Сюй Цзиньхуа очень сдержанно поведал о своих чувствах, но, вглядевшись в его безутешное лицо, Су И понял, что в глубине души старый друг, должно быть, жестоко страдал, глядя на всё, что происходит вокруг. Цзиньхуа полагал, что для борьбы необходимы такие люди, как генерал Су — однако пленник сам оказался в крайне щекотливом положении, и собственное будущее виделось ему исключительно в мрачном и незавидном свете. Су И вспомнил последние события, которые разбили его сердце и повергли в пучину уныния. Он судорожно стиснул руки друга и не проронил ни слова. Взгляды их встретились, и в глазах обоих читалась невыразимая скорбь и глухая тоска.

Молчание затянулось. Цзы Нун, тихо стоявшая неподалеку, решила, что атмосфера становится слишком уж траурной. Прямая и открытая по натуре, девушка не смогла остаться в стороне:

— Молодой господин Сюй, вы же ученый муж, неужели не знаете, что главное для ученого мужа — здравый смысл? Сами видите: простые люди не горят желанием вернуться в прошлое и снова продавать собственных детей, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Почему же вы, люди просвещенные, восстаете против Цзинь Ляо, цепляясь за свою так называемую верность? Как по мне — это не та верность, что достойна уважения. Это слепая, бездумная преданность. Хм, даже такой ничтожной служанке, как я, известна древняя мудрость: «Главное — народ, затем — страна, и лишь на третьем месте — государь». Неужели ни разу не слышали? Кроме того, наш император прежде всего печется о народе: не насаждает силой обычаи Цзинь Ляо, не позволяет притеснять и унижать бывших подданных империи Ци. Когда молодой господин Су станет императрицей, оба народа, словно любящие супруги, будут жить одной дружной семьей. На этой земле воцарится мир и согласие, что тут плохого?

В комнате повисло гнетущее молчание: в простоте душевной девушка затронула скользкую тему предстоящей свадьбы и коронации. Су И мгновенно покраснел до кончиков ушей. От стыда перед старым другом захотелось провалиться сквозь землю, и пленник обреченно повесил голову.

Сюй Цзиньхуа задумчиво смотрел на него, казалось, целую вечность.

— Жэчжи, — произнес он наконец, — мы вместе подвизались на государственной службе и сразу стали добрыми друзьями. Я всегда считал тебя близким человеком — тем, кто способен меня понять, кому я могу довериться во всем. Хотелось бы высказать то, что у меня на сердце, только, боюсь, ты превратно истолкуешь мои слова и решишь, будто я тебя презираю. Сумеешь ли ты выслушать и не держать обиду?

— Что уж теперь!.. — горько усмехнулся Су И. — Словом больше, словом меньше — хуже не будет. Есть что сказать — скажи, упреков ты от меня не услышишь.

Слова так и вертелись на языке, но Сюй Цзиньхуа затолкал их поглубже. Потом, после долгих колебаний, всё же решился заговорить:

— Вот что я думаю, Жэчжи: если ты и Ваньянь Сюй питаете друг к другу искренние чувства, почему бы тебе не стать его императрицей?

Су И оторопел — он никак не ожидал услышать от друга такие речи. Пленник удивленно вскинул голову и уставился на Цзиньхуа. Тот поспешил объясниться:

— Жэчжи, как я уже сказал, у меня и в мыслях нет насмехаться над тобой и унижать твою мужскую гордость. Вот что я имел в виду: если в глубине души ты привязан к Ваньянь Сюю, хотя бы немного, если ты не питаешь к нему отвращения — значит, в том, чтобы стать императрицей, нет ничего дурного. Как заметила эта девушка, главное — народ. Пока народ избавлен от угнетения и может жить в мире и довольстве, не имеет значения, кто сидит на троне и кто стоит у его подножия. Увы, я познал эту истину на собственном горьком опыте, иначе никогда бы не произнес подобные слова. Прежде трон Великой Ци занимал истинный Дракон и Сын Неба — и к чему это привело? Даже те немногие, кому посчастливилось жить на богатых, плодородных землях, не могли себя прокормить и были вынуждены продавать собственных детей. Что уж говорить о жителях бесплодных пустошей или мест, что постоянно страдают от разгула стихий? Я слышал, в тех краях даже людоедство стало привычным делом. Пусть новый император — выходец из Цзинь Ляо, но смело можно сказать: он любит подданных, как собственных детей. Если отбросить ненависть, позабыть о том, что он завоевал нашу родную страну, я могу открыто признать: этот человек достоин глубокого восхищения. Жэчжи, я всегда хорошо понимал твою натуру. Раз уж так сложились обстоятельства, не нужно громоздить на своем пути всё новые препятствия, в этом нет никакого смысла! По сути дела, если кто и виноват во всех твоих бедах, так это бывший император Ци, которому ты всегда служил верой и правдой. Разве не так?

Не успел Су И открыть рот, чтобы ответить, как Цзы Нун в полном восторге захлопала в ладоши:

— Этот молодой господин рассуждает очень разумно, он и правда заслуживает звания ученого мужа! Я полностью согласна, только ни за что не смогла бы так хорошо разложить всё по полочкам. — Девушка обратилась к Су И: — Молодой хозяин, прислушайтесь к своему другу! Снимите с сердца тяжкий груз, хватит уже изводить себя день за днем! Не будь вы с Его Величеством заклятыми врагами, вы могли бы найти в нем верного друга и родственную душу — разве это не ваши собственные слова?

