Я делаю шаг, чтобы ускользнуть из комнаты.

— Увидимся в операционной!

— Ты ничего не забыла?

Я оглядываюсь назад и вижу, как Мэтт ставит подпись в строке контракта, затем берет его для того, чтобы отдать мне. Я шагаю вперёд, и Мэтт не отводит от меня взгляд. Когда я пытаюсь забрать контракт, Мэтт не отпускает. Он указывает, что мне нужно подойти ближе, чтобы он мог мне что-то сказать.

У меня нет выбора. Я должна или наклониться, или рискнуть и заставить его говорить громче, чтобы ординатор услышал.

— Я не жалею о воскресенье, и ты не должна.

ЗДРАВСТВУЙТЕ! ОН ЗНАЕТ, ЧТО ТАКОЕ ШЁПОТ?

Я выдавливаю искренний, фальшивый смех и качаю головой.

— О, доктор Рассел, вы такой шутник. Понятия не имею, о чем вы говорите. Повеселитесь на обходе!

Затем я перехожу к хорошей, быстрой пробежке и не останавливаюсь, пока не оказываюсь в безопасности в комнате для персонала. Как только у меня появится время, я заламинирую контракт. Дважды. Если мое сердце так реагирует на несколько безобидных слов, что произойдёт, если он снова попытается меня поцеловать?!

Занимаюсь подготовкой к нашей операции, полностью сосредотачиваю свое внимание на работе. Такое чувство, что со времен моей последней операции прошло несколько лет, а не два дня. Я делаю все, что в моих силах, и поскольку у меня остаётся еще несколько минут, прежде чем мы начнем, я убиваю время, еще раз изучив дело, поэтому знаю его наизусть. Там не будет слез, перекинутых инструментов и повода, чтобы Мэтт снова на меня орал.

Я ожидаю, что он продолжит свою маленькую, утреннюю шараду, когда чуть позже зайдёт в операционную. На самом деле меня трясёт от нетерпения. У меня появилась возможность быстро заглянуть в смотровую и там, должно быть, по крайней мере, человек сорок, они как сардины, желающие понаблюдать, как сегодня работает в операционной их версия Майкла Джордана. Надеюсь, он не скажет мне ничего, что они смогут услышать. Я серьёзно отношусь к своей работе и не хочу, чтобы мои способности в операционной были омрачены вульгарными сплетнями о том, что он и я встречаемся, это важно, особенно если учесть, что мы этого не делаем.

По крайней мере, пока.

О, боже мой, ПРЕКРАТИ ДУМАТЬ О ТОМ, ЧТОБЫ ВСТРЕЧАТЬСЯ С НИМ.

Когда Мэтт проходит через вращающуюся дверь, я замираю, мои мысли в полном беспорядке. ТВОЙ РОТ БЫЛ НА ЭТОМ МУЖЧИНЕ. ТЫ СТОНАЛА, ТЫ ТЯНУЛА ЕГО ЗА ВОЛОСЫ, ТЫ...

Он осматривает всю комнату, и его взгляд останавливается прямо на мне. Я улавливаю намёк озорства в его глазах, но это проходит прежде, чем я хорошо присматриваюсь. Мэтт заканчивает проверку персонала, а я держу в руках его халат и жду, когда он подойдёт ко мне.

Его маска и налобный осветитель на месте. Я вижу лишь часть его лица и, к счастью, у меня также. Мне нравится, что в такие дни, как этот, я могу спрятаться за маской, когда мои эмоции кипят прямо на поверхности.

— А как насчёт тебя Бэйли? У тебя все готово?

Я киваю.

— Да.

Затем он обращается к комнате.

— Тогда все в порядке. Наш пациент сегодня — Хантер Ларсон. Десять лет. Ему поставлен диагноз — подростковый идиопатический сколиоз. У него искривление позвоночника, которое мы постараемся исправить с помощью заднего спондилёза. Я размещу стержень и медицинские винты от пятого шейного позвонка до четвертого поясничного. Все согласны?

Его глаза встречаются с моими. Я сглатываю и говорю со всеми остальными.

— Согласны.

Он кивает и подходит к операционному столу.

— Тогда давайте начнем.

Когда я говорю, что доктор Рассел сфокусирован на операции, я именно это и имею в виду. Мы ни о чем не говорим, кроме пациента, инструмента или лекарства. Он выполняет спондилёз, который может заставить первокурсника упасть на колени и плакать. Каждое его движение тщательное и продуманное. Вдобавок ко всему, не было криков, не было ехидных комментариев с его стороны, если я не такая быстрая, какой, по его мнению, должна быть. Он даже задерживается, чтобы помочь зашить, поэтому заканчиваем мы одновременно. Клянусь богом, я слышу, как люди в смотровой встают и медленно хлопают, когда он выходит из операционной. Вот насколько хорош он был.

Даже сейчас я немного восхищаюсь им. Мы одни, рядом моем руки. Я чувствую, что стою возле знаменитости. Я говорю сама себе перестать подглядывать на его предплечья. В нем нет ничего особенного. Повторяю, НИЧЕГО ОСОБЕННОГО.

— Ты хорошо сегодня справилась, — говорит он, нарушая тишину. Его голос имеет тот же эффект, что и спускающийся палец по моему позвоночнику.

Я улыбаюсь.

— Осторожно, это звучало, как комплимент.

Я наблюдаю за ним из-под ресниц. Он ухмыляется, но его внимание сосредоточено на руках, когда он полощет их под краном.

— Я пробую что-то новое, чтобы мои помощники и медсестры знали, я ценю их тяжёлую работу.

Мои глаза расширяются — я просто в шоке.

Он заканчивает, берет полотенце и упирается бедром в раковину и внимательно смотрит на меня, пока сушит руки.

— Хорошо, теперь, когда мы с этим разобрались, у меня есть вопрос.

О нет.

Я полностью сосредоточена на мытье рук, мои щеки краснеют.

— Какой?

Где этот проклятый ординатор сейчас?

— В этом контракте что-то говорилось по поводу нашей дружбы?

Мой желудок трепещет.

— Ох, ну... Да. Это было в добавлении два. Я... Я считаю, Линда думает, что все будет хорошо.

Он смеётся и качает головой. Думаю, он не знает, что со мной делать.

— Бэйли, ты просто нечто.

Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку.

— Просто, к слову... — Я заканчиваю мыть руки, и он протягивает мне свежее полотенце. — Я тоже не жалею о воскресенье. Это просто...

Он поднимает руки, будто понимает.

— Эй, не нужно оправдываться. Контракт преуспел в этом. — Затем он протягивает руку. — Друзья?

Я должна согласиться, любая здравомыслящая девушка пожмет протянутую руку, но в тот момент, когда мы соприкасаемся, мое нутро сжимается. Словно мы снова в его машине, срываем друг с друга одежду, отдаемся страсти. Это кажется таким интенсивным, когда его ладонь прижимается ко мне, у меня подкашиваются коленки. Я забываю, что он ждёт ответ, пока возле его рта не появляется ямочка. Он чувствует то же, что и я. Он знает, мы не сможем быть просто друзьями, и вот почему это предложил в первую очередь. Для него это игра, как контракт — игра для меня.

Его глаза говорят: Я знаю, ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, но я повременю и подыграю.

Я думала, что позаботилась о ситуации, поскольку вручила ему эти документы. Думала, это даст мне буфер, в котором так отчаянно нуждаюсь, но сейчас, знаю, этого мало, и уже слишком поздно.

Доктор Рассел хочет меня, и есть большая вероятность, что он меня получит.