Изменить стиль страницы

Повсюду стояли столы и стулья, ходили дюжины людей в униформе и в больничной одежде. Некоторые были в своей одежде, в различных спортивных штанах и пижамах, ничего сдерживающего или опасного, и у многих на ногах были сланцы. Несколько человек смотрели фильм, некоторые играли в игры, а некоторые сидели за столами, глядя в пустоту. В душе Кэмерон был облегчён, что никто не был в смирительной рубашке, не кричал и не бушевал, как он представлял, когда только получил свой приговор. Он знал, что это было… предвзято, или как это называется, но фильмы и книги предоставили массовой культуре единственный взгляд на то, что происходит в психиатрической больнице, и Ривербенд явно не соответствовал этому критерию.

Рохан наклонился и тихо заговорил, чтобы слышал только Кэмерон.

— Я расскажу тебе про нескольких пациентов, пока мы здесь, но с большинством из них ты просто познакомишься, пока будешь проходить обучение. Ты никогда не запомнишь их всех, если я просто перечислю, а тебе важно их всех запомнить.

— Ладно, — ответил Кэмерон, но его взгляд двигался от человека к человеку, абсурдно ища признаки «сумасшествия». У него было предчувствие, что многие его ошибочные мнения разрушатся за время работы в Ривербенде.

— Хорошо, за столом для пинг-понга Холли Кинер и Кевин Джессоп.

Кэмерон проследил за взглядом Рохана, пока не увидел крохотную блондинку, которая была бы симпатичной, если бы не впалые щёки и желтоватое лицо, и обычного на вид мужчину средних лет с редеющими волосами.

— Холли госпитализирована из-за тяжёлой нервной анорексии и сопутствующей депрессии. Она очень хорошо справляется, так что я надеюсь, что её выпишут через месяц или около того. У Кевина пограничное расстройство личности и биполярное расстройство второй степени. Ты обнаружишь, что у большинства наших пациентов несколько расстройств, так как зачастую неврозы питают друг друга.

Кэмерону тяжело было это понять. Эти люди выглядели нормальными. Да, Холли определённо казалась слишком тощей, но напоминала Кейт Мосс в девяностых. Парень, Кевин, мог быть чьим-нибудь отцом, тренировать футбольную команду или строить дома на деревьях на заднем дворе. Но они были здесь, госпитализированные из-за сума… из-за психического здоровья.

— Так ему когда-нибудь станет лучше? Кевину?

— Тяжело сказать. Это зависит от того, насколько он готов исправить свою симптоматику и каким послушным он может быть в плане лекарств вне центра. С расстройствами личности всё сложно, потому что они скорее отражают то, как устроен мозг человека. От них нет лечения, потому что пациент просто рождается таким, но мы можем сделать многое, чтобы помочь человеку жить нормальной, функциональной жизнью. Они просто должны хотеть этого.

— А он не хочет?

— Пока нет. Он относительный новичок.

Внезапно к Кэмерону подошла молодая женщина с яркой улыбкой на лице. Она была в больничном халате, который соскользнул и открывал одно её плечо, и у неё была копна кудрявых рыжих волос. Она напомнила Кэмерону ту девчонку из «Храброй сердцем», за исключение совершенно другого окружения.

Она вытянула худую руку и протянула Кэмерону маленький, чёрный бархатный мешочек.

— Подержишь это для меня? — мило спросила она.

Кэмерон опустил взгляд на мешочек, затем перевернул его и высыпал содержимое себе на руку. Стеклянные шарики. Женщина захохотала, будто это была самая смешная вещь в мире, и Кэмерон даже увидел, как дёрнулись пухлые губы Рохана.

— Мне нужно, чтобы кто-нибудь присмотрел за моими шариками; я всегда их теряю, — сказала женщина, хихикая.

— Кэмерон, знакомься с Изобель Флэтт. Она любит знакомиться с испытуемыми сумасшедшими шутками. Это дико неприемлемо, — Рохан явно с трудом оставался строгим.

— Ты же знаешь, что тебе это нравится, — вмешалась она. — Должно нравиться, потому что ты наконец привёл мне кое-кого горячего! — она устроила большое шоу, сжимая бицепс Кэма.

— Эм, приятно… познакомиться, — заикаясь произнёс Кэмерон. Он осторожно убрал её руку со своей, как можно вежливее. Он спорил с собой, должен ли быть честным и остановить её. Это значило бы быть «открытым» в Ривербенде, но почему-то эта возможность больше восторгала его, чем ужасала, так что он продолжил. — Простите, мэм… Я, эм… Я гей.

Боковым зрением Кэмерон увидел, как взгляд Рохана метнулся к нему, но проигнорировал это. Изобель выпятила нижнюю губу, преувеличенно хмурясь, и вздохнула.

— Как и все красавчики, так ведь? Тем не менее, полагаю, мне придётся продолжать попытки вымотать этого здоровяка.

— Этому не бывать, Изобель, — ответил Рохан. Он постучал Кэмерону по плечу, затем позвал его в другую область комнаты.

— Что с ней не так? — спросил Кэмерон. — В смысле, у неё странное чувство юмора и нет границ, но она не кажется… больной.

— Не дай ей тебя обмануть. У Изобель диссоциативное расстройство личности — в ней несколько личностей.

