Кларк Эштон Смит

ЖИВОЙ МЕЧ

The Animated Sword (2011)

– Этот клинок не продаётся, сахиб, нет, даже за десять раз по сто рупий.

Сработанный в Бенаресе, круто изогнутый, бритвенно-острый, с усыпанной самоцветами рукоятью и желобками на лезвии, содержащими маленькие жемчужины, именуемые “слёзы врага” – этим мечом мог бы гордиться сам король. Но цена, которую я предложил за него Пиру Мохаммеду – сто рупий, была высокой даже для такого оружия, и я сильно удивился, когда он отказался продать меч. Меч лежал среди товаров купца, вместе со множеством других разнообразных клинков, от скимитаров Хуссейни до куттаров и малайских крисов и, разумеется, я посчитал, что он продаётся. Я – неисправимый собиратель редкостей, и, несомненно, этот меч стал бы ценным пополнением моей коллекции.

“Почему?” – заинтересовался я.

Старый торговец мечами помедлил с ответом. При моём вопросе на его лице появилось отсутствующее выражение, словно он внезапно напомнил ему нечто давнее и далёкое. Наконец он заговорил.

– Это странная история, сахиб, и ты можешь не поверить в неё. Но, если таково твоё желание, я открою её тебе, и ты узнаешь, почему я не продаю этот клинок.

Я попросил его рассказать об этом, и он заговорил своим тонким, дрожащим голосом, поглаживая рукоять меча:

 - Давным-давно, сахиб, задолго до великого землетрясения в Кашмире, даже раньше восстания сипаев, я жил в большом городе Декана, управляемом одним из самых могущественных вождей. Тогда мне было всего двадцать лет, но мой отец умер, и я получил в наследство значительное состояние. Я стал купцом, торговцем коврами, как мой отец до меня и его отец до него. У меня не осталось родных, и был лишь один человек, которого я мог назвать другом. Это был молодой мусульманин, примерно моих лет, уроженец этого же города. Мы вместе играли, изучали Коран у одного и того же муллы, словом выросли вместе.

 - Его звали Ахмед Али. Его отец, Шер Али, был торговцем лошадьми, и это дело впоследствии перешло к его сыну. Когда Шер Али умер, мы решили поселиться вместе и хотя свои торговые дела у нас шли порознь, мы преломляли хлеб на одном столе. Не было более преданных друг другу людей, делившихся между собой всеми секретами, не позволяя ни одной женщине встать между нами.

 - Однажды вечером, когда Ахмед вернулся домой, он принёс с собой меч, тот самый, что вы видите перед собой. Он сказал, что купил его у индуса на базаре, заплатив ему значительную сумму.

 - Он запрашивал больше, – сказал Ахмед, - но я отказался столько платить, и он охотно уступил, когда увидел, что я не шучу. Воистину, казалось, что он стремится избавиться от этого меча. После того, как я заплатил, он рассказал мне, что меч был похищен у великого раджи, человека, воевавшего с ферингами[1].

 - И берегись, – добавил он, - этой проклятой вещи, одержимой дьяволом. Думаешь, я продал бы его тебе за десятую часть настоящей цены, если бы это было не так?”

 - С этими словами он ушёл, не сказав больше ни слова, когда я догнал его, чтобы побольше расспросить о мече.

 - Что он имел в виду, сказав, что меч одержим дьяволом? – спросил я.

 - Не знаю, – беспечно ответил мой друг. - Я ещё не видел его. Несомненно, это всего лишь индусский дьявол, а не истинный сын Иблиса. Такой может вредить только неверным, вроде того человека, у которого я его купил. Но это хороший клинок, и одержимость одним-двумя дьяволами может сделать его только сильнее .

 - Берегись, – сказал я, - чтобы враг рода человеческого не овладел тобой.

 - Ахмед рассмеялся и ушёл в свою комнату. Он носил этот меч, когда утром отправился по делам, и в течение нескольких следующих дней.

 - Как-то утром, наматывая свой тюрбан, я услыхал грохот в его комнате, словно что-то свалилось на пол, и через мгновение вбежал полуодетый Ахмед, бледный от ужаса и дрожащий всем телом. Глаза его были дико выпучены, будто он только что увидел нечто ужасное и необъяснимое.

 - Стуча зубами ему удалось выдавить что-то бессвязное, но я смог различить только:

 - Меч! Меч!

 - Ты имеешь в виду индусский клинок? – спросил я.

 - Его возбуждение немного утихло, и он смог говорить яснее.

 - Воистину, этот индус не обманул. Могу поклясться, что меч одержим не одним, а множеством дьяволов – столькими, что это дважды проклятое бесчестное оружие выскочило из подставки и упало в середине комнаты.

 - Несомненно, это безумие, – сказал я. - Разве прежде кто-нибудь видел, чтобы мечи двигались сами по себе?

 - Говорю тебе, это правда. В этом клинке сидит дьявол, самый настоящий бес – подлинный, обученный всем козням сын Иблиса.

 - Даже Дулхан, что обитает в туфлях правоверных, не столь бесчинствует. И такоже, насколько меч дороже туфли, столь же и этот буйный и многооопытный дьявол сильнее Дулхана.

 - Иди и сам посмотри!

 - Мы отправились в его жилище, и верно, там,  прямо в центре пенджабского ковра лежал блестящий клинок. Щит из шкуры носорога, за которым он висел, валялся на диване, а ножны лежали на полу на некотором расстоянии от него.