Долго Су И хранил задумчивое молчание — и наконец громко вздохнул:

— Даже если бы я хотел дать отказ, разве волен я распоряжаться своей судьбой? Император держит в заложниках моих друзей и близких. Как я могу ему противостоять? — С этими словами пленник посмотрел в окно и добавил, словно рассуждая сам с собой: — Вот уже весна на исходе… а там не за горами и свадебная церемония.

34.

Алое одеяние, инкрустированная жемчугом роскошная корона, стол, заваленный всевозможными поясами, подвесками и прочими украшениями из бесценного белого нефрита… Ваньянь Сюй смотрел на всё это ласкающее взор великолепие, приготовленное для свадебной церемонии, и чувствовал, как сердце трепещет от неподдельного восторга. Су Су, человек, которым император бредил дни и ночи напролет, завтра станет его законным и истинным супругом, а также первым мужчиной-императрицей в истории Цзинь Ляо.

— В покоях Су Су всё подготовлено для церемонии? — спросил Ваньянь Сюй у Цзы Лю.

Лицо доверенной служанки осветилось широкой улыбкой.

— Разумеется, всё готово, и стол там так же ломится от изысканных украшений. У Вашего Величества нет ни малейшего повода для беспокойства!

Император улыбнулся в ответ:

— Я и сам понимаю, что задаю глупые вопросы. Но я так взволнован, что просто не знаю, куда себя девать. Цзы Лю, я еще никогда ничего подобного не испытывал. Ну как тебе объяснить? Схожу с ума от счастья — и одновременно умираю от беспокойства. Сам от себя не ожидал… За всю свою жизнь я был свидетелем множества судьбоносных событий. Но мне еще не приходилось участвовать в церемонии коронации императрицы — хотя ее, конечно же, не сравнить по значимости с восхождением на трон или, скажем, с переносом столицы. А ведь все эти церемонии я тщательно спланировал и провел уверенно и хладнокровно. Зато сегодня… сегодня…

Цзы Лю молча наблюдала, как господин кружит по комнате. Его лицо, обычно спокойное и невозмутимое, сияло чистым восторгом, а слова лились бесконечным потоком, что было ему и вовсе несвойственно. Наконец девушка не выдержала и, смеясь, прервала императора:

— Ваше Величество сами сказали, что повидали на своем веку множество судьбоносных событий. Неужели сегодня вы не в силах совладать с собственными чувствами? Уже завтра молодой хозяин станет вашей императрицей…

По лицу императора расплылась широкая, от уха до уха, улыбка. Цзы Лю безнадежно покачала головой и подумала: «Он так счастлив, что говори не говори — всё как об стенку горох».

В нетерпении потирая руки, Ваньянь Сюй неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, Цзы Лю, чем сейчас занят Су Су?

Девушка улыбнулась и ничего не сказала, но про себя заметила: «Чем он занят? Ну и вопрос! Конечно, возмущается и честит вас на все корки. А может, всё еще не смирился и думает, как бы отвертеться от этого брака».

Разумеется, высказать свои соображения вслух Цзы Лю не осмелилась. Видя, как хозяин светится от счастья, она никогда бы не решилась безжалостным словом правды погасить его искреннюю радость и вонзить в любящее сердце нож.

Но и сам Ваньянь Сюй, казалось, не ждал ответа. Бросив взгляд на покои Су И, император заметил, что они сияют огнями, и пробормотал, словно размышляя вслух:

— Су Су, должно быть, тоже всю ночь глаз не сомкнет…

Долго еще Ваньянь Сюй молча вглядывался в заветные окна, затем резко повернулся к Цзы Лю и приказал:

— Идем, будешь сопровождать Нас к Су И. Мы желаем его видеть.

Девушка всполошилась. «Генерал Су наверняка сейчас рвет и мечет… Если император примчится со своими восторгами, тут молодому господину и представится случай сорвать на нем досаду», — подумала она и поспешила отговорить хозяина от опрометчивой затеи:

— К чему проявлять нетерпение, Ваше Величество? Завтрашнюю ночь вы проведете вместе в покоях для новобрачных, среди свадебных свечей. Согласно обычаям Великой Ци, жених и невеста не должны видеться накануне церемонии. Осталось совсем недолго, неужели у вас не хватит сил подождать?

— А Мы не из Великой Ци, — рассмеялся Ваньянь Сюй, — так что Нам вовсе не обязательно соблюдать местные обычаи. Сам не знаю почему, хочу его видеть прямо сейчас. Не желаю терять ни минуты!

Не дожидаясь помощи Цзы Лю, он без церемоний набросил на плечи накидку и поспешил из покоев прочь. Девушка ни на шаг не отставала от хозяина. Ее грызла тревога — и в то же время разбирал смех.

Догадка Цзы Лю оказалась верна: Су И действительно занимался тем, что с похоронным видом обозревал свадебный наряд и бесчисленные драгоценные украшения. Цзы Нун, попеременно используя то кнут, то пряник, заставляла его учить назубок завтрашний торжественный церемониал. В качестве пряника выступали тысяча уговоров и десять тысяч просьб, ну а удары кнута ожидаемо приходились по единственному уязвимому месту пленника. Терпение Су И было уже на исходе, однако он подходил к делу со всем возможным усердием, страшась допустить промах и опозорить Ваньянь Сюя в самый ответственный момент. Малейшая оплошность станет смертным приговором друзьям и их родственникам, которые — Су И не сомневался — томились в заточении в императорской темнице.