— Ого. Не думал, что такое существует. Думал, это только в кино.

— Многие люди так думают. Большинство изображений в СМИ очень неточные, но это существует и может быть сокрушительно. Изобель сейчас в довольно стабильном состоянии. У неё три отдельных личности, но они отступили, как никогда в прошлом.

— Ого, — снова произнёс Кэмерон.

— Честно, это хорошо, что ты не увлекаешься женщинами, потому что Изобель может быть очень настойчивой.

Рохан рассказал про ещё нескольких пациентов в комнате, объясняя их заболевания, пока Кэмерон пытался всё запоминать. Он будет помогать заботиться об этих людях, а после такого месяца, который у него был, ему нужно было попытаться преуспеть в чём-нибудь… в чём угодно.

Кэмерон пошёл за Роханом, когда тот направился к выходу, но что-то поймало его взгляд. Посреди озера солнечного света от изогнутых окон, в кресле-качалке сидел мужчина. Повернувшись спиной к самой большой зоне общей комнаты, он качался вперёд-назад и бормотал себе под нос, явно отключившись от остальных пациентов. В нём что-то было, и Кэмерон подошёл ближе, чтобы рассмотреть его получше.

Мужчину так ярко освещало солнце, что Кэмерон видел, как сквозь лучи парят пылинки. Это практически придавало человеку эффект ангельского нимба. Этот вид вызывал мысли о том, как святые иногда утверждали, что слышат голоса Бога и ангелов, которые говорят с ними — как многих из них отправили бы в такое место, как Ривербенд, если бы это происходило сейчас? Эта мысль ошеломила Кэма. Его мать была католичкой, но он никогда не был религиозным. Странно, что он думает такое о незнакомце в психиатрической больнице.

Как только смог увидеть мужчину в профиль, Кэмерон замер и уставился на него. Он был намного моложе, чем Кэмерон подумал первоначально — его тело было скрыто огромным одеялом — возможно, даже младше самого Кэмерона, и он был потрясающим. У него была смуглая кожа, то ли от солнца, то ли от смешанной национальности, и солнце отражалось в его карих глазах, заставляя их ярко блестеть. Его голова была побрита, так что Кэмерон не мог сказать, какого цвета его волосы, но появляющаяся щетина казалась тёмной.

Заворожённый, Кэмерон подошёл ближе, пока едва ли не смог услышать, что парень шепчет. Всё повторялось и повторялось, пронзая тело Кэма и обвивая его сердце: «Ты можешь быть сумасшедшим, но только внутри…»

Что это значило и почему казалось таким разрушительным? Практически, будто ребёнок говорил губами мужчины; напуганный, одинокий, травмированный ребёнок.

«Ты можешь быть сумасшедшим, но только внутри…»

Кэмерон пискнул, когда тяжёлая рука хлопнула его по спине, затем осторожно сжала его шею, чтобы увести его от бормочущего пациента. Позволяя Рохану толкнуть себя к выходу, Кэмерон не мог не бросить нескольких мимолётных взглядов. Рохан остановился прямо перед дверью и отпустил Кэма, тяжело вздыхая.

— Какая у него история? — слова сорвались с губ Кэма раньше, чем у него даже появилось время их обдумать.

— У него? — спросил Рохан, снова вздыхая. — Это Джона. Он особый случай.

— Это как?

— Он приходит добровольно. Он сдаётся два раза в год, как по часам, когда его симптомы становятся очень плохими. У него отчасти есть связь с этим местом — здесь умерла его мать — так что за много лет он сделал много пожертвований. Из-за этого любое начальство всегда принимает его, без вопросов.

— Хочешь сказать, ему на самом деле не нужно здесь быть? — в замешательстве спросил Кэмерон.

Когда Рохан встретился с ним взглядом, выражение его лица было сдержанным, но Кэмерон видел, что оно скрывает множество эмоций. Рохану был дорог этот Джона.

— О нет, Джона Рэдли очень больной человек. Временами он может казаться совершенно нормальным, так что тебе следует всегда это помнить. В его досье так много акронимов (прим. вид аббревиатуры), что можно его можно использовать для проверки зрения. По большей части, доктора здесь даже не могут полностью согласиться на том, что с ним.

— Чёрт, он такой молодой.

Рохан печально кивнул.

— Ему двадцать три. Он мало говорит о себе, и врачи тоже помалкивают. Судя по тем кусочкам, что я знаю, я могу сказать, что до сих пор у него была довольно трагичная жизнь. Не удивительно, что он такой, какой есть.

— Но он достаточно адекватный, чтобы сдаться?

— У него проявляются эпизодические симптомы, которые ухудшаются в конкретные времена года, погружая его в психоз. Но да, он достаточно хорошо знает признаки, чтобы заметить их до того, как полностью оторвётся от реальности.

— Боже, — выдохнул Кэмерон, не в силах подумать, каково знать, что ты сходишь с ума, наблюдать за этим. Это было немыслимо. — Он когда-нибудь разговаривает, пока он здесь?

— Конечно. Это как колебания в течение года, во время эпизода симптомы приходят волнами. Иногда он полностью в сознании, иногда наполовину, а иногда… — Рохан беспомощно указал жестом на раскачивающуюся фигуру.