 - Ахмед опасливо поднял меч, чтобы дьявол, которого он мнил там, не обжёг ему пальцы. Он вручил меч мне, и я тщательно его исследовал, но не увидел в нём ничего необычного. Я сказал , что, должно быть, ему это приснилось.

 - Но как меч попал сюда? Нет, это был дьявол, который заставил его спрыгнуть со стены.

 - Ничего из того, что я мог сказать по сему поводу, не поколебало бы его веру. Однако я убедил его снова повесить клинок и посмотреть, не повторится ли это странное происшествие. Поэтому он вернул его на подставку, вместе с ножнами и щитом.

 - На следующий день, в полдень, мы сидели на диване друг напротив друга, обсуждая наши дела. В то утро мы оба занимались важными сделками, и на время забыли про меч и его странные действия.

 - Внезапно я услышал тихий звук и, подняв голову, увидел, что щит из носорожьей шкуры начал двигаться, а потом выскочил из подставки и свалился на пол. За ним последовали ножны, а затем, со вспышкой и свистом, точно воплощение мести, вниз обрушился меч, и, вонзившись в пол, сверкал в солнечном свете, льющемся через открытое окно, пока мы потрясённо таращились на него.

 - Теперь ты доволен, Пир Мохаммед? – спросил Ахмед.

 - И вправду , – ответил я, - это оружие странно себя ведёт.

 - Я выброшу этот клинок в самый глубокий омут реки Нербадда. – заявил мой друг.

 - Нет, отдай его мне. Это слишком прекрасный меч, чтобы его выбрасывать, и я заверяю тебя, что сумею совладать с целой дюжиной дьяволов, подобных тому, который по твоим словам овладел им.

 - Тогда забирай его. Но если подарок тебе не понравится, поступи с ним, так, как поступил бы я. И помни, что ты видел, как злой дух оживил его, дабы, если зло приключится с тобой, ты не мог сказать, что тебя не предупреждали раньше. Разумеется, ничего хорошего не может произойти от общения со злокозненным сыном Иблиса, которому взбрело в голову оживить этот проклятый кафирский клинок.

 - Я забрал меч в свою комнату и повесил его на стойке с прочим моим оружием. На протяжении двух недель это странное происшествие не повторялось, и я начал думать, что злой дух, или что бы там ни было, убрался прочь и больше не потревожит клинок. Но Ахмед не был так уверен в успехе, и, казалось, был одержим навязчивой идеей, что неприятности всё же произойдут. Его чело омрачало уныние, и, хотя он неоднократно предпринимал попытки освободиться от своих дурных предчувствий, ему никогда не удавалось полностью от них избавиться. Несколько раз он умолял меня выбросить меч, но я проявлял упорство, и лишь высмеивал его зловещие предчувствия, уверяя, что они были всего лишь туманными порождениями разума. Дьявол, даже если таковой и существовал, был индусским и не должен страшить истинно правоверного.

 - Однажды, ранним вечером, мы сидели в моей комнате. Эта дата, пятнадцатое сафара[2], навсегда выжжена в моей памяти. Ахмед, как ни странно, на этот раз сумел избавиться от своих дурных предчувствий. Он очень хорошо поторговал в тот день и неплохо набил себе карман.

 - Внезапно, в совместном порыве, мы взглянули на меч. Он мелко дрожал, и свет ламп прыгал и танцевал на его отполированной поверхности. Через мгновение, сбросив прочее оружие на пол, он скакнул с подставки остриём вперёд. Со свистом он метнулся к Ахмеду. У него не было времени увернуться. Клинок целиком вошёл в его грудь, и он вскинул руки с диким криком. Я увидел его лицо, когда, падая, он повернулся; это была застывшая маска смятения, ужаса и изумления.

 - Оставив его там, с мечом в теле, шесть дюймов лезвия которого торчали из спины, свидетельствуя о силе, с которой он был вонзён, я выскочил на улицу. Половину ночи я бродил, едва понимая, куда иду, и пребывая в полуобморочном состоянии. Было уже далеко за полночь, когда я вернулся, набравшись достаточно мужества, чтобы снова войти туда и узреть лицо того, что было моим другом.

 - Я лёг и провалился в сон от полного умственного и физического истощения. Когда я проснулся, то обнаружил себя в городской тюрьме; когда соседи вошли и обнаружили Ахмеда мёртвым, а я лежу в беспамятстве, то они сочли необходимым препроводить меня в тюрьму за убийство. Я предстал перед судом и рассказал свою историю. Некоторые поверили мне, другие сочли меня выдумщиком или безумцем. Но, поскольку моя близкая дружба с Ахмедом была общеизвестна, немногие подозревали меня в его убийстве, и вскоре я был оправдан.

 - Я немедленно продал всё своё имущество и, забрав с собой только деньги и меч, приехал в Дели и поступил на службу к ферингам. Моё упорство сохранилось даже перед лицом участи, выпавшей моему другу, и я не хотел расставаться с этим клинком. Или я уже и не мог? Возможно, на нём было какое-то фатальное заклятие. Кто знает?

 - В моём полку был один молодой мусульманин из Лахора, с которым мы стали большими друзьями. Однажды я рассказал ему историю меча. Некоторое время он пребывал в глубокой задумчивости, прежде чем заговорил.