ведь он цеплялся за последнюю надежду.
В полном смятении Су И вел яростную борьбу с самим собой. Он и вообразить не мог, что всё так обернется. Ваньянь Сюй недаром называл его слишком мягкосердечным — кто угодно в любой момент мог использовать жизни его соотечественников для шантажа и с легкостью добиться желаемого. Пока в руках врагов находится этот козырь, пусть даже на кону будет стоять собственная жизнь Су И или его судьба в посмертии, он не колеблясь пожертвует всем. Однако, нежась в объятиях искренне любящего мужчины, он мало-помалу начал терять решимость. Ему отчаянно не хотелось снова ранить Ваньянь Сюя, и Су И впервые задумался о том, стоит ли игра свеч и не попытаться ли разрушить коварные замыслы шантажистов.