Изменить стиль страницы

Глава 32

Эльза

Эйден не пишет мне.

Я не сплю всю ночь, пытаясь закончить домашнюю работу, но все, что я делаю, это смотрю на свой телефон, как ненормальная.

Хаотичные мысли врываются в разум все сразу, и ни одна из них не положительная.

Я ненавидела, что он уехал со своим отцом. Однако, когда он написал мне в своей обычной грубой манере, как только сел в машину, я подумала, что все в порядке.

Может, и нет.

Дядя пришёл проведать меня, прежде чем лег спать. Я не пропустила, как он едва встретился со мной взглядом. Его темные круги стали более заметными, будто он не спал несколько дней.

Возможность быть причиной этого сокрушает меня.

Я не видела тетю с тех пор, как подслушала их разговор, и это к лучшему.

Я все еще не знаю, как вести себя с ними.

Со стоном я отталкиваюсь от стола и бросаюсь всем телом на кровать. Бесполезно заниматься, когда я часами читаю один и тот же абзац.

Я пишу Эйдену.

Эльза: Ты в порядке?

Я прикусываю губу, ожидая, что он прочтёт.

Ничего.

Черт.

Я бросаю телефон под подушку и закрываю глаза.

Утром все будет хорошо.

Маленькая рука обхватывает мою маленькую.

Тот, кого не следует называть по имени?

Я бросаю взгляд на него, на его красивые брюки и туфли. На его взъерошенные черные волосы, ниспадающие на лоб, как шелк.

Он улыбается мне сверху вниз с огоньком в темных глазах.

Его улыбка подобна солнцу.

Редкая, но ослепительная.

Мне нравится его улыбка. Она заставляет меня чувствовать себя в безопасности.

Почему я не такая красивая, как он?

Я девочка, верно?

Я должна быть красивее того, чье имя не будет названо.

— Могу я теперь произнести твое имя?

Он подносит указательный палец ко рту.

— Шшш.

— Шшш, — повторяю я, слезы наполняют глаза. — Маме это не нравится.

Он крепче сжимает мою руку и ведет меня в сад за домом. Кусты растут по обе стороны от нас, как стены.

Папе не нравится, когда я прихожу сюда.

— Эти монстры здесь, — говорю я тому, чье имя не будет названо.

— Ш-ш-ш, — он указывает на дом.

Ма стоит у окна и красит губы красной помадой.

— Папе это не нравится, — говорю я, съеживаясь у него за спиной.

Тот, кого не назовут, ускоряет шаг. Я бегу трусцой, наблюдая, как его рука сжимает мою.

Это знакомо.

Это безопасно.

Это.. счастливо.

— Я скучаю по тебе. — мой голос дрожит. — Мне одиноко без тебя. Ма иногда ходит к этим монстрам.

— Шшш. — он указывает вперед.

Он высокий, поэтому я наклоняюсь в сторону, чтобы посмотреть мимо него.

Я с визгом останавливаюсь, ноги прилипают к траве.

Озеро.

Темное, черное озеро.

— Нет, нет...

— Шшш!

— Нет! Я не пойду туда. Я не хочу туда идти! — я кричу, мой голос срывается от рыданий.

Мое сердцебиение учащается, и все в груди болит. Я пытаюсь отстраниться от того, чье имя не будет названо, но его хватка усиливается.

Как будто он не может отпустить меня, даже если бы захотел.

Нет, пожалуйста.

В пасмурную погоду мутное озеро кажется почти черным. Это озеро отняло у меня все. Всё.

— Илай, пожалуйста. Оно пугает.

Он останавливается, и его лицо превращается в размытое пятно.

— Тебе не следовало произносить мое имя.

Его рука выскальзывает из моей.

Мои пальцы сжимают воздух в кулак, когда я пытаюсь схватить его.

Нет.

Нет.

Его спина единственное, что я вижу, когда он целеустремленно шагает к озеру.

— И-Илай?

Он не оборачивается.

Черный дым поглощает его до тех пор, пока я едва могу его видеть. Я бегу за ним на дрожащих маленьких ножках.

Спотыкаясь, я чуть не падаю.

— Илай, развернись... не уходи, пожалуйста... Мне т-так жаль... н-не... уходи.

Что-то теплое касается моих пальцев ног.

Я останавливаюсь на берегу озера.

Черная вода покрывает мои ноги, и мои конечности начинают дрожать.

Илай идет вглубь озера. Видна только его голова.

— Илай! — я кричу.

Я хочу пойти и спасти его.

Я хочу вернуть его, но, если я это сделаю, эти монстры в воде заберут меня. Эти монстры забирают Илая.

— Илай, в-вернись! Вернись!

Его голова исчезает под водой и не всплывает на поверхность.

— ИЛАЙ!!!

Я резко просыпаюсь, по щекам текут слезы.

Илай.

Илай...

Нет, нет, нет, это неправда.

Илай не сделал этого.

Его не могло не стать.

Тошнота подступает к горлу, и я бегу в ванную. Я падаю коленями на твердые плитки и опорожняю желудок в туалете.

Я остаюсь на месте даже после того, как заканчиваю, переводя дыхание.

Слезы текут по щекам и капают на руки.

— Илай... — я всхлипываю. — Илай это тот, кого не следует называть по имени.

Почему его нельзя называть по имени и почему его больше нет в моей жизни?

Я сжимаю голову руками и бью по ней кулаком снова и снова.

Почему я не могу вспомнить? Почему, черт возьми, я не могу вспомнить?

Мое сердце почти разрывается от сокрушительной волны горя.

Это, как если бы мою грудь разорвали и разрезали на части, и все, что я могу делать, это смотреть.

Точно так же, как я наблюдала, когда Илай вошел в то озеро, а я не могла последовать за ним.

Илай.

Кто, черт возьми, такой Илай и почему я вдруг чувствую, что мне не хватает большой части себя?

— Илай...

Его имя звучит в сдавленном рыдании.

Зуд под кожей впивается в руки и кисти, как иголки. Я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги и снова и снова мою руки.

Я не останавливаюсь даже после того, как кожа становится красной. Я хочу использовать отбеливатель на своих руках.

Но даже это не сделает их чистыми, не так ли?

Я смотрю на свой растрёпанный образ в зеркале. Мои волосы торчат во все стороны, а глаза налиты кровью. Слезы оставляют полосы на бледных щеках.

Это не просто какая-то боль.

Это хроническая боль.

Илай был кем-то важным из моего прошлого, что я стерла его так же, как стерла маму и папу.

Так же, как я стерла все.

— Что с тобой не так? — шепчу я своему отражению. — Почему ты не можешь быть нормальной?

Знаете что?

Достаточно.

Мне надоело ставить чужое благополучие выше своего собственного. Я пойду к дяде и потребую, чтобы он рассказал мне все, что знает.

Я потребую, чтобы он отвез меня обратно в Бирмингем.

В течение десяти лет я думала, что смогу выжить, не зная своего прошлого.

Но без корней нет будущего. Я навсегда застряну в этом вихре эмоций и пугающих кошмаров.

И горе.

В сокрушительном горе.

Я едва могу дышать, думая об Илае. Дядя должен рассказать мне, кто такой, черт возьми, Илай.

Умывшись и приведя себя в порядок, я надеваю форму. Выходя из своей комнаты, я проверяю телефон, но от Эйдена по-прежнему нет сообщения.

Мое сердце еще глубже погружается в свою полость, но я проглатываю боль. Я выхожу из комнаты с решимостью, бурлящей в венах.

Сегодня я посмотрю в лицо своим страхам.

Сегодня я узнаю все, что тетя и дядя скрывали в течение многих лет.

Это больше не вариант. Сейчас в этом есть необходимость.

Я спускаюсь по ступенькам, глубоко дыша и собирая все мужество, которое у меня есть в костях.

Это первый раз, когда я потребую информации о своём прошлом.

Я рассчитываю на понимание дяди. Будем надеяться, что он не передумает.

— Она наверху, — говорит тетя напряженным тоном. — Давай поговорим в другом месте.

Я останавливаюсь у подножия лестницы в углу гостиной, откуда доносится ее голос.

Итак, вчера ночью она вернулась домой.

— Это такое же хорошее место, как и любое другое.

Мои мышцы напрягаются от этого голоса.

Голос, который я никогда не хотела слышать в своем доме.

Никогда.

Может ли быть, что я что-то подслушиваю?

Наклонившись вбок, я слегка заглядываю.

Я закрываю рот рукой, подавляя вздох.

Это он.

Джонатан Кинг.

Джонатан, блядь, Кинг сидит на стуле во главе гостиной. На нем черный костюм, который, кажется, прямо с показа мод Armani.

Тетя и дядя сидят на диване напротив него.

У меня есть вид сбоку, но я могу разглядеть выражение ужаса на лице тети и почерневшие черты дяди.

Что, черт возьми, происходит?

— Мистер Кинг, — говорит дядя уважительно спокойным тоном. — Пожалуйста, давай поговорим снаружи.

— Я бы предпочел поговорить прямо здесь.

Он выглядит совершенно расслабленным, как будто он хозяин этого места и всех, кто в нем находится.

Ясно, от кого Эйден получил свою приводящую в бешенство уверенность.

— Мы благодарны тебе за помощь десять лет назад, — говорит тетя. — Но мы уже вернули тебе деньги.

— Вернули мне деньги? — Джонатан невозмутим. — Ничто не может окупить спасение человеческой жизни, миссис Куинн. Если бы я не заплатил за операцию Эльзе на сердце, как думаешь, она осталась бы жива?

Мое сердцебиение учащается, ударяясь о грудную клетку и гудя в ушах.

Джонатан оплатил мою операцию? Какого черта он это сделал?

— Ты прав, — бросается тетя. — У нас не было финансов, и если бы ты не предложил щедрую руку, Эльзы бы не было рядом с нами.

— Я не щедрый человек, миссис Куинн. — Джонатан кладет локоть на подлокотник и опирается на его руку. — Я бизнесмен. Я сделал инвестиции на будущее. В конце концов, она наследница состояния Стил.

— Нет никакого состояния! — тетя вскакивает на ноги. — Она и близко не приблизиться к этой грязной империи, построенной на крови.

Наследница Стил. Империя?

Меня шатает от такого количества информации, брошенной в лицо. Я чувствую, что меня сейчас снова стошнит.

Джонатан улыбается.

— Тот факт, что империя построена на крови, делает это еще более желанным. Тебе не кажется?

— Моя Эльза и близко не подойдет ни к этим деньгам, ни к этой фамилии. Она Эльза Куинн, — огрызается тетя.

Дядя сажает ее и кладет руку ей на бедро, как будто хочет помешать ей снова подняться. Он смотрит на Джонатана с гораздо более рациональным выражением лица, чем тетя.

— Тогда ты говорил, что нет никаких условий.

— Я говорил, что нет никаких условий, но я сказал, что вернусь, когда ей исполнится восемнадцать.

Нижняя губа тети кривится.

— И чего ты хочешь, мистер Кинг? — голос дяди становится жестче. — Потому что ты не встретишься с Эльзой. Сначала тебе придется иметь дело со мной.

— При всем уважении, пройти через тебя будет не так сложно, мистер Куинн.

— Чего ты от нее хочешь? — дядя стискивает зубы, все его поведение излучает напряжение.